- Инфраструктура его железной дороги сильно разрослась с тех пор, как ты был здесь в последний раз, Дэнни, - сказала она мне. - Теперь тут целый городок, горы стали круче, и на них "растет" много тех зеленых пенопластовых деревьев. Прямо как город под названием Совершенство, в котором все мечтали бы жить. Теперь тут есть и церковь, и супермаркеты, и товарные вагоны, есть даже маленькие бомжики, живущие в вагонах. А еще есть…
Наступила пауза.
- Что, мам?
Долгая тишина.
- Еще… о Дэнни.
Ей было нелегко.
Я спросил:
- Мама, ну что же?
- Дэнни, на вершине холма, словно паря над городом, стоит маленький белый домик, на отшибе от всего остального пейзажа. И вот среди прочих вопросов я спросила у него: "О, а что это там за дом?" - и он, даже не дрогнув, ответил: "Там живет Джед".
Мы оба замолчали. Мама вздохнула.
- А что, если я завтра приеду в Пало-Альто? - спросил я. - Тут у меня нет ничего срочного. Видит Бог, мне причитается достаточно свободного времени.
Снова тишина.
- Ты правда смог бы, милый?
Я сказал:
- Да.
- Думаю, это замечательно.
Мне было слышно, как гудит холодильник в Калифорнии.
- Сейчас на рынке так много консультантов, - сказала мама. - Все говорят, что если тебя сократили, ты можешь стать консультантом, но твоему отцу 53, Дэн. Он уже не молод и никогда не был борцом по натуре. То есть он же работал в "Ай-Би-Эм". Мы действительно понятия не имеем, что будет дальше.
Я позвонил турагенту в Бельвью и заказал билет до Сан-Хосе по карточке "Виза". Я не стал проверять электронную почту и попытался сосредоточиться на вчерашнем стресс-тесте, но мой мозг тормозил. Вчера обнаружилось два сбоя в коде; отчет уже так близко, а у нас все еще сбои!
Я попробовал побродить по коридорам, чтобы отвлечься, однако мир как-то изменился. Майкл укатил в Купертино (с моим чемоданом); Эйба в офисе не было: отпросился на день и ушел в плавание в Пьюджит-Саунд с какими-то богатенькими дружками; Баг с самого завтрака впал в безумное настроение и повесил на своей двери записку "Проваливай!"; Сьюзан готовилась к своей Инвестиционной Вечеринке. А еще одного человека, которого я хотел бы увидеть - Карлы, - тоже не было на месте.
Я свесился через перила в центральный атриум, глядя на выставленные на витринах картины и на конченых кретинов, растянувшихся внизу на диванах; в этот момент мимо проходил Шо. Пришлось изобразить энергичность, уверенность и оптимизм по поводу предотчетной запарки.
Шо сказал, что Карла ушла с Кентом по каким-то маркетинговым делам; сразу захотелось убить Кента, что было крайне неразумно и очень на меня не похоже.
Утро дегенерировало в "Тысячедолларовый День". Так я называю те дни, когда даже если ты скажешь всем своим знакомым: "Я дам вам хрустящую тысячедолларовую банкноту, если только вы мне позвоните и вытащите меня из депресняка", все равно никто не позвонит.
Я получил всего восемнадцать сообщений по электронной почте, большинство - обычный хлам. И "Вин Квоут" колебался лишь на центы. Никто не разбогател, никто не обеднел.
Где-то в 3.00 полил дождь, и я вышел погулять по Городку, чувствуя себя совершенно несчастным. Я разглядывал все автомобили, припаркованные на стоянке, и устал даже от мысли о том, сколько энергии ушло у этих людей на то, чтобы найти ту самую машину. И еще я заметил во всех автомобилях Городка нечто сумрачное: ни на одном из них нет никаких наклеек на бамперах, как будто все они подвергаются цензуре. Наверное, это свидетельствует о страхе чего-то.
Ох уж эти маленькие страхи! Страх произвести недостаточно; страх не найти маленький с красными буковками акционерный конвертик в своем отделении для бумаг; страх потерять ощущение, что ты вообще еще что-то производишь; страх по поводу медленного сокращения льгот внутри компании; страх того, что годы роста никто не вернет; страх того, что на самом деле всем процессом руководит чья-то цель; страх увольнения… О Боже, вы только меня послушайте. Какой пессимист! Я думаю, было бы намного легче разливать "эспрессо" в Линвуде, оставив позади себя герметичную, как в фильме "Биосфера-2", атмосферу "Майкрософта".
Это заставило меня задуматься. Я огляделся и заметил, что если взять все живое в Городке "Майкрософта", разделить на категории и подсчитать биомассу, то получится:
• 38% пырея жесткого "Кентукки";
• 19% человеческих существ;
• 0,003% Билла;
• 8% пихты бальзамической;
• 7% кедра восточного красного;
• 5% тсуги;
• 23% прочее: вороны, березы, насекомые, черви, микробы, рыбки в аквариумах у зануд, декоративные растения в кулуарах…
Домой вернулся рано, в 17.30, там никого. Сьюзан разложила два картонных столика, а в остальных отношениях столовая была пустой, ожидала закусок. Эйб одолжил Сьюзан свою священную звуковую систему "Ти-Эйч-Экс Долби" на вечеринку плюс два адирондакских кресла, сделанных из старой кожи. Но место это все равно выглядело немного пустынным.
Какой-то сегодня Безлюдный День…
Ближе к сумеркам все завертелось. Эйб вернулся из плавания и завел старые мелодии "Хьюман Лиг", которым подпевал из душа. Сьюзан вернулась от поставщиков провизии с пакетами, полными еды, которые я помог ей внести и расставить: лапша "Путтанеска", тайские макароны, пицца "Кальцонэ", "Читос" и корнишоны. Баг и его ожесточенные друзья-психи прибыли с широким ассортиментом пива; они были в хорошем настроении и разыгрывали дешевые сцены из "Бумажной копии" и "Текущего романа", жутко развеселившись и съев половину угощения для вечеринки Сьюзан, пока та переодевалась.
К 20.00 начали прибывать другие гости, привозя бутылки вина, и к 21.00 дом, который всего два часа назад был мрачной дырой, наполнился весельем и музыкой "Ю-ту".
Около 21.30 Сьюзан говорила со своими друзьями, рассказывая, что акции перешли в ее владение как раз вовремя:
- Я из правополушарного человека превратилась здесь за последние 18 месяцев в левополушарного и недолго смогла бы еще продолжать кодировать. В любом случае считаю, что эра инвестиций подходит к концу.
В этот момент в моей комнате зазвонил телефон. (В нашем доме девять линий. Телефонная компания "Пасифик Белл" либо нежно любит, либо отчаянно ненавидит нас.) Я извинился и пошел отвечать.
Это была мама.
Оказывается, отец только что вылетел из Пало-Альто в Сиэтл, поддавшись минутному порыву, Она вернулась с работы в библиотеке и нашла записку на двери. Я спросил, во сколько приземлится его самолет, и она ответила - в момент нашего разговора.
Так что я вышел и сел на обочине возле дома. На улице было прохладно, я накинул свою старую баскетбольную университетскую куртку. С холма спустилась Карла, поздоровалась и села рядом со мной, держа в руках упаковку двенадцати банок пива, которая казалась несоизмеримо огромной для ее маленьких рук. По моей позе она поняла, что у меня не все в порядке, но ни о чем не спрашивала. Я просто сказал:
- Мой отец только что прилетел сюда - он совершенно не в себе. Скоро должен подъехать.
Мы сидели и смотрели на вершины деревьев и слушали шелест ветра.
- Я слышал, ты весь день обсуждала какие-то маркетинговые дела с Кентом, - сказал я Карле.
- Да уж. Толку от этого было мало. Очень скучно. Он противный тип.
- Знаешь, весь день я мечтал отлупить его.
- Правда? - спросила она, искоса взглянув на меня.
- Да, правда.
- Ну, это не очень логично, не так ли?
- Конечно.
Затем Карла взяла мою руку, так мы и просидели, Выпили несколько банок пива, поздоровались с псом Мишкой, который забрел навестить нас, а потом пошел вздремнуть под батутом. А мы наблюдали за машинами, подъезжавшими к дому, ожидая ту, что привезет моего отца.
Он приехал вскоре во взятой напрокат машине, в стельку пьяный (не представляю, как ему это удалось), выглядел усталым и испуганным, с большими мешками под глазами и немного не в своем уме.
Отец припарковался, покачивая фарами, прямо напротив нас на другой стороне улицы. Мы сидели и смотрели, как он сделал глубокий вдох, откинулся на сиденье, уронив голову вперед. Затем повернулся к нам и, немного застенчиво, сказал в открытое окно:
- Привет.
- Привет, пап.
Он перевел взгляд себе на колени.
- Пап, это Карла, - сказал я, все еще сидя.
Он снова посмотрел на нас.
- Привет, Карла.
- Здравствуйте.
Мы сидели на противоположных сторонах дороги. Дом позади нас превратился в праздничный жужжащий улей. Отец не отрывал взгляда от своих ног, поэтому мы с Карлой встали и подошли к нему, и тогда только увидели, что он крепко зажимает что-то между колен, и по мере того как мы приближались, он сжимал это все сильнее. Казалось, будто он боится, что мы можем отнять у него нечто драгоценное, и когда мы приблизились, я узнал старый футбольный шлем Джеда, шлем маленького мальчика, раскрашенный в старые школьные цвета.
- Дэнни, - сказал он, глядя не мне в глаза, а на шлем, который он полировал своими постаревшими руками, - я до сих пор скучаю по Джеди. Я не могу избавиться от мыслей о нем.
- Я тоже скучаю по Джеду, пап, - ответил я. - Я думаю о нем каждый день.
Он прижал шлем к груди.
- Ладно, пап, давай выбираться из машины. Пойдем в дом. Там мы сможем поговорить,
- Я не в силах притворяться, что больше о нем не думаю. Это убивает меня.
- Я чувствую то же самое, папа. Знаешь, у меня такое ощущение, что он все еще жив и всегда идет на три шага передо мной, прямо как царь.