XVI
Зима в этом году выдалась знатная. Снегу навалило. Да и мороз не отпускал. Крепко стоял уже две недели.
Сегодня с утра, когда он еще затемно выезжал на работу, задул такой легонький, небольшой ветерок. А к обеду превратился уже в пургу. Но Дубравина это не обеспокоило. Машина у него – зеленый "Ленд крузер 100". Переживать не о чем – главное, не забыть бросить в багажник большую пластмассовую лопату. Что он и сделал.
Выехали домой после обеда. Рулил Витька Палахов. Так уж получилось, что бывший прапорщик воздушно-десантных войск уволился в запас, не дождавшись от родного государства пенсии. И вынужден был искать себе новое применение на гражданке.
Бывший майор Казаков предложил ему поговорить с Дубравиным. Встретились. Побеседовали.
Так он оказался в холдинге. И стал работать специалистом на все руки.
Сейчас они выехали на трассу. И сразу попали в снежный заряд. Впереди идущие грузовики выстроились в колонну, которую ни обойти, ни объехать. Огромные колеса поднимали тучи снега. Ветер рвал тенты, бросал ледяное крошево на стекло.
До поворота на проселочную дорогу они добрались достаточно быстро. А вот там их ждал сюрприз. После колеи, проделанной большим трактором, начались переметы. Метель намела такие сугробы, что сама дорога исчезла под снегом. В перемет "Ленд крузер" (называемый Дубравиным за цвет и форму "Крокодилом") и влетел с ходу по самый капот.
"Все, кранты. Сели!" – подумал он. Но машина продолжала двигаться, хотя снег, как вода, переливался через капот и подползал к лобовому стеклу.
Палахов включил полный привод и пониженную передачу. В итоге первую преграду они одолели благополучно.
Но впереди новое испытание.
Надо въезжать в снежный тоннель, пробитый тяжелым трактором. А это чревато, так как тоннель с высокими стенами и чрезвычайно узкий.
Дубравин засомневался: "Может, вернуться? Заночевать в городе? И уж завтра, когда расчистят, ехать. Но там Людмила. Там дочка. Там, в конце концов, меня ждут". Он представил свой тоскливый ночлег в пустой городской квартире: "Ну уж нет!"
– Давай вперед! – сказал он Палахову, который тоже призадумался, глядя на эти гигантские снежные ворота. – В крайнем случае – откопаемся. Лопата есть!
"Крокодил", загребая снег и подминая его под себя всеми четырьмя "лапами", медленно продвигался вперед. Они проползли с полкилометра и попали во вновь заметенную снежную перемычку. Трактор-то здесь прошел. Но ветер быстро надул на этот расчищенный участок нового снега.
Палахов включил все имеющиеся у "японца" прибамбасы. Но колеса крутились, а машина только ворочалась, билась в снегу.
– Черт возьми! – Дубравин в ярости выскочил из кабины. Открыл заднюю дверь, достал лопату. И как есть – в тоненьких ботиночках, дубленочке, с развевающимся кашне – словно на врага, с лопатою наперевес, бросился на сугроб. Он остервенело выбрасывал снег из-под колес.
Через десять минут такой работы почувствовал, что сердце через секунду лопнет в груди.
Остановился на мгновение. И снова в священной ярости бросился в атаку.
Раз за разом, откапывая колеса, он бился в снегу.
И такое было ощущение, что сам он – лишь снежинка в этом белом океане, накрывшем землю. Но снежинка активная, живая.
И, о чудо! Палахов, раскачивающий машину в сугробе туда-сюда, почувствовал, что она буквально по сантиметру, чудовищно напрягаясь всеми своими металлическими внутренностями, напрягая до гула могучий дизель и сжигая сцепление, как настоящий крокодил, вступивший в смертельную схватку, выползает на чистое место.
Вылезли! Еще трижды они проскакивали на ходу огромные переметы.
И уже приближалась родная деревня, манившая издалека огонькам, как вдруг Витек ударил по тормозам. Дубравин протер глаза:
– Что такое?
Прямо посреди дороги лежал человек.
Бабулька!
Витька выскочил, поднял старушку. Отряхнул от снега, затащил в салон.
Дубравин в шоке спросил полузамерзшую:
– Бабуль, ты как здесь оказалась? На улице морозище и пурга!
Слегка отогревшаяся морщинистая старушка в цигейковой шубешке только стучала зубами. Наконец она выговорила:
– В город ездила. По делам сына. В собес. Ну, автобус довез до поворота. Водитель сказал, что дальше не поедет. Боится. Вот я пешком и пошла.
– Так тут же семь километров! – сказал Палахов. – И пурга метет такая, что мы еле пробились…
– Эх, милые, а что делать? Жизнь такая. Деваться некуда. Я одна ответчица за всех. Сын-то пьет. А мне надо ему бумаги оформить. В собесе… Безотлагательное дело. Какая уж тут пурга…
– Да тут кругом снегу по пояс, бабушка. Сейчас пройти невозможно. Только на гусеничном тракторе…
– Ничего, милые, я сильная. Сдюжу!
– Эх, народ наш, ничего его не остановит, – пробормотал водила. – А утром как вы оттуда прошли-то?
– Пешочком. Только на меня собаки вот там, в конце улицы, напали. Свалили и начали кусать, хватать за ноги. Хорошо, мужик шел. Отбил… А так ничего…
– А вы хоть что-нибудь ели за день-то, бабуся? – полюбопытствовал Дубравин, доставая из бардачка бутерброд с маслом и термос с чаем.
– Да что вы, милые! Я на автовокзале попила кофе с булочкой…
"Е-мое! – думал Дубравин, разламывая бутерброд на три части. – Вот она, Россия, коренная, глубинная. Это ж надо, такой фатализм, такая вера в то, что все будет хорошо! То на "жигулях" заднеприводных, на летней резине прут в пургу, слетая в сугробы. То бабуля, божий одуванчик, в метель, в мороз идет за десяток километров!
Россия – умом тебя не понять! Все на авось надеется. И ничего, живет! Тысячу лет живет. И еще будет жить. Такой народ все преодолеет. И, как тут ни крути, все мы, русские, связаны одной судьбой.
Вот я – с моей деревней. Хоть у меня и дом, напичканный электроникой, хоть на все случаи есть дополнительные генераторы, запасы еды, питья, дров, но перед этой суровой природой, перед этими расстояниями в одиночку не выстоять. Только вместе, всей деревней, всей страной можно выжить. Помогая друг другу".
– Ну что? – спросил Палахов, дожевывая свою булку.
– Поехали! – вглядываясь в огоньки родной деревни, ответил Дубравин.
* * *
Он пришел с мороза обледенелый, холодный, голодный. А Людка сидела дома. Ждала его у камина. Горел огонь, щелкали дрова за каминным стеклом. На столе остывал ужин. Тикали часы.
– А дочка где? – первым делом спросил Александр, обняв теплую, одетую в домашний халат жену.
– Дочка? – Людка хитро улыбнулась. – Пойдем, покажу.
Они прошли через кухню. И жена, открыв стеклянную дверь на улицу, показала на припорошенную снегом коляску, стоящую на веранде в уголке.
– Люд, ты чего? – удивленно сказал Дубравин. – Там мороз!
– Сейчас все увидишь! – заговорщически шепнула она.
Они выскочили в чем есть на улицу, на пронизывающий ветер. Подошли, сжавшись от холода. Людка приоткрыла застежку коляски. И Дубравин увидел в глубине, в свитом одеялами и пуховыми платками гнезде милое, любимое детское личико. Под вой пурги и шуршание снега…
Дуня тихо спала.
Послесловие
Роман закончен. Я как автор расстался с героями, глубоко сожалея. И вспоминая долгую – длиной почти 10 лет – работу над книгой. Но жизнь продолжается. И герои мои еще не вышли на пенсию – это активные люди, которые встречаются сегодня буквально на каждом шагу.
О чем же был "Русский крест"?
Как вы заметили, в нем много разных линий.
Во-первых, он о том, как из единого советского человека, воспитанного в идеологическом вакууме, стали появляться люди, которые называют себя казахами, татарами, чеченцами… И как русские вслед за другими народами Советского Союза тоже начали обретать национальное самосознание.
Во-вторых, книга о том, как при смене общественного строя зарождается новый тип экономических отношений. Из винтиков разобранного социального механизма возникает новый класс предпринимателей – тех, на кого сегодня вся надежда. Для меня это люди пассионарные – обладающие повышенной энергией, способные изменить окружающий мир, сумевшие вытянуть себя и страну из хаоса и разрухи 90-х.
Дух русского предпринимательства не угас. Мы смогли выстроить новую формацию, сделать жизнь более-менее приемлемой и в какой-то части комфортной. В 1990-е я думал: силы у народа иссякли и Россия обречена на развал. Но пассионарии не испугались, не сдались. Выстояв в этой борьбе, не только спасли себя, но и изменили жизнь целой страны. Сегодня они окружают меня повсюду. И я горжусь тем, что тоже принадлежу к числу предпринимателей. Поэтому моя книга – еще и благодарность таким людям.
В-третьих, это роман о любви. Вечной и благодатной. Любви, которая бывает в жизни каждого человека. И о поиске ее мужчинами и женщинами в XX и XXI веке. Любовь преодолевает все обстоятельства, идет с нами рука об руку. Является началом всех начал: он любит ее, а она его, потом у них появляются дети, которые любят родителей… Это передается из поколения в поколение. И только наличие любви делает жизнь осмысленной и счастливой. Без нее и сама наша планета исчезла бы. Причем это не только чувство, которое человек испытывает к собственной семье или роду, но и более широкое понятие – любовь к своей стране, народу, переживание о его положении и горькой судьбе.
И наконец, мой роман – о напряженной внутренней работе главных героев. Каждый из них, пройдя испытания, обретает новое духовное качество. Все эти поиски в конечном итоге – поиски Бога. В разных философских и религиозных концепциях – кто-то раньше, а кто-то позже – они находят то важное, что объединяет нас всех. Приближаются к божественной правде, силе и красоте.
Вот эти вещи мне и хотелось в первую очередь донести до читателей. Но, встречаясь с ними, я порой узнаю о "Русском кресте" больше, чем сам вложил в него как писатель: многие находят в книге собственные мысли, свою судьбу. И для меня это самая высокая награда. Я пишу о типичном. Поэтому всегда говорю: роман не обо мне и не о вас, а о русских людях. О том, что мы вместе пережили. И это сделало нас такими, какие мы есть.
Если читатели тоже немного изменились, прошли со мной и героями весь этот путь, моя работа не напрасна. Надеюсь, книга будет жить долго, и по ней дети и внуки будут судить о нашей с вами эпохе. И понимать, что мы тоже существовали не в безвременье. А жили, страдали, боролись, любили, чтобы передать эту эстафету им. Чтобы и их жизнь была такой же настоящей – полной любви, красоты и борьбы.
С почтением к вам, русский писатель Александр ЛАПИН.