4
Уже в течение часа референт-адъютант соединял шефа госбезопасности только с тем узким кругом людей, которые были указаны в списке, составленном самим генералом.
Он еще не знал, что очень скоро эти люди станут костяком нового высшего руководства страны – некоего "Госкомитета по чрезвычайному положению", но по взволнованности голосов и по самому подбору посетителей давно определил: эти люди задумали что-то очень серьезное. Нечто такое, о чем ему не только не положено было знать, но и категорически не полагалось догадываться.
Правда, появилось в этом "списке избранных и допущенных" и несколько, на первый взгляд, совершенно "необъяснимых" людей. Как, например, шеф кагэбэ по Казахстану, называя которого, Корягин проворчал: "Да, и обязательно дозвонитесь мне до главного казахского кагэбиста Воротова. Понять не могу, почему я до сих пор не убрал его!"
Если бы речь шла об Украине, референт-адъютант еще воспринял бы это как должное, но обращаться сейчас, в такое время, в алма-атинский филиал конторы!.. Однако еще больше удивился полковник, когда уже буквально через десять минут Корягин с холодной вежливостью поинтересовался у него:
– Так что там с Алма-Атой?
И только тогда референт-адъютант Нефедов понял свою ошибку. Он до сих пор даже не пытался выйти на связь с Воротовым. Не потому, что забыл. Просто сюда, в приемную, звонки шли чередой. Правда, почти всех их полковник "глушил", но все равно это отбирало уйму времени. Вот только шефу этого не объяснишь.
– Пока не удалось, – попытался он нагло соврать, однако Корягин уже понял, что полковник еще попросту не вычислил казаха-кагэбиста по "табели о важности персон", а потому с еще более суровым спокойствием произнес:
– Я просил бы вас, полковник Нефедов, срочно вызвать на связь начальника республиканского Управления госбезопасности по Казахстану генерал-майора Воротова.
Нефедов прекрасно знал: если уж шеф доходит до полного титулования кого-либо из подчиненных – хуже приметы не бывает. Вот и сейчас в устах Корягина это прозвучало как первый признак того, что казахский обладатель титулов и званий очень скоро может всех их лишиться и вообще оказаться не у дел.
На сей раз полковник попытался с ходу выйти на связь с Воротовым, но, после нескольких попыток, связаться ему удалось только с одним из его подчиненных, да еще – с порученцем. Причем оба заявили, что Воротов сейчас "у первого лица державы", – они отвечали именно так: не республики, а державы, что очень удивило Нефедова, и оба туманно объясняли своему коллеге из столицы: "Вы же понимаете, какие события у нас здесь происходят!".
Когда полковник услышал это объяснение от первого собеседника, то не сразу понял, о чем это он; подумал, что имеется в виду что-то происходящее в связи с переворотом; когда же об этом обмолвился порученец Воротова, почему-то вдруг постеснялся уточнить, что именно тот имеет в виду. Во-первых, не хотелось бы выглядеть человеком несведущим, во-вторых, он понимал, что по обычному телефону разъяснять "сложные ситуации" в кагэбэ не принято. Другое дело – по спецсвязи. Однако от секретного аппарата Воротов, судя по всему, был сейчас далековато.
Все прояснил начальник отдела по связям с общественностью, у которого в конторе было именно то прозвище, которого он заслуживал – "Проныра". Войдя в кабинет референт-адъютанта и увидев, что тот мается в одиночестве, тут же спросил:
– Так что там слышно из Казахстана?
– А что должно быть слышно… из Казахстана? Что там вообще происходит?
Проныра на несколько мгновений застыл с открытым ртом, но, сообразив, что Нефедов действительно не понимает, о чем идет речь, объяснил:
– Так ведь сейчас там находится Президент России Борис Елагин. Так сказать, с официальным визитом в "дружественной стране"… – мать их. Дожились!
– Вот оно в чем дело!.. – понял свою оплошность полковник. – Совершенно упустил это из виду.
– Не ты один, – успокоил его Проныра. – Все мы… упустили его из виду. Именно поэтому он сейчас в Алма-Ате, ведет переговоры с Президентом Кузгумбаевым. Укрепляет, видите ли, связи между суверенными государствами – Российской Федерацией и Казахстаном, делая при этом вид, что Советского Союза уже не существует, что с этой страной давно покончено.
Как только Проныра исчез за дверью, референт-адъютант вновь прошелся по телефонам замов Воротова, и первому же из тех, кого удалось выловить, передал:
– Приказ Самого: немедленно разыщите Воротова. Пусть тотчас же свяжется с Москвой, с шефом.
На сей раз цепочка сработала. Уже минут через десять полковник услышал в трубке: "Казахстан. Воротов", и тут же доложил об этом Корягину, хотя знал, что у того все еще находятся министр внутренних дел и министр обороны.
– Ну и что там у вас? – жестко поинтересовался Корягин, как только услышал голос "казаха".
– Ситуация под контролем.
– Конкретнее.
– Без происшествий, – не понял его Воротов.
– С Елагиным что? – спросил генерал армии голосом нервного учителя, потерявшего надежду обнаружить у двоечника хоть какие-то знания. – С его возвращением в Москву?
– Исходя из вашего требования, вылет удастся задержать.
– На сколько?
– На час.
– Мало.
– Да, но…
– Я сказал: "мало"!
Однако жесткость тона председателя Госбезопасности Воротова не остепенила. Он знал реальное положение дел в республике и исходил из нее.
– Но ведь это же не наш, а российский "борт".
– Не понял.
– Это же самолет российский, причем президентский, с российскими пилотами. Им уже доложили об исправности и готовности к полету, и сейчас борт пребывает под усиленной охраной людей Елагина.
Только теперь шеф госбезопасности сообразил, почему Воротов так упрямо цепляется за недоступность "борта". Он, очевидно, решил, что единственная возможность задержать Президента России – это вывести из строя его самолет, или же, "запустив" ложную тревогу, заставить механиков и спецохрану еще раз пройтись по всем бортовым узлам.
– Я ведь не требую, чтобы борт не долетел, – Корягин был уверен в надежности своей спецсвязи, а потому мог говорить открытым текстом. – От вас не это требуется, Воротов.
– По-нят-но… – и голос казаха показался ему еще более озабоченным.
– Существует же, черт возьми, такое понятие, как "восточное гостеприимство"! Пусть проявят это самое свое, хваленое, восточное… Хотя бы на три часа.
– На три?!
Воротов изначально определил, что Кузгумбаев продержит Елагина на своем "восточном гостеприимстве" не менее двух часов, и когда он говорил о часе, – это было подстраховкой. Но этот неожиданный звонок председателя Госбезопасности… Казах уже подумал было что там, в Москве, наверху, что-то очень сильно изменилось, и теперь уже от него потребуют не задержки борта, а наземного устранения Елагина. А что, ситуация явно способствовала такому повороту событий. Ведь погибнуть Елагин должен был бы не в России, а в Казахстане, где покушение на него можно было приписать кому угодно, от казахских национал-исламистов, до афганских моджахедов.
– Но каким образом можно заставить Президента Казахстана три лишних часа продержать в своей столице Президента России, отлет которого жестко определен и согласован и который, в силу известных обстоятельств, буквально рвется в Москву? Под домашний арест взять его, что ли?!
Только потому, что Воротов произнес эти слова уже на удивление спокойно, как бы размышляя вслух, беседуя с самим собой, несдержанность подчиненного Старый Чекист ему простил.
– Мы ведь уже говорили с тобой о прелестях восточного гостеприимства, – неожиданно напомнил Корягин, опять заставив Воротова горько ухмыльнуться. – Словом, решай, генерал, решай; но при этом помни – на карту сейчас поставлено очень многое.