Через неделю Роман позвонил и пригласил поужинать. Голос его был ласков, а взгляд при встрече – так же обезоруживающе открыт. И все было почти, как раньше, но все-таки было не так. И расслабиться Ленка не могла, и такая перемена казалась ей подвохом и загадкой, разгадки которой она ждала со страхом. И первый ужин после недельного игнора она воспринимала как ребус, который надо разгадать.
Роман спрашивал про Прагу. Спрашивал очень заинтересовано и в подробностях. Слушал внимательно, уточнял и восторгался. Ленка изо всех сил старалась рассказывать так, как рассказывала бы ему, если бы этот ужин состоялся в день ее возвращения. И в итоге ее немного отпустило, она повеселела, но каждый раз, когда хотела пошутить – язвила. На каждую ее злую остроту Рома чуть с укоризной смотрел, но молчал.
Потом он отвез ее к себе, и снова любил, и всю ночь обнимал, укрывал и целовал в шею. И утром сказал, что любит. И слово "малыш" сказал. Но Ленка чувствовала, что это уже не то. Вроде бы все так же, но совсем не то. Она ему больше не доверяла – вот что она поняла. И говорить теперь вслух о свадьбе было странно и как-то противоестественно. Да Рома ни разу и не заикнулся про нее, про свадьбу эту. Дверь в светлое будущее закрылась. Ленка надеялась, что на время. Что какие-то тайные проблемы у Романа закончатся – и все вернется.
Но ничего не вернулось, хотя, казалось бы, ничего и не ушло. Просто встречи стали реже. Просто теперь почти всегда Ленка звала Рому куда-то сходить или хотя бы просто встретиться. Изредка он соглашался на "встретиться", от походов по кино и кафе отказывался под предлогом отсутствия настроения или времени.
Во время таких встреч они сначала напивались на его уютной кухне с видом на город, потом валялись на большой двуспальной кровати и смотрели какое-нибудь кино, потом занимались любовью, а потом засыпали. Бывало, что после окончания фильма Рома щелкал пультом, выключая огромный прямоугольник телевизора, целовал Ленку долгим поцелуем, который означал: "Секса не будет. Спокойной ночи" и, отвернувшись, засыпал. В такие ночи Ленка не спала совсем, горько и беззвучно плакала, стараясь не шмыгать носом, уходила на кухню смотреть в ночное окно, допивала недопитый мартини и отчаянно страдала, в очередной раз не понимая, что происходит.
Вечер, в который Ленка примчалась к нему после проведенного у сестры прекрасного дня, оказался таким же пустым и горьким. Роман заснул уже за просмотром фильма и не проснулся на финальных титрах. Ленка посмотрела на часы на прикроватном столике:
– Детское время! – не удержалась она от восклицания вслух. Бездушные зеленые цифры показывали 22.02.
Ленка вдруг почти физически захотела не растерять тепло и душевность прошедшего дня, пусть и закончившегося так по-дурацки. Захотелось поделиться им с той, которой, вероятно, это тепло очень нужно. В ответ на эту Ленину мысль мужчина ее смешно и громко всхрапнул.
Она вышла в прихожую, нарочно громко порылась в своей сумке и достала "конспиративный" телефон. Пошла на кухню и набрала номер Маши, раздумывая, рискует ли она разбудить ее детей или нет. Гудки шли долго, громко и неприветливо. Потом прекратились:
– Здравствуйте, Елена, – спокойно сказал в трубке голос женщины, оставшейся без мужа с детьми. И Ленке показалось это спокойствие зловещим.
– Здравствуйте, Маша, – как можно более радостно поздоровалась она. – Я не слишком поздно?
– Мы как раз укладываемся спать, – игнорируя вопрос ответила собеседница.
– Маша, я думаю, нам надо встретиться, – затараторила Ленка, полушепотом, но вдохновленно. – Мне кажется, я знаю, как мы вернем мужа. Как Вы вернете мужа, Маша. У меня к Вам большой разговор, Вам придется чуть больше думать о себе, но, наверное, это будет Вам на пользу… Сегодня я встречалась с очень мудрой и очень счастливой женщиной, мне кажется, ее советы могут Вам помочь… Когда мы сможем встретиться?
– Елена, – Маша помолчала. – Нам не надо встречаться. Муж уже вернулся.
– Да?! – не нашлась что ответить Ленка. Потом опомнилась, – Это же здорово, поздравляю! А как Вам это удалось? Или он сам?…
– Я сказала ему, что если он не вернется, я запрещу ему видеться с детьми. И подам в суд на лишение его родительских прав. И он вернулся.
Голос Маши был спокойным, но Ленка уловила в нем какие-то мстительные нотки. Мол, получи, горе-психолог, я получше тебя знаю, как со своим мужиком управляться. А, может быть, ей показалось. Но абсолютно четким стало ощущение ледяного душа, которым окатило Ленку. Она помолчала. Потом сказала, удивившись металлу в собственном голосе:
– Надеюсь, Маша, Вы понимаете, что делаете.
– Понимаю.
– Удачи Вам.
– И Вам.
И только после того, как телефон замолк, и маленький экран его погас, Ленка крикнула в него то, что на самом деле хотела:
– Дура!!!
Но никто ее не услышал. Ни далекая и упрямая в стремлении к железобетонному семейному счастью Маша. Ни спящий и некрасиво храпящий Роман в соседней комнате. Ленке в очередной раз за этот долгий день захотелось зареветь. Разрыдаться от души. Но руки тряслись от злости и бессилия, и она не смогла выдавить из себя ни слезинки. Потом захотелось уехать. Вызывать такси, прыгнуть в него, исчезнуть. Чтобы утром Рома удивился и, чем черт не шутит, расстроился. Но надежда на утреннее продолжение прерванного на самом интересном месте вечернего сценария оставила Ленку в этой квартире, уложила рядом со спящим мужчиной на широкую кровать и даже дала уснуть.
Клиент третий. Татьяна
1
Встреча с Татьяной была назначена в парке. Это место выбрала Татьяна, женщина, судя по тону разговора, решительная и волевая. Март баловал теплом, и Ленка охотно согласилась. Они прогуливались по тропинкам старого парка, и хотя разговор предстоял серьёзный, Ленка не могла не радоваться ветерку и оттаявшему кое-где асфальту
– Вы знаете, особо рассказывать нечего, – решительно и немного мстительно начала Татьяна, – я просто ненавижу свою жизнь. Ненавижу свою работу. Своих друзей. Свои выходные. Себя, короче, ненавижу.
Ленка остановилась со страхом посмотрела на эту красивую длинноволосую женщину. На секунду она увидела в ней себя, и даже слегка отшатнулась от этого своего отражения. Но по выражению лица Татьяны, по сжатым, аккуратно накрашенным, губам, она поняла, что эта ненависть застарелая, как болезнь. Ненависть, принятая своим обладателем, с которой научились жить и которую научились не замечать, но которая, как старый шрам, ноет перед грозой. Или в особо солнечные и прозрачные дни. И сейчас, в этот прекрасный весенний полдень, видимо, шрам снова не давал покоя. Ленкина ненависть всё-таки пришла к ней совсем недавно, ещё не пустила корни, да и, скорее, была обратной стороной любви к этой самой жизни.
– Почему? – через значительную паузу спросила Ленка.
Тут замолчала Татьяна. Какое-то время они шли молча, потом Татьяна заговорила:
– У меня, вроде бы, все хорошо. Нормально. У меня есть работа, хорошая работа, я чтоб на это место попасть по головам пары знакомых прошла, многие о такой мечтают… Статус, зарплата, офис как на картинке. И я мозгами это понимаю, но каждое утро как будто камни с собой на работу несу. Ненавижу её. Коллег своих видеть не могу. Подчиненных презираю. Единственный нормальный человек – мой босс, ради него, наверное, и работаю ещё. Хотя нет… Если честно, я понимаю, что мне важно все это – статус, зарплата, машина служебная. И за это я себя тоже ненавижу.
– А что с семьей? Как дома дела? – пыталась Ленка увести разговор от этого коробившего ее слова "ненавижу" и от агрессии, которую излучала эта симпатичная женщина.
– О, с семьей у меня и вовсе шоколад, – усмехнулась Татьяна и поправила сережку, – из семьи у меня кот Матвей. У меня перед ним чувство вины, что я ему мало времени уделяю, что дома редко бываю… Ну, вы видите, надеюсь, что я потихоньку схожу с ума уже? – она весело рассмеялась, Ленка не смогла себя заставить даже улыбнуться.
– Я понимаю, – продолжала Татьяна, – что мне нужны дети. Ребенок. Но рожать некому. Себе одной я не хочу. Я хочу, чтобы семья, чтобы отец воспитывал, чтобы все вместе в отпуск, на море. Чтобы по воскресеньям втроем в бассейн, а потом в пиццерию… Чтобы фотки семейные по всему дому стояли… Одинокие мамаши наводят на меня тоску и ужас. И я понимаю, что я ещё более одинокая, чем они, но тем не менее… А мне уже 36. И первому встречному я рожать не буду. А пока я найду того, кто мне нужен, мне будет уже 50! – и она снова рассмеялась и откинула назад красивые длинные волосы, переливающиеся медовыми оттенками на солнце.
Они какое-то время шли молча. Ленка не могла собрать мысли в один пучок. Было слишком много солнца – в бликах луж на асфальте, в окнах проезжающих где-то за деревьями машин, волосы ее спутницы тоже как будто аккумулировали солнце и потом рассеивали его ровным светом вокруг. Приходилось жмуриться, набегали слезы, и это было и приятно, и не давало сосредоточиться. Спрашивать у Татьяны ничего не хотелось. Ленка поняла, что чувствует себя так, будто столкнулась со смертельно больным человеком, и боится поранить его ненужным словом или вопросом. И это ощущение никак не вписывалось в этот чересчур солнечный день. Было странно.
– Сдохну в одиночестве, – сказала вдруг Татьяна, как бы подводя итог какому-то внутреннему монологу. Сказала спокойно и с полной уверенностью.
– Ну подождите сдыхать, – отозвалась Ленка. – Уверена, что что-то можно предпринять. Как Вы проводите свободное время?
– Лежу на диване в обнимку с котом, смотрю сериалы, пью вино и никого не хочу видеть. Не подумайте, что я алкоголичка, я пью только хорошее и дорогое вино. Его мне привозят из Испании несколько раз в год. Кстати, у меня есть любовник. Я забыла сказать.