– Мне кажется, у вас неверное представление о телевизорах. Нельзя торговать ими, как пятидесятидолларовыми радиоприемниками. Возьмем нашу рекламу: это же полный ноль – всего парочка блоков в буклете "Новости шопинга". Нам нужна еженедельная реклама на всю страницу – от "эмерсона", "зенита" и "ар-си-эй", от всех крупных компаний. В "С.-Ф. Кроникл" или "Окленд Триб", а не в "Сан-Матео Таймс" – у них микроскопический тираж. Нашими лучшими клиентами должны стать крупные собственники из города – люди, способные потратить кучу денег. Нужно обзавестись несколькими комбинированными телевизорами, изготовленными по спецзаказу – поприличнее всех этих "адмиралов" и "филко". Хотя бы "дюпонами".
– Я не собираюсь вбухивать все свои деньги в парочку этих тысячедолларовых телевизоров, – кисло ответил Фергессон.
Но Хедли не унимался:
– Черт возьми, но это же бешеные бабки! Стоит связаться с людьми из этой категории, и мы сможем грести их лопатой. Вы трудитесь целый день, чтобы продать одну несчастную настольную модель "адмирала": сколько вы на этом навариваете? Маржа – около тридцати процентов; после вычета издержек и комиссии вы можете наварить двадцать баксов – так? Продавая какому-нибудь рабочему и его жене настольный пластмассовый "адмирал", вы тратите столько же сил, сколько нужно для продажи какому-нибудь богатею люксового устройства за тыщу баксов, изготовленного по спецзаказу! Эти богачи обожают покупать: им есть что тратить. Вы знаете, куда они ездят за телевизорами? Аж в Сан-Франциско. В огромные универмаги в центре города… Взять, к примеру, обалденную аппаратуру из "Стоунстауна".
– Я вовсе не крупный делец, – заныл Фергессон, – я просто хочу получать свою долю.
Ужин закончился в неловком молчании. Освободив свою тарелку, Эллен тотчас извинилась и поспешила в спальню, откуда больше и не выходила. Наконец Хедли доел и скрылся там же. Фергессон и Элис остались одни.
– Старый дед, – сказала Элис. – Вечно ворчишь.
Фергессон подкурил сигару и отрыгнул.
– Сегодня я лягу спать пораньше, – заявил он напрямик. – Завтра нужно встать в полшестого.
– Зачем?
– Съезжу в город – надо встретиться с оптовиками. Хочу разобраться со старыми накладными Бада О’Нила… Они утверждают, что у меня куча товара, который мне не принадлежит, – его нижняя челюсть отвисла и осталась в этом положении. – Я за все заплатил: это моя собственность.
Эллен и Хедли вполголоса разговаривали в спальне. Беседа внезапно прервалась: Эллен появилась в дверях, взглянула на Элис, а затем бросилась к ней.
– Я помою, – сказала она запыхавшимся голосом. – Где фартук?
Она помчалась на кухню и вскоре вернулась, повязывая на талии элегантный белый передник. Эллен принялась быстро собирать со стола десертные тарелки и кофейные чашки. Хедли медленно вышел следом за ней и остановился.
Фергессон встал.
– Давай больше не будем об этом, – сказал он. – Обо всех этих делах.
– Хорошая мысль, – поддержал его Хедли.
Старший мужчина недовольно побрел к длинному дивану в гостиной, и Хедли пошел за ним. Они уселись друг против друга в разных концах комнаты. Там было прохладно: Фергессон установил в подвале навороченный кондиционер. Их овевал слабый ветерок. За окнами стояла жаркая и душная августовская ночь: по тротуарам сонно перемещались немногочисленные прохожие – мужчины в майках, женщины в мокрых от пота шортах и обвисших блузках на бретельках.
– Что думаешь о моем кондиционере? – спросил Фергессон.
– Кажется, работает.
– Я сам вырыл весь этот сраный подвал. Трудился в поте лица. Заложил новый фундамент – пришлось вывезти на тележке десять тонн грязи. Потом выложил ею террасу на заднем дворе.
– Помню, как вы брали отгулы в магазине.
– Я поставил этот кондиционер как раз вовремя. Боже, от жары тут раньше обои отставали. Сюда попадает яркий свет с Залива. Печет вовсю с девяти утра до обеда. А еще я поставил водяное отопление, – Фергессон с гордостью показал на кафельный пол. – Дерево тут все равно было в сплошных ямах. Мне нравится эта плитка. Я проложил трубы и настелил сверху кафель. Неплохо работает.
– Вы столько всего делаете, – задумчиво сказал Хедли, а через минуту спросил: – Что это вам дает? Ощущение стабильности?
Фергессон пожал плечами.
– Чем бы ты ни занимался, делай это хорошо. Тебе не мешало бы это знать – вместо того чтобы шататься без дела, лучше бы закончил начатое. Ты всегда бросаешь в магазине недоделанную работу. Все за тобой прибирают.
Не обращая на него внимания, Хедли обвел широким жестом комнату, пол, весь дом.
– Вы чувствуете твердую почву под ногами? Когда вы все это оборудуете, вам кажется, что вы прочно закрепились? Что у вас есть точка опоры?
Фергессон нахмурился.
– Не знаю, о чем ты толкуешь.
– Проехали.
– Это наполняет меня гордостью. Когда смотришь вокруг и знаешь, что сделал все это своими руками… то понимаешь, что ни от кого не зависишь.
Хедли облизнулся и сказал:
– Когда ты сам по себе, у тебя есть возможность воплощать идеи… ты можешь чего-нибудь добиться.
– Например? – недоверчиво спросил Фергессон.
У Хедли вспыхнули щеки, лицо загорелось лихорадочной жаждой.
– Вы можете привести все в движение, – он натужно вскинул руки. – Возьмем "Современные телевизоры": там многое необходимо усовершенствовать. "Современные телевизоры" – это же просто посмешище. У них один из самых старых фасадов на всей улице.
– Вполне хороший фасад, – лаконично возразил Фергессон.
– Возможно, был хорошим двадцать лет назад. Но времена-то изменились! Нужно расширяться! Нельзя сидеть на месте…
– А я и не сижу на месте, – перебил Фергессон. – Я только что приобрел магазин О’Нила – ты называешь это "сидеть на месте"?
Хедли стал порывисто жестикулировать.
– Взгляните на "Современные телевизоры" глазами парня, который мчится по городу на большом желтом "кадиллаке". С одной стороны, тесный старый магазин, а с другой – все эти современные универмаги. Естественно, он не будет останавливаться, парковаться и заходить в грязный темный лабаз: ему нужны наклонные витрины, хорошее современное освещение, – Хедли все больше воодушевлялся. – Вы видели эти места, где стены выложены кирпичом или каким-то камнем до высоты коленей? Затем идет цветочный уровень: куча растений на таком длинном подоконнике? А потом – наклонное стекло… и спрятанное заподлицо освещение, которое пробивается из-под цветов: не слепящий прожектор, а как бы излучение. И внутри магазина все само собой поднимается, чтобы, проходя мимо, покупатель мог рассмотреть товар. Никаких лестниц – как бы плавный подъем.
– Выбрасывать деньги на ветер! Ты хоть знаешь, сколько все это стоит? Тысячи долларов – и тебе хорошо известно, что я даже не владею помещением! Им владеют "Мейсон энд Макдаффи", а я просто временно пользуюсь. Мне сдали его в аренду на пятилетний срок, и если его не продлят…
– Через два года вы все вернете, – нетерпеливо перебил Хедли. – Послушайте, будущее – за тем, что я описываю: вам придется изменить фасад. Вы ведь не усовершенствовали его, с тех пор как я у вас работаю, – только белой краской подмазали.
Тем временем женщины на кухне мыли и сушили посуду. Эллен тараторила:
– Я так и не смогла уговорить его принести эскизы: если бы Джим взглянул на них, он был понял, что имеет в виду Стюарт. Это так трудно объяснить… Люди лишь тупо смотрят на тебя, когда ты пытаешься создать идеал, а у Стюарта есть идеал, который он мечтает воплотить в жизнь. Он очень творческая личность, Элис. Большинство людей такие… в общем, такие заурядные… В них нет этой искры, понимаете? Они просто какие-то олухи… ничего не замечают вокруг – не видят, как можно все улучшить и сделать красивым. У Стюарта ведь такое чудесное чувство прекрасного: он мог бы работать с материалами, например, с камнем или строительной древесиной, с цветами – он мог бы работать с пластмассой и тканями. У него потрясающее чувство цвета, – и Эллен поспешно закончила в блаженном отчаянии: – Стюарт – настоящий художник. У него такие чудесные, такие умелые руки…
– Я знаю, – сочувственно сказала Элис. – Но если будет возможность, попроси его сбавить обороты. Ты же знаешь, что Джим подозрительно относится к тем, кто слишком густо говорит. Он думает, что ему пытаются что-то продать.
– Но он должен понимать! – страдальчески воскликнула Эллен. – Ведь Стюарт мог бы столько всего сделать для магазина – он действительно мог бы, Элис. Стюарт способен преобразить его. Это был бы совсем другой магазин.
– Этого-то я и боюсь, – язвительно сказала Элис. – Попроси его придержать язык.
Она положила на сушилку последнюю тарелку и направилась к духовке за кастрюлями и сковородами. Эллен беспомощно стояла с кухонным полотенцем в руках и ждала, изредка заглядывая в гостиную и пытаясь разобраться, о чем там идет речь.
– Иногда лучше не переусердствовать, – мягко сказала Элис. – Просто расслабься и не принимай близко к сердцу. Посидим еще немного… постарайся отвлечь их от обсуждения магазинной стратегии, – а затем она добавила: – Особенно от обсуждения того, как быть с торговым агентом "Майберга".
Они домыли кастрюли и сковородки, привели в порядок буфет и раковину, сняли фартуки и напряженно прошагали в гостиную.
– О чем задумался? – нервно сказала Эллен мужу, опустилась на подлокотник его кресла и нежно обняла Стюарта за шею.
Элис уселась на диван и спросила:
– Вы уже закончили орать друг на друга или еще нет?
– Никто не орал, – возразил Фергессон. – Мы обсуждали деловые вопросы.
– Ну так, закончили? – повторила Элис.
Фергессон заерзал.