* * *
– Давай, Ансар, выпьем по маленькой за наше с тобой счастливое возвращение с этой проклятой войны! – сказал Мирза, наливая в гранёные стаканы водки ровно наполовину. – Ты ведь воевал тоже?
– Да нет, не пришлось, – с кривой усмешкой ответил ему Ансар.
– Вот как? Бронь, небось, была? – В голосе Мирзы проскользнула ирония.
– Просто Родина-мать предпочла направить в другую командировку… – Ансар, не чокаясь, отправил в рот содержимое стакана.
– Стало быть, отсиживался где-то? – Ирония плавно перелилась в сарказм.
– Что ж, можно сказать и так. Отсиживался в ссылке… как враг народа…
– Это ты – враг народа? – изумлённо сказал Мирза. – Ну и ну! – Не найдя больше, что добавить, он последовал примеру Ансара и залпом выпил свою водку.
Наступило молчание, во время которого Мирза вновь наполнил стаканы.
– Я, брат, на основании анонимного доноса по решению "тройки" был выслан в Среднюю Азию и пробыл там ровно десять лет, и уж поверь, в условиях не намного лучших, чем были у тебя на войне…
– Да-а, – медленно протянул Мирза и после очередной паузы сказал: – Не хочешь рассказать?
– Да нечего особо рассказывать. Был сначала в тюрьме, потом на вольном поселении, отношение было скотское, не хочу даже вспоминать! Лучше ты расскажи, как воевал!
– Да как все! Шли в бой, каждый раз как в последний, не раз прощался с жизнью, думал, всё, уже не выберусь, но Аллах, как видишь, уберёг! Отделался лёгкой контузией, да ещё пара осколков осталась в теле…
– С осколками поосторожней, брат, могут выстрелить в один прекрасный день, сам понимаешь!
– Понимаю, да, но, честно говоря, уже устал от всех этих госпиталей, может, как-то пронесёт!
– Скажите ему, скажите, уважаемый Ансар, – затараторила, входя в комнату с блюдом жареной картошки в руках, Галина, та самая украинка, которую Мирза так долго разыскивал и которая, оставив свою родину, поехала в незнакомый Буйнакск за этим чернобровым и черноусым дагестанским хлопцем. – Меня он не слушает, так, может, хоть вас послушает!
– Сядь, Галина! – повелительно и торжественно сказал Мирза. – Ты тоже, как и я, была на войне и тоже имеешь право выпить сейчас с нами. И у Ансара, хотя он не воевал, была своя война, как я догадываюсь, даже очень нелёгкая. Выпьем за великую нашу победу, за наш народ, за Дагестан, за Украину и за весь наш Советский Союз!
Они выпили за этот тост, и принялись за картошку, и какое-то время ели молча, а потом Галина сказала:
– Ты уже рассказал Ансару, как мы входили в Берлин?
– Нет, не успел ещё. А что тут рассказывать? Пальба, снаряды рвутся, крики, стоны, грохот…
– Да нет, я не об этом! Ты расскажи, как мы входили в Берлин, – продолжала Галина, нажимая на слово "как". – А лучше давай я расскажу. Знаете, Ансар, мы стояли под Берлином и готовились туда войти. Это была уже победа, и все это знали, и у всех было такое чувство, которое просто не передать никакими словами. Мы – победители! И мы испытывали от этого такую неимоверную радость, такую гордость за себя, за свой народ, за свою страну! И для нас очень важно было войти туда настоящими победителями. А какими должны быть советские победители? Чистыми! Вот! И мы всю ночь наводили на себя чистоту, драили свои сапоги, чтобы они блестели, отпарывали со своих гимнастёрок несвежие воротнички и заменяли их чистыми, в общем, старались вовсю! И вошли-таки в Берлин чистенькие, свеженькие, как истинные советские победители! Хотя и знали, – добавила женщина с грустью, – что в любой момент можем погибнуть… И погибли ведь там многие… с чистыми воротничками… Вот так!
Ансар ещё долго сидел у своих соседей, слушая их военные истории и скупо рассказывая свои.
За последний из тостов он категорически отказался пить, чем поверг хозяев дома в изумление, перешедшее затем в глубокую обиду. Это был тост за товарища Сталина.
Глава 5
Ансар отложил газету в сторону и привычно потянулся за трубкой, лежавшей тут же, возле кресла, на изящной работы этажерке, когда-то изготовленной по его заказу лучшим из московских краснодеревщиков.
Итак, он разоблачён. Культ личности. В Москве прошёл съезд, и Хрущёв выступил с каким-то закрытым докладом, где осуждал злодеяния вождя. Ну и дела!
Мысли Ансара запутались. С одной стороны, душившая его много лет горькая обида за все безвинные страдания, продлившиеся на долгое десятилетие, а с другой… неужели всё правда? И Сталин действительно такой? Там, в лагерях, все они были уверены, что Сталина обманывают и он не знает о тех бесчинствах, что творились за его спиной в огромном государстве, а теперь вот выходит, что не только знал, но и сам превратил страну в огромный концлагерь, требуя при этом от народа всяческого себе восхваления…
Где же правда в этом государстве?!
Прочитанное в газете взволновало Ансара так, что он ощутил острую потребность обсудить это со своим старым другом. Но едва он поднялся на ноги, чтобы немедленно отправиться к Гасану, как услышал за спиной знакомый голос:
– Салам алейкум, брат!
– Ваалейкум салам! – обрадовался другу Ансар. – Я как раз думал о тебе!
– Вот я и пришёл! Тьфу, чёрт, не знаю, что и делать с этой своей ногой! – Гасан, кряхтя, опустился на стул и принялся массировать колено.
– Почему не решишься на операцию? – сказал Ансар.
– Сам не знаю! Всё думаю, а вдруг хуже будет!
– Ну, хуже, чем без наркоза в военном госпитале, здесь, наверное, не сделают. Всё-таки медицина продвинулась за эти годы!
– Ну да! И домашние ругаются, что тяну, так что всё-таки, наверное, придётся сделать, а то замучило уже это проклятое ранение!
– Давай-давай, не тяни-ка с этим… и не трусь! Войну прошёл, а какой-то операции боишься!
– Да не боюсь я! Просто, думаю, а вдруг хуже будет…
В эту минуту в комнату вошла Айша и, улыбнувшись обоим, сказала:
– Стол накрыт и ждёт вас!
– Нет-нет, сестра, кушать я не буду, только что из-за стола, а вот чаю твоего выпью! Сколько лет прошу тебя рассказать, как ты его завариваешь, а ты всё скрываешь свой ибрагим-хановский секрет!
– Ладно, Гасан, уж так и быть, открою тебе его. Но смотри, никому больше не говори!
– Клянусь! – торжественно произнёс Гасан.
– Надо просто не жалеть насыпать побольше заварки и… добавить щепотку души!
– Ах, так вот в чём дело! – весело протянул Гасан. – Ну, души-то можно добавить, а вот с хорошей заваркой будет потрудней!
– Принеси нам чай! – резко сказал жене Ансар, и Айша, тотчас же загасив улыбку, вышла из комнаты.
Гасан удивлённо посмотрел на друга, но ничего не сказал. Какое-то время оба сидели молча, потом Ансар спросил:
– Читал?
– Да, – коротко ответил Гасан.
– И что думаешь об этом?
Помолчав, Гасан медленно произнёс:
– Не верю!
– Не веришь, что это правда? Думаешь, Хрущёв врёт?
– Н-н-не знаю… Не знаю, что и думать. Только знаю, что не верю, и всё!
– Просто не желаешь признать правду! – вспылил Ансар. – Зачем Хрущёву врать? Он, как и все они в Политбюро, знал Сталина лучше, чем мы! И раз они говорят, что так было, значит, так и было!
– А зачем раньше не говорили, а? Зачем молчали? Если Сталин был таким, а они знали и молчали, значит, они ещё хуже!
– Да ты просто не хочешь верить! Защищаешь своего Сталина, этого… негодяя!
– Не говори так, Ансар! – сказал Гасан, побледнев.
– А что я должен делать, хвалить его, да?! Спасибо ему сказать за всё, что вытерпел в жизни по его вине? Он десять лет жизни у меня отнял, не говоря уже о моём здоровье, репутации, имуществе, наконец!
– Это не он отнял у тебя имущество… и не он отправил тебя в ссылку, а… здешние наши подлецы!
– Ты просто защищаешь его, вот и всё!
– Да, защищаю! Как защищал родину, когда шёл в бой с его именем! Мы жизнь готовы были отдать за него, потому что… потому что любили его! Это великий человек!
– Да ладно, скажешь тоже! Великий… Великий подлец он, вот кто!
– Не смей! Не смей так говорить о нём, понял?
– А вот и смею!
– Тогда… я лучше уйду!
Резко вскочив на ноги, Гасан направился к двери, едва не толкнув входившую с подносом в руках Айшу.
– Куда же ты? – воскликнула женщина.
– Прости, сестра, я… дела… очень тороплюсь!
Айша удивлённо посмотрела ему вслед и перевела глаза на мужа, который сидел с потемневшим лицом, крепко сжав руками подлокотники кресла и вперив в пространство невидящий взгляд.
– Выпьешь чаю? – спросила его Айша.
– Нет, – коротко ответил Ансар, продолжая смотреть куда-то вдаль.
Не произнеся ни слова, женщина подавила вздох и вышла из комнаты, унося поднос с дымившимся на нём ароматным чаем.