- У меня руки заняты, так сказать, - Вася Петров кивнул на свои кандалы.
- А вы закройте глаза и представьте, что убираете эти крошки одну за другой, прибираетесь. Представьте себе, что перед вами кухонный стол в утреннем свете, вы сейчас будете готовить кофе, но сперва вы должны вытереть со стола. И пока вы будете это делать…
- Все! Поехали! Это бред! - заорал охранник.
- Мир придет в гармонию, пока вы будете это делать! - прокричала Саша вослед удаляющейся каталке, а Вася Петров слизнул с груди одну крошку, проглотил, вывернул шею искуснее прежнего и широко улыбнулся, выпустив откуда-то изнутри немного самого себя.
На шум из кабинета УЗИ выбежала Нина.
- Ты что себе позволяешь? Что это за вопли?
- Я хотела помочь.
- Она бросила на больного какие-то крошки! - возмущенно отчеканил охранник и медленно пошел прочь - догонять конвой.
Нина втащила Сашу в пустой кабинет УЗИ за рукав, толкнула на кушетку, сама продолжала стоять.
- Ты что, с ума сошла?
- Нет. Я вдруг получила идею.
- Какую еще идею? - Нина жестикулировала как итальянка.
- Это не моя идея.
- Что? А чья?
- Ну, это надо объяснять.
- Так объясни.
Нина опустилась в кресло. Саша задумалась.
- Объяснить не могу.
- Ты издеваешься, да? - Нина пошла красными пятнами. - Я тебе позволила здесь побыть не для того, чтобы ты нападала на больных!
- Я не нападала!
- Неважно. Утром ты расспрашивала об этом пациенте, он тебя заинтересовал, вдобавок ты слышала, как он что-то кричал про Кэс, и ты вообразила, будто у вас есть что-то общее и ты можешь что-то для него сделать… Крошками его решила угостить?
- Нет совсем! То есть…
- А что тогда? - Нина придвинулась к Саше, их лица были в паре сантиметров друг от друга.
Саша заелозила на кушетке, села глубже, прижалась спиной к прохладной стене.
- Крошки… помогают, - неуверенно произнесла она.
- Слушай, хватит чушь пороть! Говори нормально! А то я уже начинаю за тебя волноваться!
- Хорошо. Помнишь, я ходила к психотерапевту?
Нина кивнула.
- В своей книге он описал такой случай, - Саша замолчала, размышляя над тем, как не выставить себя идиоткой.
- Какой такой? - Нина сложила руки на груди.
- Ну… Ты только успокойся.
- Я спокойна! - громким шепотом сказала Нина и притворно улыбнулась.
- Ладно. В общем, однажды он проснулся и пошел на кухню варить кофе, - по Нининому лицу Саша видела, что рассказ ее не будет иметь головокружительного успеха. - Он уже собирался варить кофе, но заметил на столе хлебные крошки и почувствовал сильную ирритацию.
- Раздражение.
- Да.
- И что?
- И тогда он стал… Ах да, очевидно, эти крошки он заметил, потому что было утро, и солнце светило в окно. Но это не так важно.
- А что важно? - Нина трясла ногой и смотрела на Сашу в упор.
- Он подумал, что кто-то из членов семьи за собой с вечера не убрал. Он чувствовал раздражение. Инкомфорт.
- Дискомфорт. И что?
На экране аппарата УЗИ вдруг возникло изображение плода. Нина вздрогнула, нажала на кнопку, экран погас.
- Он стал вытирать со стола. И пока он вытирал со стола, - Саша предчувствовала провальный финал и тянула время, - пока он вытирал со стола… Мир пришел в гармонию.
Саша замолчала. Выдохнула. Кивнула, словно подписалась под сказанным.
Нина всплеснула руками, снова превратилась в итальянку.
- И это все? Ты издеваешься?
Саша еще раз выдохнула. Помотала головой:
- Нет, - указательный палец правой руки изобразил метроном. - Нет. Нет.
Зазвонисто возопил телефон. Нина сняла трубку.
- Да, мам.
- Опять отложили операцию.
- Опять пропало?
- Да. И у него новый бзик.
- Какой?
- Говорит, операция теперь не нужна. Мир пришел в гармонию.
Часть III
Последняя треть темноты
Литург в белой альбе стоял спиной к залу, лицом к алтарю, и прихожане пели:
Путь в Божье Царство нам любовью освети:
Кроме Тебя, Христе, нет иного нам пути.
Сердце надеждою нам укрепи, Христе,
Дай посох веры в путь, Распятый на кресте.Манна небесная, с неба сшедший Хлеб Живой,
Кровью Своей Святой прегрешения омой.
Пусть в сердце льется вновь Дух Твой рекою:
Сладостно пребывать вечно с Тобою!
Литург повернулся лицом к залу. Люди встали. Осенив зал крестом, литург сказал: "Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь". И люди ответили: "Аминь". Раскинув руки, литург на одной ноте пропел: "Господь да прибудет с вами". И прихожане ответили: "И со духом твоим".
- Возлюбленные братья и сестры, мы собрались здесь для того, чтобы прославить святое имя Божье, возблагодарить Бога за все милости, милосердие и благодеяния его, которые он щедро являет нам каждый день и каждый час нашей жизни. В начале нашего богослужения мы приготовимся к причастию, к которому Господь призывает только тех, кто очистил сердце свое от греха. Поэтому сейчас каждый из нас припомнит свои грехи и прегрешения, совершенные за всю жизнь и за последнее время, и принесет Господу достойный плод покаяния, помолившись покаянною молитвой.
Литург снова повернулся к алтарю и встал на колени:
- Всемогущий, вечный Бог! Я бедный грешный человек, рожденный от греховного рода, который с отцами своими многообразно согрешал перед Тобою, не возлюбив Тебя больше всего и ближнего своего как самого себя. Своими мыслями, словами и делами я преступал Твою святую волю, за что вполне заслужил Твой справедливый гнев и наказание. Но у Тебя есть милость и прощение для тех, кто хочет прийти к покаянию, сердечной вере и надежде на бесконечное милосердие и защиту Иисуса Христа. На эту благодать я уповаю и в надежде молю Тебя: будь ко мне благ и милостив и по обетованию Твоему даруй мне прощение всех грехов во имя Иисуса Христа, возлюбленного Сына Твоего, Господа нашего. Аминь.
И люди запели: "Господи, помилуй! Христос, помилуй! Господи, помилуй!"
Литург встал с колен, обернулся к залу:
- Если ваше покаяние было полным и искренним, твердо ответьте "да".
И пока прихожане громко произносили "да", Саша медлила, раздумывала, взвешивала "да" и "нет", не понимала, зачем пришла в лютеранский собор, она ведь просто хотела побродить по Васильевскому острову.
- На основании вашего обетования, я как призванный и посвященный служитель Церкви возвещаю вам отпущение грехов во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
Литург вновь осенил зал крестным знамением и повернулся к алтарю:
- Да будет имя Господне благословенно ныне и вовек.
И хор запел:
Блажен, кому отпущены беззакония,
и чьи грехи покрыты!
Блажен человек, которому Господь не вменит греха,
и в чьем духе нет лукавства!
Когда я молчал, обветшали кости мои
от вседневного стенания моего,
ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя;
свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху.
Но я открыл тебе грех мой
и не скрыл беззакония моего;
я сказал: "исповедаю Господу преступления мои",
и Ты снял с меня вину греха моего.
На какое-то время Саша будто впала в беспамятство. Прихожане то вставали, то садились, то снова вставали, то пели, то умолкали.
Саша услышала, как после коллекты литруг прочел фрагмент из "Послания к Римлянам":
Если же наша неправда открывает правду Божию, то что скажем? не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев? (говорю по человеческому рассуждению).
Никак. Ибо иначе как Богу судить мир?
Ибо, если верность Божия возвышается моею неверностью к славе Божией, за что еще меня же судить, как грешника?
И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим?
Праведен суд на таковых.
Итак, что же? имеем ли мы преимущество?
Нисколько.
Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Эллины, все под грехом, как написано: нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.
Гортань их - открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их.
Уста их полны злословия и горечи.
Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их; они не знают пути мира.
Нет страха Божия перед глазами их.
Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех.
Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки.
Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем.