Николаша попробовал почитать, но строчки прыгали перед глазами, будто бесенята, и он решительно ничего не мог понять - даже сердце застучало; это напомнило ему о его состоянии, и он бросил чтение. Стал смотреть в окно. Невидимая талая морось, загостившаяся, надоевшая, снова висела за окном, размывая очертания предметов, только была особенно как–то сыра и плотна. Скрадывала цвета, растворяла их в единственном серо–голубом. Противоположная сторона двора, деревья, ограда, стоящий за ней дом казались нематериальными, призрачными. Под окном, внизу - выехал со двора автомобиль, по двору прошла девушка, в весеннем пальтишке, шарфике, серой сумочкой на плече; Николаша проводил ее глазами: - "Красивая…" - девушка скрылась в дальней от окна арке. Больше во дворе ничего интересного не было. Николаша отвернулся, и снова взглянул на телефон. И прямо под его взглядом тот зазвонил.
- Николаша? - услышал он в трубке, - Николай Николаевич говорит, узнали?
- Эээ…
- Нет, вот "эээ" не нужно, вы говорите, узнали или нет - важно, чтобы вы доверяли сейчас.
- Узнал.
- Хорошо. Итак, до вашего врача я дозвонился, с трудом, правда. Уговорил его принять теперь же - который час?.. мгм, хорошо, успеваем - случай, говорю, не терпит отлагательств, такая деликатная проблема… Ну я вам объясню, как вам себя вести. Нам нужно встретиться - где бы?
- У метро можно…
- У метро… нет, я думаю вот что: у метро не нужно… ни к чему. Лиш… в общем лучше мы встретимся на противоположной стороне, сразу за киосками - я ваш район немножко знаю: врач ваш в каком–то тупике, там, дальше принимает?
- Да…
- Так это получается где–то возле тюрьмы?
- Тюрьмы? Какой тюрьмы? - поразился Николаша. - Это вы шутите, что ли?
- Это вы, наверно, шутите - там тюрьма рядом, в двух шагах. Вы что же: там живете и ничего не знаете?
- Нет… - ответил Николаша растерянно.
- Ну хорошо - так или иначе, а мы с вами время теряем. Я буду через полчаса, я в дороге.
И точно: голос в трубке отдавался железкой какой–то и шум слышался. "У него же дома телефона–то нет!" - вспомнил Николаша.
- Где, повторите, мы должны встретиться?
Николаша, как прилежный ученик, повторил.
- Хорошо. Через сорок минут, не опаздывайте.
А сам опоздал - минут на пятнадцать.
- Простите… великодушно… - охал Николай Николаевич, почти бегом таща изождавшегося Николашу по улице, поминутно толкая прохожих и извиняясь. - Опоздал… Как же это… там, в метро… в общем неважно. Молодость… - не очень вразумительно бормотал он что–то.
- А мы… успеем? - тоже несколько задыхаясь, спросил влекомый за руку, как школьник, Николаша.
- Да. Да. Успеем. Всенепременно успеем, - уверял его спутник, - у меня запас времени… все рассчитано… было… договорился…
Они, точно, успели - но совсем бегом. Никаких объяснений - если Николай Николаевич собирался что–то объяснять - так и не последовало. Придется импровизировать.
Дежурный в черной форме уютно сидел за своим барьерчиком и раскладывал бутерброды на приспособленной к нему собственноручно незаметной полочке. Он любовно выложил последний и вздохнул, вознамерившись откусить порядочный первый кусок, как в дверь ворвалась буря в составе двух неустановленных лиц: одного постарше и другого - помоложе. Дежурный с сожалением положил бутерброд обратно на полочку и начал было воздвигаться из–за своего барьерчика; тогда тот, кто постарше, сделал умоляющее лицо, прошептал, закатив глаза ко второму этажу: - "к невропатологу", - одними губами, и, оглянувшись на молодого, который стоял с вытаращенными глазами, явно ничего не понимая, показал согнутым указательным пальцем себе на лоб. Дежурный, стал так же постепенно оседать: связываться с пациентами невропатологов означало отложить на неопределенное время, а там - как знать? и полностью отказаться от бутербродов с… - простите, отсюда плохо видно… - кажется, колбасой. Неустановленные лица помчались к гардеробу.
Бурей ворвавшись в здание, они сразу наткнулись на дежурного в черной полувоенной форме, поднимающегося при виде них из–за своего барьерчика: но Николай Николаевич только сделал умоляющее лицо, что–то тихо, непонятно сказал, и их пропустили. Они помчались к гардеробу. В гардеробе стояло человека три в очереди, но всесильный Николай Николаевич повторил свои заклинания, и гардеробщица (противная, вообще, тетка - Николаша уже имел с нею стычки), чуть испуганно - но стараясь скрыть это - поглядывая, приняла у них пальто без очереди. Николаша, вспомнив, что гардероб ни за что, как обычно, не отвечает, еле успел выхватить бумажник и расческу. А шапки и шарфы так и не взяла - стерва.
На втором этаже у кабинета было тихо, сидело человека три в очереди. Николай Николаевич мирным вежливым тоном что–то спросил у ожидающих; что именно - Николаша по понятным причинам не пытался разобрать. Его спутник положил руку ему на плечо успокаивающим жестом. Присели.
Минут через пять дверь отворилась, вышел какой–то старикашечка. Ближний к двери ожидающий уж поднялся было, чтобы войти, но из–за полуоткрытой двери что–то проговорили, и Николай Николаевич потянул: "Вас, вас вызывают, идемте…" Поднявшийся, досадливо кашлянув, опустился обратно.
В кабинете все было… ну, как обычно бывает - глазу не за что зацепиться, отказывается глаз видеть то, что видано бессчетное число раз - раз за разом, раз за разом… Врач, постарше Николаши, но еще молодой, крепенький, спокойный, внимательный, похожий на самого Николашу - сидит за столом. У стола - еще два стула, на одном - нагружены стопкой какие–то папки, карточки, второй - свободный. В стороне кушетка, возле - ширма, стоящая так, что ее невозможно было бы раздвинуть - ее, верно, и не раздвигали никогда. Врач, подняв от стола голову, вопросительно переводил взгляд с одного на другого странного своего посетителя.
Николай Николаевич стал проникновенно и - по интонациям было слышно - очень убедительно что–то объяснять врачу. Тот принялся задавать какие–то вопросы - Николай Николаевич начал отвечать, но теперь голос его сделался глубже и достиг такой силы проникновенности, что Николашу стало даже как бы… немного… клонить в сон… Встряхнувшись, он заметил, что врач, вначале весь подобравшийся, слушая проникновенный, без остановки звучащий голос, также понемногу расслабился, будто оплыл на своем стуле, откинулся на спинку, выпрямившись и не сводя глаз с Николая Николаевича; Николаше даже показалось, что он стал как–то чуть заметно раскачиваться из стороны в сторону. Все это заняло не более пяти минут, в продолжении которых они так и стояли посреди кабинета. Затем удивительный Николай Николаевич потянул Николашу к столу, врач поспешно убрал свои бумаги со второго стула, переложил на кушетку… Хм. Начались расспросы.
Врач спрашивал, хотя казалось, что мыслями он - где–то далеко; Николай Николаевич "переводил". Николаша отвечал - на вопросы, обыкновенные в таких случаях: когда почувствовал, да как, да не пил ли накануне, да как спал, и что видел во сне, какие ощущения испытывал до, во время и после, не видел ли каких–нибудь людей, или животных… Когда он отвечал, было видно, как врач, кивая "переводящему" Николай Николаевичу, прислушивается также и к звукам его голоса, но нельзя было понять, доволен он или нет. Затем был Николаша пересажен на другое место, стукнут по коленке молоточком, поднимал, держал перед собой и опускал руки - с закрытыми глазами и с открытыми; наконец, врач долго, под разными углами заглядывал ему в глаза и, казалось, внимательно что–то в них высматривал, хотя Николаша так и не мог отделаться от ощущения, что по–прежнему тот где–то далеко - мыслями.
В дверь постучали и всунулась чья–то голова. Врач, на мгновение выйдя из своего легкого транса, что–то сказал голове повелительно; голова исчезла.
Снова вернулись по местам. Разговор продолжился уже между врачом и Николай Николаевичем. Однако мало–помалу этот, последний, будучи до той поры совершенно спокойным и даже как бы вальяжным, стал вдруг осторожен, в убедительном голосе его послышалась скрытая тревога и он начал потихоньку, незаметно подергивать Николашу за рукав. В ничем не примечательном до того кабинете стало сгущаться напряжение. Николаша, ничего не понимая, все же сообразил, что виду лучше не подавать, и ждал развития событий с возрастающим беспокойством.
Врач все суше и суше отвечал на какие–то вопросы Николай Николаевича. Затем начал какой–то монолог, интонации которого Николаше очень не понравились. В продолжение этого врачебного монолога Николай Николаевич украдкой продолжал подавать непонятные сигналы; взгляд его становился все более и более растерянным. И наконец…
…Наконец он вскочил и, схватив ничего по–прежнему не понимающего Николашу за локоть, вдруг заорал:
- Бежим!
Одновременно с этим, если не еще раньше, врач надавил невидимую кнопку у себя под столом: в ту же самую секунду в дверь ввалились два санитара в халатах, будто стояли там все это время. Как Николаша ни был ошарашен, взглянув на ввалившихся, он и совсем потерялся - между завязанными воротничками халатов и санитарскими шапочками помещались спокойные, располагающие к себе, хотя в данную минуту и не очень дружелюбные лица "братьев" - его недавних знакомцев!
Николай Николаевич, недолго думая, с неожиданной силой запустил в братьев–санитаров сразу двумя стульями и, пока они уворачивались от летевшей в их сторону с убойной силой мебели, опрокинул стол на собравшегося было подняться со своего места врача: тот обладал хорошей реакцией, вероятно, необходимой при его профессии, но все же не успел - стол вдавил его в сиденье и опрокинул на пол, в угол; краткий миг было видно, как он скривился и побелел.