* * *
Вася вспомнил о том, как по утрам ходил в школу. В учительской его всегда облизывали, холили, чаем с ватрушками поили - в школе мало учителей мужского пола, а Вася был к тому же еще симпатичный, юморил с тетками, баек особо не рассказывал и разбитным темпераментом не отличался, зато брал загадочностью - шутку в диалог ввернет, помолчит, подмигнет кому-нибудь, грустно улыбнется, суровым голосом выскажет веское свое суждение - уйдет. Женщинам нравилось.
Детей Вася не то чтобы как-то уж очень сильно любил, но считал своим долгом их воспитывать. И дети его, как правило, шибко уважали. Правда, для воспитания Вася выбирал самых трудных подростков из бедных неблагополучных семей - в престижной гимназии таких детей найти нелегко, но Васе удавалось - и тогда скандалов, неприятностей, вызовов на ковер к директору, словом, приключений было не миновать. Длинная отштукатуренная и свежевыкрашенная директриса привыкла к Васиной придури, точнее сердобольности - коллектив считал его героем, а многие дети - настоящим гуру - так что увольнение учителю литературы не грозило. А вот разборки с родителями не всегда заканчивались перемирием.
Однажды Виталик Макаров из восьмого "Б" прямо в столовой на перемене потерял сознание. Его одноклассник Коля без охоты, но не сопротивляясь, рассказал в медкабинете о том, что Виталик уже несколько дней ничего не ел:
- И вчера не ел, и позавчера не ел. Он приходит в столовую, чтобы ребята не думали… ну, что он не ест. Но он просто сидит и болтает с нами, если спрашивают - говорит, что не голоден, делает вид, что так увлечен болтовней или каким-нибудь конспектом, или учебником, что поесть забывает. А на самом деле, у него просто нет денег.
- И часто это повторялось? Давно он не ел? - спрашивала толстая добрая медсестра Вера Павловна, усадив Колю перед собой за стол, пока ее помощник откачивал Виталика на кушетке за ширмой.
- Ну, неделю, может… Но что-то он все-таки ел, наверное, просто мало.
- Господи боже мой! Иди в столовую, попроси дать котлеты с макаронами или супу, что там сегодня дают?
- Котлеты с пюре и суп…
- Неси все. Скажи, что я сказала выдать - в медкабинет. И поднос. И компот!
Из-за Виталика Коля опоздал на урок литературы, и когда Василий Михайлович узнал о том, что его ученик "обедает в медкабинете", скандал разразился страшный. Учительская находилась прямо напротив класса Васи Петрова, в нескольких шагах, поэтому, не дожидаясь следующей перемены, не стесняясь пробегающих мимо ребятишек и учителей, он просто открыл дверь настежь и громко сказал: "У меня в восьмом "Б" дети голодают!" Затем сразу захлопнул дверь и начал урок.
Идиотские поступки Васи Петрова часто имели оглушительный успех. Что бы ни происходило, учитель словно видел события через увеличительное стекло и вел непрерывную борьбу с гипертрофированными трагедиями и несправедливостями окружающего мира. А как еще победить гигантские страсти, если не с помощью неожиданной атаки? Как-то раз во время родительского собрания Вася настолько разгорячился, что встал на стул и принялся разбрасывать вокруг себя тетради, бумаги и разные канцелярские принадлежности, включая тяжелые металлические степлеры, один из которых угодил в вазу с цветами и разбил ее. Родители негодовали, бегали к директору, писали жалобы, но дети так рыдали, узнав о возможном увольнении учителя (один мальчик даже грозился выброситься из окна), что Васю Петрова пришлось оставить в покое.
Иногда трагедии переживались молча. Вася впадал в пушкинское трагичеcкое недоумение и подолгу не приходил в себя, мысленно возмущался, испытывал невыносимое желание сорваться с места и на кого-нибудь наорать, но вдруг начинал беспокоится, стыдиться чего-то, краснеть. Однажды виновником тихого приступа ярости оказался, сам того не подозревая, Орхан Памук. Он приехал в Петербург на презентацию новой книги, вдобавок Университет присвоил ему звание почетного профессора, так что Памук имел полное право гулять по улицам северной столицы. А Вася Петров имел полное право заметить его из окна класса и обрадоваться. Вася много раз видел его на фотографиях, поэтому сразу узнал, и сердце его забилось чуточку быстрее. Не то чтобы учителю очень нравились книги Памука. Памук не был любимым писателем Васи Петрова. Вася относился к его романам с прохладцей, но уважал талант, к тому же, чрезвычайно дорожил мировой культурой во всех ее проявлениях, особенно - современной литературой. И когда мировая культура зашагала по улице Маяковского, сердце Васи Петрова преисполнилось ликования. Он бы открыл окно и что-нибудь прокричал, но не решился. Да и что он мог прокричать? "Я не очень люблю ваши книги, но ужасно рад вас видеть!"? Словом, Вася Петров не открыл окно и не совершил странного поступка, на какие всегда был горазд, но, добравшись до учительской и раскрасневшись, как девица из экранизации "Морозко", выпалил: "Там по улице в полном одиночестве ходит Орхан Памук!" Тетки замолчали, оборвав свой женский треп на полуслове. "Ага, - подумал Вася, - во как впечатлились!" Одна из них, крашеная толстенькая блондинка, собиравшаяся уходить, так и застыла с вешалкой в руках, сняв только одно плечико стильного синего пиджака. "Какой эффект! - подумал Вася. - Я их просто шокировал". А потом та, что сидела на стуле поближе к двери, тоже крашеная блондинка не первой свежести, но одетая под девочку, худенькая, с длинными волосами и большими глупыми глазами, равнодушно спросила: "Кто это?" И тогда та, другая, с вешалкой, ожила, стала раздраженно напяливать тесный пиджак, торопиться к выходу. Вася молчал. Другие тетки не задавали вопросов, только глаза у них бегали - пустые-пустые, бесстрастные. Вася Петров не ответил, он рассмеялся, но не презрительно, а так, будто принял вопрос второй блондинки за розыгрыш. Постепенно все бабы по очереди начали смеяться. Хохотом полнилась потная комната. Становилось душно. Вася вырвался в коридор, оставив слабеющий гомон за спиной. На секунду он как будто развеселился, похвалил себя за балаган, и тут же проснулись внутри тоска и злость. И почти затошнило от гнева. Тупое равнодушное быдло.
Вася Петров озверел, но не сказал ни слова.
После объявления о том, что дети голодают, учителя занервничали, классная руководительница стала звонить домой Виталику Макарову, там никто не брал трубку. Сам Виталик после еды быстро оклемался и не хотел ничего обсуждать. Неловко одергивая серый пиджак, из-под которого торчала мятая белая рубашка в крупную желтую клетку - желтые вставки на белом фоне напоминали пятна от куриного бульона - Виталик мямлил что-то про свой желудок или печень, мол, доктор ему прописал лечебное голодание, вот он и голодает, а деньги у него на самом деле есть, просто зря тратить их нет смысла.
- Неужели доктор сказал, что и чаю выпить нельзя? - без иронии, но твердо решив вытянуть из мальчика правду, спрашивал Вася Петров.
Виталик крутил почти лысой головой - видимо, его парикмахер в прошлом подстригал кусты во французских парках - и пожимал плечами, отчего собравшийся гармошкой желто-белый воротник оседал еще больше, напоминая широкую лапшу, раскатанную специально для казахского лагмана и почему-то обернутую вокруг шеи.
Вася Петров не выдержал и пообещал Виталику отправиться прямиком к нему домой, если не услышит правды. В ответ мальчик топнул ногой, лицо его вдруг сморщилось, как старое яблоко, он покраснел, и когда учитель попытался взять его за руку, отдернул руку, весь затрясся и, хныча, стал выкрикивать, словно выплевывать откуда-то из глубины, со дна горла, короткие, сухие, резкие "А" с паузами.
"А" - после первого звука Вася Петров поднялся со стула и сделал шаг к ребенку, но Виталик отскочил, будто испуганная птица, согнулся пополам и опять гаркнул.
"А" - после второго звука Вася Петров решил, что у мальчика болит живот или есть проблемы с физическим контактом.
- Я тебя не обижу, я просто с тобой разговариваю… - робко произнес Вася, но это уже не помогло.
Виталик упал на пол, стал бить ногами и руками о грязный паркет, ежесекундно истерически выкрикивая - "А"-"А"-"А"-"А" - все громче и громче, пока из учительской не примчались преподаватели, не вызвали Веру Павловну, и та не дала ребенку четверть таблетки феназепама, которую извлекла из собственной сумки, а, конечно, не из школьной аптечки.
В тот день Вася Петров вместе с классной руководительницей Виталика Макарова, Еленой Ивановной, провожал мальчика домой. Сонный и спокойный ребенок уже не противился, не кричал, а молча плакал, шагая рядом с преподавателями по улице Маяковского. Начиналась осень. Листья шуршали, дождь еще не успел поставить их на очередь к червям. Некоторые под солнцем даже раскраснелись, оправдывая надежды прохожих, которые то и дело задирали головы и проверяли: как там насчет багряного убора - уже багряный?
Задыхаясь и чувствуя, что пульс учащается и температура растет, Вася Петров вспоминал, каким свежим казался тогда на улице воздух, несмотря на машины. Улица проветривалась, словно тысячи окон домов на самом деле были не окнами домов, а окнами улицы - и через эти окна люди выпускали в мир свое дыхание и воздух. Чужое дыхание подхватывало птиц, улетавших в южные страны прямо с крыши гимназии. В теплых потоках воздуха птицы быстрее добирались до места. И Вася Петров не замерзал, хотя на новое пальто денег еще не скопил и ходил в шерстяном пиджаке и в шарфе, воображал себя парижанином, Хемингуэем, который не тратил денег ни на что, кроме обедов. В "Липпе", например. Только ведь и на обед в "Липпе" у Васи бы денег не хватило.
- Вы знакомы с родителями? Они приходили на родительские собрания? - спросил Вася у Елены Ивановны.
- Когда-то приходили, - буркнула классная руководительница и отвела глаза.