Джим Фергессон подметал в магазине О’Нила, когда позвонил Джек Уайт и сообщил новости. Была суббота, десять часов утра: полуденная августовская жара еще не началась. Прохладный и влажный солнечный свет ложился на автостраду, припаркованные машины, покупателей.
– Позвони ему домой, – сердито велел Фергессон: его прошиб зловещий озноб. – Видно, проспал. Вчера он ушел с работы после девяти.
В трубке снова зазвучал спокойный, почти радостный голос Уайта.
– Я звонил ему домой: его там нет. Вчера вечером он не пришел с работы. Его жена в шоке – сама не знает, что несет. Говорит, что пропал ребенок. Вроде бы Хедли прокрался ночью в дом и, взяв младенца, ушел в загул.
Фергессон положил трубку и набрал номер Хедли. Минуту спустя он уже говорил с Эллен.
– Где он? Он не пришел на работу, а сегодня суббота.
– Его здесь нет, – холодно ответила Эллен: ее голос дрогнул и отдалился, но затем вернулся – строгий и безучастный. – Он приходил лишь затем, чтобы взять Пита. Я спала: наверное, это случилось посреди ночи. Когда я проснулась, младенца уже не было.
– Откуда ты знаешь, что это был Стюарт? – подозрительно спросил Фергессон.
– Его ключ остался в двери… Я нашла ее широкой открытой, – голос Эллен ненадолго набрал силу. – Будь я у меня хоть немного ума, я бы ушла от него. Но я этого не сделаю. Он не виноват: виноваты вы и все остальные. Он всего лишь пытается жить. Просто он хочет жить своей жизнью.
– Если он не появится сегодня в течение дня, – сказал Фергессон, – ему конец. Я выгоню его из магазина ко всем чертям. Так ему и скажи.
Эллен бешено вспылила.
– Вы и ваш проклятый магазин! И вы еще удивляетесь, почему он такой. Для вас он не человек – вы никогда о нем не заботились. Может, его уже нет в живых: может, их обоих уже нет в живых.
Крепко сжав трубку, Фергессон сказал:
– Скорее всего, он отсыпается в какой-нибудь тюряге. Должность директора оказалась для него трудноватой. Я найду его до полудня, и точка, – он бросил трубку и важно зашагал прочь, дрожа от ярости.
Ненадолго же его хватило: всего на пару дней. Отложи Хедли свой загул хотя бы на день… Трясущими руками Фергессон подкурил сигару и встал в дверях "Электроприборов О’Нила", невидящим взором уставившись на поток транспорта, двигавшийся по автостраде. Слепой гнев нависал над Фергессоном темной тучей. Всего несколько дней. Он потянулся к телефону и позвонил в "Современные" Джеку Уайту.
– Если он придет, позвони мне, – приказал Фергессон. – Или нет: лучше, пусть сам мне позвонит.
– Ладно, – голос Уайта прозвучал встревожено, вдалеке слышались голоса людей и шум телевизоров.
– Вы с Тампини сами справитесь?
– Думаю, да.
– Увидимся вечером, – сказал Фергессон. – Ты же играешь с нами?
– Конечно. Как скажете.
– Я не собираюсь отменять игру, – непреклонно сказал Фергессон. – Что бы там ни вытворял Недотепа. Увидимся после ужина, в обычное время. У меня здесь фишки: они сгодятся.
– Будем играть здесь? – спросил Уайт.
– Мы ведь всегда там сыграем. Почему сегодня должно быть по-другому?
– Тогда я приберусь в демонстрационной, – сказал Уайт. – Кстати, Тампини тоже хочет поиграть.
– Отлично, – воскликнул Фергессон. – Посмотрим, что он за фрукт. Я могу рассказать о человеке массу вещей, исходя из того, как он играет в покер, – он повесил трубку и вернулся к работе.
К полудню Хедли так и не появился. В два часа Джек Уайт подъехал к магазину О’Нила на грузовике, возвращаясь с доставки. Они с Фергессоном вкратце переговорили на тротуаре.
– Может, этого мудака уже нет в живых, – невозмутимо сказал Уайт. – Его жена звонит каждые пятнадцать минут. Она обзвонила полицию, тюрьму, больницы – все, что только могла вспомнить. Знакомые, родня, бары – весь комплект.
– Никаких вестей от него?
– Абсолютно.
Фергессон пнул мусор с тротуара в канаву.
– Ему конец. Если придет, отправь сюда, и я его рассчитаю. Я не желаю иметь с ним ничего общего.
– Жестковато вы с ним, – заметил Уайт.
– Это мой бизнес. Думаешь, человек, способный на такое, может управлять магазином?
Уайт равнодушно пожал плечами.
– У него голова шла кругом. Все эти хлопоты, резкая нагрузка… – Он внезапно умолк и завел грузовик. – Впрочем, поступайте, как знаете: вы же начальник.
К четырем Хедли так и не появился, и не было оснований думать, что он вообще появится. Напряжение Фергессона росло: к половине шестого он так расстроился, что был не в состоянии работать. Игнорируя посетителей, он позвонил в "Современные" и застал Джо Тампини: Уайт был так занят, что не мог подойти к телефону.
– Никаких вестей?
– Нет, сэр, – почтительно ответил Тампини.
– Его жена все так же звонит?
– Да, сэр. Постоянно.
– Ладно, – с холодным смирением сказал Фергессон. – Он не придет. Уже слишком поздно.
Он положил трубку и больше не перезванивал. В этом не было никакого смысла: случилось неизбежное.
В тот вечер Фергессон наспех проглотил ужин, схватил свое синее саржевое пальто, махнул на прощанье изумленной жене и быстро поехал по темнеющей улице к "Современным телевизорам". Не обращая внимания на бродивших повсюду людей, Фергессон сосредоточился на парковке. Затем достал из машины тяжелый ломберный столик, четыре колоды карт и две огромных пачки фишек. Придерживая все это на колене, он отпер входную дверь магазина и скрылся внутри.
Было полвосьмого. Магазин закрылся полтора часа назад. Там было темно и тихо: Фергессон быстро спустился в складское помещение, где были аккуратно сложены штабелями необъятные картонные коробки с телевизорами. Он начал устанавливать ломберный столик, когда раздался первый настойчивый стук в дверь, и пришлось второпях подняться наверх.
– Эй, – тяжело отдуваясь, крикнул Эд Джонсон. – Кто здесь?
– Покамест только я. Оставайся наверху и впускай остальных.
– Помочь со стульями?
Фергессон забрал у Джонсона ящик пива и унес его.
– Стой здесь и карауль: отправляй всех, кто придет, вниз. Ключ в замке.
– Что это за люди там шастают? – спросил Джонсон. – Все улицы заполонили.
– Какие-то чокнутые сектанты, – ответил Луис Гарфинкл, ввалившись в магазин. – Лос-анджелесский типаж. Лекция у них, или что-то типа того.
– Черножопые, – сказал Генри Р. Портер, когда Джонсон впустил его внутрь. – Ниггерская религиозная секта. Я видел афиши: какой-то здоровенный черномазый детина.
– И откуда берется эта хрень? – спросил Гарфинкл, когда они праздно столпились вокруг двери. – Все из-за тамошнего климата?
– Согласно моей теории, – сказал Джонсон, – все из-за смога. Смог образуется на заводах: он создается искусственно, и в нем куча металлических отходов. Металлические отходы проникают в мозг, когда местные жители вдыхают воздух через носовой проход: поэтому они такие малахольные.
– А по мне так смог проникает в них через жопу, – возразил Гарфинкл.
Прибыл Джек Уайт, вытирая остатки наспех проглоченного ужина, который ему подали через стойку в кафетерии "Золотой медведь". Пару минут спустя робко приплелся Джо Тампини: ему впервые разрешили принять участие в ежемесячной игре в покер.
Наверху лестницы на минуту столкнулись Фергессон и Уайт.
– Никаких вестей? – буркнул Фергессон.
– Сам хотел вас спросить, – сказал в ответ Уайт. – Нет, ничего.
– Чертов придурок, – со злобой выругался Фергессон. – У него же было все на свете, а он все просрал.
Когда все пришли, входную дверь заперли, и игроки в радостном предвкушении спустились в подвал. Фергессон деловито все подготовил. Потирая руки и хмурясь, он вышагивал взад-вперед, пока все не расселись. Потом занял свое место во главе стола и схватил колоду, разделил ее пополам, перетасовал и передал по кругу, чтобы каждый снял, после чего вспомнил, что нужно еще назначить банкомета.
– Сегодня банкуешь ты, – сказал Фергессон и вручил тонкую заляпанную тетрадь Джеку Уайту, который начал делать там записи под различными именами. Распределили фишки. Мужчины расстегнули пояса, взяли себе по первому пиву, радостно отрыгнули, потерли ладони и запястья, обменялись оскорблениями, широко ухмыльнулись и, как только началась первая партия, внезапно приняли свирепый вид.
– В натуре, – напряженно проворчал Фергессон, – это ж дро-покер. Валеты на руках, или лучше открыться. Делайте ставки, черт возьми. Давай, Уайт. С тебя одна.
– Универсалка?
– В этот раз ни фига.
– Дай-ка мне три, – сказал Гарфинкл.
– Мы ставим первыми. Полегче на поворотах, козел.
– Отвали.
– Хорош мандеть, и делай ставку, – прогундосил Портер.
Игра шла обычным чередом около получаса. В подвале магазина телевизоров, ниже уровня улицы, возбужденно и бурно играли шестеро мужчин, окруженных стенами из монолитного бетона и стали. В четверть девятого они сделали перерыв и по очереди сходили в соседнюю комнату облегчиться в загаженный унитаз.
Джонсон закурил свежую сигару и мирно откинулся на спинку стула.
– Классная игра, – сказал он Фергессону, который мрачно рассматривал убывающую стопку фишек. – Правда?
– Сегодня я проигрываю по-крупному.
– В понедельник возместишь. Продашь лишний телек.
Фергессон встал и потянулся, снял галстук и запихнул в карман. Через минуту он сбросил жилет и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
Когда Фергессон переставлял стул, чтобы устроиться поудобнее, раздался далекий глухой удар, от которого комната завибрировала. Немного спустя стук повторился… уже громче.
– Что это? – спросил Уайт, выйдя из расстегнутыми штанами из сортира.