Но все равно, торжествуя в душе, погреб к общей стоянке с видом именинника.
* * *
Сомнения его оказались напрасными. Женщины набросились на птицу и шустро принялись ее ощипывать. А потом так быстро разделали селезня под супчик, что Дубравин понял простую вещь. Ничто не утрачено. Под внешней маской современника в каждом из нас прячется дикарь. И эти девушки, если завтра цивилизация исчезнет, очень быстро приспособятся жить, как жили наши предки. Блестящим доказательством этого стало превращение крылатого красавца во вкуснющий суп.
Обеденный разговор у костра шел вяло, пока Володь-ка Озеров не вспомнил о своем опыте.
Матюгнувшись вполголоса, он рассказал друзьям о своих бедах:
– Что за государство мы построили?! Хрен знает! Мечтали в девяностых, что будет все в лучшем виде. Демократия, выборы, открытые границы с Европой. А что получили? При власти воры, мошенники, жулики. Везде взятки, в суде правды не добьешься, если не занесешь. Хуже, чем при коммунистах было…
– А ты чего хотел? – завелся с полуоборота Дубравин. – Так вот сразу и в дамки? То есть в райские кущи. Как в Швеции? Для этого надо целый путь пройти. Всем. И государству тоже…
– Ну, путь мы уже прошли. И немалый! – ершился Озеров. – Только что-то я светлого будущего не вижу.
– Да ничего мы не прошли! – возразил ему Шурка. – Мы крутимся на месте. Нарезаем, так сказать, исторические параллели…
– Это как? – заинтересовался разговором Казаков, расправляя свою взлохмаченную после купания бороду.
– А вот как! – принялся излагать свое видение процесса Дубравин. – По Марксу, как должно быть? Шаг за шагом. От одной общественной формации к другой. А мы что? В тысяча восемьсот шестьдесят первом году феодализм себя исчерпал. Царь-батюшка Александр II освободил крестьян. И началось. Власть в его руках. А в экономике – воля. И пошло развитие капитализма семимильными шагами до самой революции февральской. Буржуи взяли власть, Россия должна была шаг за шагом модернизироваться, двигаться к социализму. Но уже в октябре большевики все переиграли и начали строить свой социализм. А на самом деле вернулись к махровому феодализму, что был до освобождения крестьян. Иосиф Виссарионович так гайки завернул, что снова получилась империя. Только основа у нее другая немного была. Вместо царя – вождь, вместо православия – великое учение, а народность на интернационализм поменяли. Так до девяносто первого и сидели.
– А что, в девяносто первом не было демократии? – поинтересовался кто-то из молодых.
– Была! – ответил Дубравин. – Да сплыла в девяносто третьем. Ельцин ее танками раздавил. И стал царем. У нас и Конституция нынче такая, что Николаю II и не снилась. Вся власть у президента.
– Ну, может, так оно и должно быть! – сказал Казаков. – Страна большая, народу много. Кто в лес, кто по дрова. Должен быть порядок.
Но Дубравин уже оседлал любимого конька:
– Так-то оно, может, и так. Только нам от этого не легче. Мы пошли по кругу. Опять мы империя. Опять триада. Самодержавие, православие, народность. Храмы растут как грибы. Вертикаль укрепляется, аж дальше некуда…
– Ну, надо же чем-то идеологический вакуум заполнять, – заметила Марина Сорокаумова, подсаживаясь к костру.
– А кому от этого легче? – спросил Алексей Тимашов, принюхиваясь к соблазнительным запахам, шедшим из подвешенной над огнем кастрюли.
– Тем, кто сегодня движет страной. Предпринимателям. Нам эта мумификация режима совсем ни к чему. Троекратное хождение по кругу только истощает народные силы.
– Ну а в других странах СНГ все не так, что ли?
– Не так. Все четырнадцать бывших республик строят национальные государства. Одни мы на осколках империи плывем без руля и ветрил. Куда кривая вывезет.
Посидели. Помолчали, прислушиваясь к треску огня. Казаков заметил:
– Вот что интересно. Все эти бывшие республики вернулись к тому образу правления, который у них был до семнадцатого года. Прибалты – к буржуазным республикам. Узбеки, таджики, туркмены – к деспотиям средневекового образца. Даже в Казахстане, вначале казавшемся демократическим, сейчас одна партия, один елбасы. С чего бы это? Они тоже пошли по кругу?
– А с того! – живо откликнулся Дубравин. – Пока люди не созрели, никакой демократии не будет. И если исторический урок не усвоен, народ возвращается к исходной точке. И начинает забег снова. По кругу! А он у каждого свой!
– И что дальше? Так и будем кружиться? – наливая дымящийся утиный супчик, спросила Сорокаумова.
– Ну, мы не первые. И французы через это проходили. И англичане. Сначала была Великая французская революция, а потом к власти пришел Наполеон и построил империю. И так раз за разом. Пока буржуазия не взяла власть, после чего появилась свобода слова, собраний, предпринимательства.
– Будем ждать! – с иронией произнес Володька Озеров. – Пока созреют свои буржуи!
– Верно! – ответил Дубравин. – Нам нужен закон, порядок, демократия, справедливый суд.
– Тут многое и от народа зависит, – добавил Казаков. – Он должен созреть. Не появится средний класс – ничего и не будет. У нас на выборы-то никто не ходит, не то, что на митинги. Права свои отстаивать надо.
– Отстоишь тут! – разочарованно заметил Озеров. И принялся хлебать супчик.
– Да, без гражданского общества ничего не будет. Так и будут нас гонять по кругу от империи к империи, – согласился Дубравин. – А его могут создать только предприниматели, мелкий и средний бизнес. Не олигархи. Они-то вотчинники. Их и так хорошо кормят. Встроились в систему, и никакая демократия им не нужна. А нам без нее кранты…
– И что, надежды нет? – спросила Марина Сорокаумова.
– Почему? Потихоньку растут наши силы. Был бизнес разбойничий – стал торговый. Накопят деньги – вложат в производство. Потом захотят порядка, закона, власти. Того же, что и средний класс. Уважения к себе. Рано или поздно это произойдет. Вот только доживем ли мы до этого – большой вопрос. Жмут нас власти. Они ведь боятся самостоятельных.
– Выборы тут не помогут! – упрямился Володька Озеров. – Их всегда можно переиначить. Надо на улицы выходить.
– Почему? – возразил ему Дубравин. – Если все выйдут, никто не сможет сфальсифицировать выборы. Как бы ни пытались.
– Это опять же вопрос зрелости народа! – задумчиво произнес Казаков. – Поднимется с печи, будет у него и демократия, и русское национальное государство. А будет дремать, так и проспит все на свете.
– Да, Россия, с одной стороны, интересная страна. Своеобразная, – сказал Дубравин. – А с другой – подчиненная общим законам развития. Посмотрим, как все пойдет. Пассионариев мало. Как пел Высоцкий: "Настоящих буйных мало". Но они есть. Сейчас у нас две тенденции – восстановление империи и развитие капитализма в рамках нее. Какой путь выберем? Кто знает…
– Давайте, мужики, лучше выпейте! – влезла в разговор Крылова. – За нас, за женщин, в конце концов. А то мы сидим тут, никому не нужные. А вы все о политике…
– Точно, хватит!
– Нет, я все-таки скажу, – встал Дубравин. – Давайте сначала поднимем бокалы за русское национальное государство. Законы развития не обманешь, и если оно должно возникнуть, то хоть ты лопни, а все равно появится.
Выпили.
Ну а потом уже за женщин, за любовь, за детей и родителей. И еще бог весть знает за кого. Пили и пели.
И долго еще над лесом, над рекою раздавались веселый смех, мелодии песен и радостные голоса людей, отдыхавших на своей русской земле.
XV
"Самолетик маленький, звать его "Фалькон". Но внутри роскошно так отделан он. Дерево и кожа, золото и мех. Так в салоне чудно, что разбирает смех", – в стихах оценил Амантай Турекулов про себя крылатую машину. А потом вытянул ноги, удобно устроившись в раскладывающейся раковине кресла. Рядом притих в своей роскошной "колыбели" сухонький дядя Марат.
Перед взлетом все высокопоставленные паломники притихли. Не то что перед этим, когда сопровождающий их мулла Баймен предложил сразу переодеться в белые одежды. Загалдели: "Для чего?"
Баймен объяснил:
– Иначе придется переодеваться в специальном месте, которое находится в нескольких километрах от святилища. И это расстояние надо будет преодолевать пешком без обуви.
Выслушав его, высокопоставленные паломники согласились облачиться в особые белые одежды.
Самолет, как летающий конь Тулпар, скакнул в синее небо. И понес их небольшую, но сплоченную группу в сторону Мекки.
Все получилось как-то спонтанно, само собою. Он знал, что многие люди его круга сейчас охвачены своеобразным поветрием. Ходят в мечеть, дружат с имамами, к месту и не к месту поминают Аллаха. В общем, изображают религиозность. Амантай к этому относился с долей здравого скептицизма и некоторым любопытством. Не более.
Надо сказать, что казахский народ, хоть и числит себя мусульманским, на деле таковым не является. Почему? Да потому, что ислам пришел в эти края достаточно поздно и не смог полностью заменить те религиозные воззрения, кои уже имелись в родоплеменном обществе.
Религия в конечном итоге очень четко соответствует уровню развития народа. И монотеизм принимается правителями и народом тогда, когда есть предпосылки для этого. Так было, например, при князе Владимире, крестившем Русь.
Так было в Западной Европе, в арабском мире.
Казахстан же объединил не ислам, а Российская империя. А потом и СССР, в составе которого он строил свою государственность.
Сейчас, когда Казахстан стал самостоятельным государством, – другое дело. Вот и стало среди элиты модным показывать свою религиозность.