- На, отправляйся на Райскую улицу. Девицы, должно быть, недоумевают, отчего ты забросил свою книгу…
Я решил все изменить в квартире на Голубой улице. Мсье Ибрагим снабдил меня краской и кистями. Он также давал мне советы, как сбить с толку инспекторшу из социальной службы, чтобы выиграть время.
Как-то днем - я как раз распахнул все окна, чтобы выветрить запах акриловой краски, - в квартиру зашла женщина. Не знаю как, но по ее смущению, замешательству, по тому, как она не решалась пройти под стремянкой, как переступала через пятна краски на полу, я сразу понял, кто она.
Я притворился, будто полностью поглощен малярными работами.
Наконец она робко откашлялась.
Я напустил на себя удивленный вид:
- Вы кого-то ищете?
- Мне нужен Моисей, - произнесла моя мать.
Странно, ей с трудом удалось выговорить это имя, оно словно застревало в ее горле.
Я позволил себе немного поиздеваться над ней:
- А вы кто?
- Я его мать.
Бедная женщина, мне ее жаль. Она в ужасном состоянии. Она, должно быть, с трудом пересилила себя, чтобы решиться приехать сюда. Она напряженно меня разглядывает, пытаясь что-то разгадать в чертах моего лица. Ей страшно, очень страшно.
- А ты кто?
- Я?
Мне хочется позабавиться. Понятия не имею, как следует вести себя в подобных обстоятельствах, тем более что мы тринадцать лет как расстались.
- Меня зовут Момо.
Ее лицо словно покрывается трещинками. А я с ухмылкой добавляю:
- Это уменьшительное от Мохаммеда.
Она становится бледнее моих белил.
- Вот как? Ты не Моисей?
- Нет-нет, не путайте, мадам. Я - Мохаммед.
Она судорожно сглотнула. В глубине души она не так уж недовольна.
- Но разве не здесь живет мальчик по имени Моисей?
Мне хочется ответить: "Не знаю, ведь это вы его мать, кому, как не вам, это должно быть известно". Но в последнюю секунду я сдерживаюсь, потому что несчастная женщина явно с трудом держится на ногах. Вместо этого я придумываю славную отмазку:
- А Моисей уехал, мадам. Ему надоело торчать здесь. У него об этом месте не лучшие воспоминания.
- Вот как?
Надо же, я не знаю, верит ли мне она. По всей видимости, мне не удалось до конца убедить ее. В конце концов, может она не так глупа.
- А когда он вернется?
- Не знаю. Уезжая, он сказал мне, что хочет разыскать своего брата.
- Брата?
- Ага, у Моисея же есть брат.
- Вот как?
Вид у нее совершенно ошеломленный.
- Ну как же, его брат - Пополь.
- Пополь?
- Да, мадам, Пополь, его старший брат!
Уж не кажусь ли я ей каким-то придурком? Или она и вправду верит, что я Мохаммед?
- Но Моисей мой первый ребенок. У меня не было никакого Пополя.
Тут уж и мне поплохело.
Заметив это, она пошатнулась и опустилась в кресло. Я сделал то же самое.
Мы молча глядим друг на друга, задыхаясь от едкого акрилового запаха. Она внимательно изучает меня, ловя каждый взмах ресниц.
- Скажи, Момо…
- Мохаммед.
- Скажи, Мохаммед, ты ведь еще увидишь Моисея?
- Может быть.
Я произнес это таким непринужденным тоном, что даже сам удивился, как это мне удалось. Она пристально смотрит мне в глаза Что ж, может сколько угодно меня разглядывать, ей не удастся выжать из меня ни слова, я в себе уверен.
- Если ты увидишь Моисея, передай ему, что я была очень молода, когда вышла замуж за его отца, что я вышла за него, только чтобы сбежать от родителей. Я никогда не любила отца Моисея, но была готова полюбить самого Моисея. Только вот я познакомилась с другим мужчиной. Твой отец…
- Простите?
- Я хотела сказать… отец Моисея. Он тогда сказал мне: "Уезжай и оставь мне Моисея, иначе…" И я уехала. Я предпочла начать жизнь заново, жизнь, где есть место счастью.
- Так, конечно, лучше, это точно.
Она опускает глаза.
Подходит ко мне. Я чувствую, что она хочет поцеловать меня. Притворяюсь, что не понимаю. А она умоляющим голосом спрашивает:
- Ты передашь это Моисею?
- Это можно.
В тот же вечер, зайдя к мсье Ибрагиму, я в шутку спросил:
- Итак, когда же вы меня усыновите, мсье Ибрагим?
А он ответил, тоже в шутку:
- Да хоть завтра, если хочешь, малыш Момо!
Нам пришлось выдержать сражение. Официальный мир, мир печатей, разрешений, злобных - стоит их потревожить - чиновников, никто нас и слушать не хотел. Но мсье Ибрагим не терял мужества.
- Момо, их отказ у нас уже в кармане. Осталось получить разрешение.
Моя мать благодаря уговорам социальной инспекторши в конце концов смирилась с намерением мсье Ибрагима.
- А ваша жена, мсье Ибрагим? Что если она будет против?
- Моя жена уже давно вернулась на родину. Я могу делать все, что пожелаю. Но если хочешь, летом можем навестить ее.
В тот день, когда мы наконец получили пресловутую бумагу, удостоверявшую, что отныне я сын того, кого выбрал сам, мсье Ибрагим решил, что нам необходимо купить машину, чтобы это отпраздновать.
- Момо, мы будем путешествовать. А этим летом мы вместе поедем на Босфор, я покажу тебе море, то самое, откуда я родом.
- Может, лучше полететь туда на ковре-самолете?
- Открой каталог и выбери машину.
- Хорошо, папа.
Произнося одни и те же слова, можно испытывать такие разные чувства, с ума сойти. Когда я говорил мсье Ибрагиму "папа", на сердце было радостно, я просто раздувался от счастья, будущее казалось лучезарным.
Мы направились в автосалон.
- Я хочу купить вот эту модель. Ее выбрал мой сын.
У мсье Ибрагима словарный запас был победнее моего. В любую фразу он норовил вставить "мой сын", как будто только что лично изобрел отцовство.
Продавец начал расписывать нам характеристики автомобиля.
- Не надо мне нахваливать товар. Говорю вам: я хочу его купить.
- У вас есть водительские права, мсье?
- Разумеется.
Тут мсье Ибрагим достал из своего кожаного бумажника документ, выданный, самое позднее, во времена первых фараонов. Продавец с ужасом взирал на этот папирус, во-первых, потому, что буквы почти стерлись, во-вторых, потому, что он был написан на незнакомом ему языке.
- Это водительское удостоверение?…
- А что, не видно?
- Хорошо. Мы предлагаем вам оплату в рассрочку. Например, в течение трех лет. Вы должны будете…
- Когда я вам говорю, что хочу купить машину, значит, я могу ее купить. Я плачу наличными.
Мсье Ибрагим был явно задет. Решительно, продавец совершал один ляп за другим.
- Тогда выпишите чек на…
- Да хватит же! Говорю вам, я плачу наличными. Деньгами. Настоящими деньгами. - И он бухнул на стол пачки денег - толстые пачки потрепанных банкнот, завернутые в полиэтиленовый пакет.
Продавец задыхался.
- Но… но… никто не платит наличными… - это… это невозможно.
- Это что, не деньги? Я же принял их в свою кассу, почему бы и вам их не взять? Момо, как тебе кажется, это серьезная фирма?
- Хорошо. Сделаем так. Мы предоставим ее в ваше распоряжение через две недели.
- Две недели? Да это невозможно: мало ли, вдруг я через две недели помру!
Машину доставили через два дня прямо к бакалейной лавочке… Да, мсье Ибрагим был силен.
Сев в машину, он стал осторожно дотрагиваться до всех рычагов длинными тонкими пальцами; затем отер пот со лба, лицо у него аж позеленело.
- Я не помню, Момо.
- Но вы же вроде учились?
- Да, давным-давно, с моим другом Абдуллой. Но…
- Но?
- Но машины были совсем другие. Мсье Ибрагиму было явно не по себе.
- Скажите, мсье Ибрагим, машины, которые вы учились водить, их что, тянули лошади?
- Нет, малыш Момо, то были ослы. Ослы.
- А ваше водительское удостоверение? Что это было?
- Мм… старое письмо моего друга Абдуллы, который писал мне о том, как собрали урожай.
- Похоже, мы вляпались!
- Ты сам это сказал, Момо.
- А ваш Коран - нет ли там, как всегда, какой-нибудь подсказки, которая натолкнула бы нас на решение?
- Да ты что, Момо! Коран - это же не учебник по механике! Это полезно для духовных вещей, а не для груды металлолома. К тому же в Коране все путешествуют на верблюдах!
- Не нервничайте, мсье Ибрагим.
В конце концов мсье Ибрагим решил, что мы вместе будем брать уроки вождения. Поскольку мне по возрасту это еще не полагалось, официально водить учился он, а я сидел на заднем сиденье, стараясь не упустить ни слова из того, что говорил инструктор. По окончании урока мы выводили свою машину, и я садился за руль. Чтобы избежать оживленного движения, мы катались по ночному Парижу.
У меня получалось все лучше и лучше.
Наконец настало лето, и мы отправились в путь.
Тысячи километров. Мы пересекали Европу в южном направлении. С открытыми окнами. Мы ехали на Восток. Было здорово обнаружить, каким интересным становится мир, когда путешествуешь с мсье Ибрагимом. Поскольку я, вцепившись в руль, был сосредоточен на дороге, он описывал мне пейзажи, небо, облака, деревни, людей. Болтовня мсье Ибрагима, его слабый, словно папиросная бумага, голос с перчинкой акцента, эти картины, возгласы, удивленные вопросы, сменявшиеся самыми дьявольскими хитростями, - такой запомнилась мне дорога, ведущая из Парижа в Стамбул. Я не видел Европы, я ее слышал.
- Ух ты, Момо, да мы попали к богачам: смотри, здесь есть урны.
- Ну и что, что урны?