- За нас с вами, - серьезно сказал он.
Чокнулись, выпили.
- Вы, ребята, не волнуйтесь, - крякнув и закусив крошечным помидорчиком с Николашиной тарелки, сказал бармен, - они здесь больше не появятся. Идиоты ведь…
Николай Николаевич, улыбаясь, поднял руку и постучал согнутым пальцем себе по лбу. "Где–то я уже это видел", - подумал Николаша. А бармен неожиданно развеселился:
- Точно–точно, - хохотнул он, а затем серьезно добавил, глядя на старика с уважением: - Я так понимаю - вы в курсе.
"В каком курсе? Вернее - а Коля в каком курсе? Вернее…" - думалось Николаше почему–то все грустнее и грустнее.
- Так, за это надо выпить, - продолжал тем временем Коля.
Выпили за тех, кто в курсе.
- Вот что я вам, ребята, скажу, - говорил им бармен, когда еще через полчаса они расплатились и засобирались, - вы сейчас идите сюда, за стойку, а во–он там вон - видите? - служебный выход… Для непредвиденных ситуаций, - хохотнул он опять. - Так вот, вы в него выходите и оказываетесь во дворе - все лучше, чем в переулке тут мотаться.
Старик со всем возможным достоинством слез с табурета и заявил:
- Всего вам доброго, уважаемый Николай! - громко и торжественно, так что вновь повернулись к ним взгляды. Однако теперь они взглядов уже не замечали.
Уважаемый Николай приложил руку к тому месту, где даже у барменов полагается быть сердцу:
- И вам, уважаемый! Заходите, всегда рады, - и подмигнул Николаше.
Николаша что–то совсем запечалился к тому времени, но не мог бы сказать определенно - почему. Собственно, ему казалось затруднительным определенно сказать что бы то ни было, из–за вдруг охватившей его усталости. Поэтому, пройдя в дверку, как им посоветовал мудрый Коля, и оказавшись в довольно темном коротком коридорчике, Николаша сразу же изъявил желание отдохнуть.
- Нет, мой друг, - поддерживал его, напротив, полный сил и бодрости старик, - вы блестяще выдержали эээ… экзамен… эээ… выдержали блестяще… - впрочем, не без некоторых промахов, - и он погрозил пальцем на всё кивающему головой Николаше.
- Но, мой дорогой друг, - продолжил он после некоторого раздумья, во время которого Николаша, казалось, задремал, хотя и не переставал кивать, - вы, конечно, были сбиты, некоторым образом, с толку, ох… извините, опешили - следственно этот промах засчитан вам быть не может, нет, не мо жет! Пойдемте, собственно, на улицу - здесь душно…
На воздухе Николаша перестал задремывать, и настроение его мало–помалу начало улучшаться. Они стояли, бережно поддерживая друг друга, и с необыкновенным достоинством беседовали.
- Николай Николаевич, - четко выговаривая каждый слог, спрашивал Николаша, - то, что я почувствовал тогда в метро - это есть то самое, о чем вы говорили?
- Да! - радостно улыбаясь, отвечал Николай Николаевич, после минутного раздумья.
- А здесь, почему здесь я ничего не почувствовал, невзирая на обилие людей?
- А здесь, мой дорогой друг, вы просто ничего не почувствовали, - мудро отвечал старик, - однако воздействие заключенного в вас заряда не прекращало своего действия и тут… вернее, здесь. Чему как нельзя лучше служит доказательством поведение вашего, оказавшегося столь приятным, знакомого.
Некоторое время они молчали, с удовольствием вдыхая свежий вечерний воздух.
Неожиданно Николай Николаевич просиял:
- Я вам теперь же продемонстрирую ваши способности, вернее, эээ… возможности, вернее… ну, вы понимаете, о чем я. Пойдемте, здесь есть прекрасное для этой цели заведение - я о нем слышал… здесь недалеко…
Некоторое время они впотьмах искали это неожиданное заведение. Наконец старик вывел к какой–то освещенной веселенькой двери в углу солидного на вид здания. Целью Николай Николаевича оказалось недавно открывшееся, но уже известное (и очень дорогое) заведение для приятного отдыха в непринужденной интимной обстановке. Он подошел к двери и дернул за ручку, но дверь, естественно, не подалась. Тогда, подняв палец и воскликнув: "Эврика!", - он ткнул им в пуговку звонка у двери. Некоторое время ничего не происходило, затем дверь нехотя отворилась, и в проеме, почти полностью его загораживая, возник мордатый бугай в строгом черном костюме с галстуком. "Видимо, швейцар", - вслух произнес Николай Николаевич, отступая на шаг и задумчиво его рассматривая. Бугай, ко всему, вероятно, привыкший, молча глядел поверх их голов.
- Послушайте, эээ… любезнейший, - обратился к нему старик, наконец закончив свои наблюдения, - мы с другом хотели бы в вашем заведении, ммм… - он защелкал в воздухе пальцами, - выпить! Эээ… Пива.
- У нас только по рекомендации, - прогудел бугай, с сомнением глядя на них.
- По рекомендации?! - изумился старик, - И кто же, простите - хотя это несколько… странно… может нас рекомендовать?
- Только другие члены клуба, - отозвался бугай.
- Клуба? - переспросил Николай Николаевич.
Бугай ограничился кивком.
- Но мы можем, по крайней мере, пройти?
- Нет.
- Почему?
- У нас только по рекомендации, - снова прогудел бугай.
- Я не понимаю, у вас там что - женщины голые, что ли? - неожиданно для себя самого вступил в разговор Николаша.
Бугай лишь посмотрел на него, как на идиота.
- Но пива мы, по крайней мере, можем выпить? - вернулся к прежней, почему–то завладевшей им теме, Николай Николаевич, однако добился лишь того, что бугай так же молча перевел свой взгляд на него.
- Пойдемте, Николаша, - горько сказал старик, - мы не сможем выпить здесь пива.
Убедившись, что странные посетители всё, наконец, поняли, бугай бесшумно скрылся за дверью. Щелкнул замок.
- А вы чего от них хотели, Николай Николаевич? - спросил Николаша, когда они уже отошли от двери и направлялись к метро.
- Ну, видите ли, дорогой Николаша, я предполагал, что мы сможем хотя бы просто попасть туда, и там ваше, так сказать, влияние могло бы проявиться гораздо выразительнее, убедительнее, так сказать… Я не предполагал наличие в дверях этого… кхм, кхм… Цербера…
- Так это же бордель!
- Ну да, так вот я же и говорю - убедительнее - именно там, где человеческие чувства и эмоции опускаются совершенно до, так сказать, животного уровня…
- А почему вы все про пиво толковали? - вспомнил Николаша, когда они прошли еще немного.
- Признаться, не знаю, - отозвался старик, - я был несколько сбит с толку, сказал первое, что в голову пришло…
Он был явно расстроен неудачей своей идеи.
Николаша стал искать способа его утешить. Увидав цокающую им навстречу каблучками стайку молоденьких девушек, по виду - студенток вечернего отделения, идущих с занятий, он шепнул: "Смотрите", - и, безуспешно пытаясь унять скачущие перед глазами фонари, стал пристально глядеть на приближающиеся девичьи фигурки. Лица он также видел не совсем отчетливо; вспомнив, что это ему, собственно, и не нужно, он вообще закрыл глаза. С закрытыми глазами было тоже не все вполне хорошо, потому что фонари, нисколько не смутившись, упорно продолжали скакать в них, как ненормальные. Однако не это обратило на себя его внимание, а полное отсутствие каких–либо других необычных ощущений - как, например, сегодня же, когда они ехали сюда.
"Да пьяные", - вдруг услыхал он хрипловатый, явно прокуренный, но все же девичий голос - совсем близко и уже почему–то за спиной. И в тот же миг почувствовал ту самую волну, что и в вагоне, только очень слабенькую, создаваемую одним лишь единственным глядящим на него угольком - сзади, оттуда же, откуда послышался голос. Он повернулся и открыл глаза: одна из девушек, полная и некрасивая, приотстав и полуобернувшись, смотрела на него очень внимательно и, казалось - грустно. Лицо ее в потемках было видно плохо, и более точно выражения его понять было нельзя. Заметив, что он на нее смотрит, она еще пару мгновений глядела ему прямо в глаза, затем отвернулась и стала догонять своих подруг.
- А что вы хотели показать мне, мой друг? - раздался в этот момент голос Николай Николаевича, который, благодушно улыбаясь, все еще рассеянно смотрел в ту сторону, откуда пришли девушки.
- Да нет, Николай Николаевич, ничего. Это я так просто, - ответил Николаша. - Пойдемте домой.
И они пошли, а затем поехали домой - спать.