Энки примерился и оценил тропу ведущую ко входу в грот: осклизлость наледи во впадинах, гранитная бугристость. Нажал в кармане на груди одну из кнопок на пластине пульта. Почувствовал, как с вкрадчивым жужжаньем поползли титаново-игольчатые шипы из двух подошв скафандра.
Испробовал на камне и на льдине вооруженную ступню – она держала прочно и надежно. Стал подниматься к гроту.
Поднявшись, он шагнул было под арку, вздымавшуюся над скафандром локтей на пятьдесят и натолкнулся на резиново-упругое Нечто. Прозрачная преграда чуть продавилась под напором, но тут же оттолкнула гостевую плоть. Энки ткнул ее рукой – с тем же результатом.
Возник в ушах долгий шипящий свист. Невидимость преграды разрыхлилась, рука вошла в нее по локоть. Затем и сам Энки шагнул под арку, почти ложась на буйный вихрь, рванувшийся из грота наружу.
Пошел вперед – в насыщенную светом теплую зыбкость. За спиной опять зашелестел свистящий вдох: преграда встала за спиной Энки на место, отрезав от него внешний, пронизанный ночной порошей, леденящий мир. Через мгновение стало нечем дышать: наружу выдавлен весь воздух?! Окутавший пришельца вакуум, казалось, был стерилен и свободен от какого либо газа. И, тем не менее, пощелкивал, потрескивал разрядами в лицо. Пробравшись в легкие, стал разъедать их жжением.
Задыхаясь, Энки дернулся назад, но был отброшен невидимой преградой. Он бросился вперед, в зыбко-струящуюся сферу грота. Она продавилась и оттолкнула. Две неподатливых стены образовали крысоловку.
Сквозь пелену удушья застилавшую разум, втек в уши жесткий голос:
"Включи автономность скафандра".
Энки нажал на грудном пульте кнопку. Из капюшона выползла округло блесткая пластина и, обогнув лицо, всосалась в воротник под подбородком. В изнывшую в удушье грудь хлынул кислород, омыв живительной струей альвеолы в легких.
Энки в досаде бичевал себя: влип в панику, забыв про совершеннейший чехол на теле, способный уберечь от многих враждебностей окружающей среды. Но агрессии он здесь не ожидал. Что это было?
Из смутного пространства притек и уложился в мозг ответ:
"Всего лишь дезинфекция, архонтик", – в холодной дистилированности ответа царапнула колючка насмешки.
Энки шагнул в светящийся туман за аркой, где начиналась гулкая объемность грота. Но вновь невидимо-настырная упругость перед телом не пропустила дальше. Преграда осветлилась, в ней исчезла муть. Хрустальной четкостью напиталось бытие пещеры, стало доступно обзору.
Увиденное ошеломило: на глыбе кресла величиною с хижину туземца, сидела посреди пещеры нагая гора двуногой человечьей плоти, вздымавшейся под потолок локтей на пятьдесят.
Ее венчала голова размером с Shem Энки, во лбу которой сине-зеленым слюдяным блеском светился локатор единственного глаза. Незримо-мощный сноп эманации исторгался из него, принизывая и накрывая гномо – гостя.
Фотонный нимб венчал громаду головы, пульсировал неярким светом, над коим нависал свод пещеры. Вдоль стен грота стояли вплотную друг к другу каменные кадки. Из них змеящимся и буйным взрывом взметнулись ввысь, пластаясь по стенам, скопища лиан, осыпанных листвой и мелким разноцветьем раскрывшихся бутонов. Их облепляли неисчислимые рои пчел – светляков. Негромкий, мелодичный гул и ровное ласкающее глаз свечение наполняли пещеру.
Циклоп едва приметно шевельнул губами и с высоты рокочущим обвалом покатились звуки, гипнотизируя зачарованный разум гостя.
– Я не зову сюда, в наше обиталище. Здесь восемь атмосфер, тебя раздавит. Расположись удобней. Для этого представь в воображеньи необходимости для твоего комфорта.
Великан умолк.
Энки представил кресло, стол с охлажденным соком и хронометром на нем. Почувствовал: неведомая озоновая прохлада отсосала видение из мозга. Спустя мгновения, из воздуха, уплотняясь в материальность, стал проявляться заказанный набор. Вибрируя и обретая осязаемость, бесшумно осели гнутые ножки стола на серый с прозеленью гранит. Рядом появилось кресло. На полированной поверхности стола возник высокий хрустальный бокал, с желто-лимонной жидкостью и рядом, обретя массивно золотую плотность, качнувшись, встал хронометр, зацокал, отсекая мгновения от яви.
Энки сел в кресло, хлебнул напиток. Циклоп заговорил.
Энки осознавал, как под давлением низкочастотных децибел почти что незнакомой речи в нем раскрываются и пробуждаются четвертая и пятая сигнальные системы, уснувшие на KI за пролетевшие столетия, в отупляющей примитивизмом среде аборигенов.
Хозяин грота общался с ним, конструируя, меняя в речи долготу, высоту, глухость и звонкость звуков, вливал в его память наборы доселе неизвестных телепатических звуковых смыслов. Страшась потерять хоть что-либо из изреченного Энки включил в скафандре походный МЕ, который принялся записывать и фильтровать бесценный информационный поток.
Не все еще осмысливалось разумом в безбрежье звуковых фонем и многое ускользало от расшифровки в языке циклопа (уловит, сохранит и расшифрует МЕ с заложенным в него десятком сигнальных речевых систем).
Хозяин грота продолжил речь.
– Приветствую гостя, собрата по разуму на KI. Я звал тебя. Сожалею и скорблю о жизни вашего Навурха, принесшего тебе мой зов. Мы позволили ему вести раскопки у подножия нашей Меру (гора богов), где покоится недоступный для смертных пантеон наших предков. Позволили лишь с тем, чтобы обнаружил он останки иной гигантской для вас расы и передал наше приглашение тебе. Готов изложить причину зова. Но твой разум возбужден новизною здесь увиденного. И пока не в состоянии рационально воспринять цель нашего приглашения. У нас есть время. Спрашивай.
– Ты послал крылатого коня, чтоб проводил мой Shem к тебе?
– Он это сделал сам. Ты здесь.
– Вы создали его? – Циклоп раздвинул бревна груб в усмешке.
– Вопрос хирурга. Да, он гено-мутант, вобравший хромосомы коня, Асура и орла, привыкшего парить в горном поднебесье.
– Он справился с твоим заданием отменно. Могу я видеть и поблагодарить его? Где он?
– Не стоит.
– Он нас не любит?
Все еще придавливал Энки раздраженный и снисходительный тон Пегаса. Энки повторил вопрос.
– Мутант не терпит чужаков?
– Если точнее: он аллергически не переносит вас, двух братьев от Ану, затеявших грызню между собой и расплодивших племена Хабиру от Адама – Ича.
Пожаром занималось все естество Энки: здесь знают то, что ненасытным червем точило бога изнутри уже века: отмщение брату сотворением Адама с Евой. Он продолжил вопросы:
– Асуры – это вы?
– Я – гиперборей.
– И глаз твой, и аура фотонная над головой…
– Всего лишь атавизмы предков. Для подключения к лептонным информполям Галактики, к единому вселенскому энергоинформполю. Я в состоянии лишь подпитываться от него, но мои предки творили и формировали это поле вместе с собратьями по разуму с других галактик. Я – низшее биозвено асуров и атлантов. Меня уполномочили на встречу с тобой и передачу той части знания, которая необходима вам перед катастрофой.
– Кто породил язык нашего общения? Он кажется мне незнакомым, но я ловлю почти весь смысл изреченного тобой.
– Язык общения богов – Деванагари. В нем открытая грамматика из двухсот фонем. Она допускает замену законов словообразования с учетом особенностей языковой структуры и строения гортани каждого высшего существа. Звуковые фонемы нанизаны на стержень телекинеза: мысле-форм образов. Чем выше телепатический уровень и интеллект говорящего, тем понятнее ему этот язык, в котором можно обходиться совсем без звуков. Все это делает язык универсальным для высших существ, разумно исповедующих гармонию в галактике. Твои родители Ану и Анту владели им в начале своего правления на Нибиру.
Слепящей вспышкой в памяти Энки полыхнуло воспоминание детства: Анну и Анту в размолвках между собой переходили на иной язык, недоступный для челяди, детей, обслуги. Со временем Деванагари стал для родителей обузой, все реже применяемой. Шло упрощение и усечение его, пока не стал он санскритом на KI, который базируется лишь на звуковых фонемах без телепортаций мысле-форм.
– Что есть мысль?– Спросил Энки– эта проблема занимает меня давно, с тех пор, как препарируя мозги погибших, умерших LULU, я не нашел ни мысли, ни гнездилища ее, какие бы не применял для поиска приборы.
– Еще на ранней стадии развития асуров, создатель преподнес им постулат: есть Мир, но рядом существует Антимир. Есть тьма и свет, есть жизнь и смерть, а значит, есть вещество и антивещество, частица и античастица.
Энки дополнил:
– Есть "я" – материально ощутимая система частиц. А значит, согласно этой логике, где-то рядом есть "анти я" или двойник, фантом из антивещества, моя антивещественная тень. Я к этому пришел давно. Что дальше?
– Отыскивая мысль, ты не задумался над "дикостью" методы биоразмножения? Всевышний, сотворяя многие миры, планеты, звезды, астероиды, всегда шел наработанным путем: соединял устойчивые неорганические материальные системы в единый неживой объект. Казалось бы, почему не повторить простейшую методу эту в конструкциях разумного субъекта – соединить устойчивые органические системы в био-организм и наделить его самоуправлением?
Но здесь Всевышний простоту отбросил. Две половые клетки перед соединением им начинаются сначала неимоверно – сложною начинкой, где наиболее непостижимо – уникальны…
– Хромосомы, – нетерпеливо перебил Энки – и в каждой по четыреста сегментов, а в стадии профазы больше тысячи. Плюс гены, где у каждого свой локус – место.