От секундного озарения стало вдруг трудно дышать, и в груди появилось предчувствие катастрофы. Ленка схватила телефон и побежала на кухню:
– Мила!!! – шепотом заорала она, словно их мог услышать человек на том конце невидимого провода, – Возьми трубку! Это по объявлению! Умоляю!!!
Милка, конечно, ничего не поняла, но не задала ни одного вопроса, аккуратно поставила бокал с мартини на стол и нажала на кнопку с зеленой трубкой. С первой секунды разговора она начала улыбаться невидимому собеседнику. Говорила спокойным, грудным каким-то голосом, ласково и так, будто делала это каждый день:
– Добрый день. Да. Да, я. Да, конечно. Я психолог. Да. Да. Несомненно. Абсолютно точно. Я вас прекрасно понимаю. Да, вы совершенно правы, это нетелефонный разговор. Нам надо встретиться, познакомиться и оценить, так сказать, все аспекты вашей ситуации. Да. Да, завтра мне удобно. Во сколько? Да. О да, это отличное место, там можно прекрасно поговорить. Договорились. Всего доброго.
Спокойно отключившись, Милана положила телефон на стол, взяла в руки бокал и только тогда подняла глаза на Ленку, которая в оцепенении сидела перед ней на табуретке.
– Это он? Роман?
– Он, – выдохнула Ленка. Ее слегка колотило.
– Позвонил по объявлению, не зная, что это ты его дала?
– Да.
– Грандиозно! Целый сюжет для приключенческой повести! – Милку это правда забавляло, она не видела в ситуации никакого трагизма, только интригу.
– Мила, ты понимаешь, какое это совпадение?!
– Конечно, понимаю, Ленуся. Но ты же знаешь, что все случайности неслучайны. Время пришло. Завтра мы с ним встретимся и все узнаем.
– Кто это "мы"? – Ленка подпрыгнула на табуретке.
– Ну, то есть я в роли тебя.
– Милка, мне страшно.
– Я тебя умоляю, дорогая! – Милка прикончила свой мартини и звонко поставила бокал на стол. – Это же просто идеальная ситуация! Будут тебе ответы на все твои вопросы. А то какие-то тайны мадридского двора, честное слово.
– Может быть, меня как раз это пугает? Я боюсь этих ответов.
– Ленуся, – тут Милана серьезно посмотрела на подругу, и та в очередной раз поразилась неповторимой притягательности ее глаз, – Ты самый добрый человек из всех, кого я знаю. Ты красивая и привлекательная женщина. Ты искренняя, открытая и эмоциональная. Может быть, чересчур, но не суть важно. Ты достойна самых лучших отношений. А в этой своей любви ты несчастна. Потому что это не твой человек. И если ты сама этого не понимаешь, прости, я буду той, кто тебе наконец это поведает. И бояться ты должна только одного, я считаю, – того, что этот твой Роман скажет мне, что страстно мечтает повести тебя под венец, но не знает, как сделать тебе предложение.
– Смешная шутка, Мила, – мрачно сказала Ленка.
– Мне тоже так кажется, – Милка расхохоталась, а потом подмигнула подруге, – Не дрейфь, Ленуся, выведем мы твоего Романа на чистую воду. А вдруг и поможем ему чем-нибудь. Мы ведь не злодейки какие, мы всем желаем счастья, просто себе – в первую очередь. Правда ведь?
– Милка, это тост!
Бокалы снова наполнились льдом и мартини и звякнули. За окном наступил свежий мартовский вечер. Он дышал в открытую форточку кухни, и Ленка кожей ощущала наполненный мечтами и радостью воздух, и на мгновение показалось, что все будет хорошо. Непременно будет хорошо и, может быть, даже прекрасно.
Милана договорилась с Романом встретиться в полдень в кофейне "Итальяно" в центре города. Место это было нелогично дорогим и пафосным, рафинированная публика, как называла этих людей Мила, традиционно и необъяснимо собиралась там лишь по вечерам, днем даже в выходной в маленьком зале кофейни почти никого не было.
Еще накануне подруги поспорили, какой из назначения такого места встречи следует вывод. Ленка ни разу не слышала от Романа, чтобы он бывал в "Итальяно", поэтому предположила, что любимый ею мужчина хочет произвести впечатление состоятельного человека. Ей несколько раз назначали эту кофейню в качестве места для интервью гламурные мальчики и девочки города. Милка была уверена, что Роман не хочет, чтобы его видели в кафе с женщиной. В полдень в "Итальяно" их могла рассекретить разве что надменная официантка. Почему-то все официанты в этом заведении были надменными – тут Ленка и Мила сошлись во мнениях.
Милана позвонила Ленке перед входом в кафе и велела спокойно ждать дома. И вот уже третий час Ленка нарезала круги по своей маленькой квартире. Круги получались маленькие, оттого еще более бестолковые и беспокойные. Она не выпускала из рук телефон и каждую секунду ждала звонка. Но неожиданно позвонили в дверь.
На пороге стояла Милана, и вид ее поразил Ленку. И даже слегка напугал. Во-первых, она была заплаканная, и следы растекшейся туши темнели под глазами. Во-вторых, в руках у нее была бутылка коньяка, хотя обычно подруги ничего крепче мартини не пили.
– Мила, что, всё НАСТОЛЬКО плохо? – помертвевшим голосом спросила Ленка, пропуская гостью в тесную прихожую.
– Не знаю, настолько или нет, Ленуся, но страшно захотелось коньяку.
– А почему ты плакала?!
– Потому что бабы – дуры, Ленуся. И это ужасно, ужасно грустно.
Новость первая была такова: Роман был женат. Женат давно, прочно и бездетно. С женой вместе он уже какое-то время не жил, но разводиться не собирался и говорил о ней только как о жене. Жена, по словам Романа, была тяжело больна.
– Думаешь, рак? – спросила Ленка, не до конца еще понимая, как ко всему этому относиться.
– Думаю, алкоголизм, – ответила Милана и залпом хлопнула рюмку коньяка.
По словам Романа, жену он ценил и уважал как человека, не любил давно, о разводе не думал никогда. Потому что не мог предать близкого человека – так он объяснил это Миле. Говоря об этом, та иронично и недоверчиво прищурила свои раскосые глаза, и Ленка поняла, что подруга не поверила Роману ни на секунду. Мотивы были другие. Какие? – материальные, благородные или еще какие – сейчас было не так уж и важно.
Новость вторая звучала примерно следующим образом: кроме жены у Романа было еще две любовницы – одна безответно любила его, другую беззаветно любил он.
– И кто из них – я? – обалдело спросила Ленка, хотя, конечно, уже понимала, что знает ответ на свой вопрос.
– Ты, Ленуся, та прекрасная женщина, тепло которой необходимо, глаза которой согревают и секс с которой бывает хорош. Ты та женщина, которую он, казалось, полюбил. Но потом понял, что ошибся. А ты уже полюбила его, и эта любовь подпитывает его во дни сомнений, во дни тягостных раздумий… В общем, ты нужна ему, чтобы он знал, что его кто-то любит. Он перед тобой, конечно, виноват.
– Это он так сказал?
– Да, он сказал, – Милка размашисто кивнула, и по этому мотанию головы Ленка поняла, что коньяк на подругу уже подействовал. – Так и сказал: "Я перед ней, конечно, виноват".
– А та, вторая, она кто?
– Я имени не спросила. Да и какая разница. Но так поняла, что это какая-то то ли первая любовь, то ли несостоявшаяся любовь, в общем, та любовь, которая не ржавеет.
– Это тоже он так сказал?
– Нет, это я уже сама.
– И он ее любит?
– Любит.
– Давно?
– Давно и сильно. Сама же знаешь, чем любовь безответнее – тем сильнее.
– А почему не разведется?
– Потому что жена больна. И потому что та, другая, его не любит. И не скрывает. Он для нее, вероятно, тот прекрасный мужчина, тепло которого согревает и секс с которым бывает хорош… В общем, ты, Ленуся, попала даже не в любовный треугольник, а в какой-то любовный квадрат! – Милка становилась всё пьянее, и, несмотря на крах личной жизни, Ленку это смешило, и она хихикала, правда, немного нервно.
– А почему жена пьет?
– Запьешь тут, – Милка заглянула в свою рюмку. – Детей нет. Муж не любит. Она, кстати, не работает еще. Живет в загородном доме. Одна.
Они помолчали. Ленка смотрела в свою нетронутую рюмку, прислушивалась к себе и с удивлением понимала, что сквозь разрывающее душу серое и огромное разочарование пробивается едва ощутимое облегчение, как весенний одуванчик сквозь асфальт. В голове стало пусто, и даже образовалось что-то вроде сквозняка. Разъедающий мозг вопрос "Почему так?" вдруг испарился, а на его место пока ничего не пришло. Вся новая информация словно уже существовала где-то внутри Ленки, и сейчас вскрылась, как давний больной нарыв. Было гадко, отвратительно и очень горько, но удивления не было.
Так многое стало понятно. И неотвечания на звонки. И пропадания на выходные. И эта трагическая загадочность… В носу жарко защипало, захотелось завыть.
– А чего он хотел от тебя, Мила? От меня то есть… От объявления в общем.
– Избавления, – ответила Милка резко. – Душевного спокойствия. Чтобы другой человек волшебным образом избавил его от чувства вины, от необходимости врать, от всего сумасшедшего дома, в который он сам превратил свою жизнь. Ты понимаешь, Ленуся? Избавления! Минимальными усилиями! Звонком по телефону!
Мила явно начинала кипятиться. Впрочем, это было ей не свойственно, поэтому раздражение выглядело слегка комичным. Но лишь для стороннего наблюдателя. Ленка видела, как все это зацепило и разозлило подругу. А та продолжала монолог отрывистыми фразами, глядя то на Ленку, то на бутылку коньяка, то в окно – и все время немного мимо:
– Сначала он показался мне каким-то излишне трагичным. Форменный Гамлет. И смотрит так пристально, неприятно. И голос тихий, как будто мы на конспиративной квартире. А потом я поняла, что он действительно воспринимает себя как трагического героя. Действительно страдает. И жалеет себя. И это так странно, но у меня как у психолога не возникло к нему сочувствия.