Часть III
Сельский пигмалион
I
Сначала была мечта. О богине. Потом Пигмалион взялся за дело.
Из ослепительно белого мрамора и слоновой кости создал он прекрасную скульптуру. И назвал ее Галатеей.
Создал. Украсил. Одел в шелка. Поставил у себя в спальне.
Прямо как живая стала она.
Исходил страстью Пигмалион. Целовал ее. Обнимал. Сходил с ума. Но холодный камень оставался мертвым.
И тогда в день праздника Афродиты – богини любви и красоты – взмолился ей скульптор. И стал просить вдохнуть в статую жизнь.
Долго молился он. Пока богиня не ответила ему.
– Чего ты хочешь, Пигмалион? – спросила она скульптора.
– Чтобы она ожила.
– Я могу мрамор превратить в плоть, – произнесла богиня. – Но оживить ее должен ты.
– Как?
– Подумай! – сказала Афродита. Хлопнула в ладони. И Галатея стала прекрасной женщиной. Но не живой.
Залился слезами скульптор. Обнял ее. И прошептал: "Я люблю тебя, Галатея! И готов умереть вместе с тобой!"
В ту же секунду Галатея вздохнула. И открыла глаза.
Ибо сердце ее залила любовь.
Только она может оживить женщину. Только с нею она живет.
С тех пор люди знают, что жизнь и любовь – одно целое.
II
Жизнь монаха тяжела. Но он не монах. Он послушник.
Однако труд и молитва обязательны для всех, кто укрылся за стенами этой древней обители.
Пять утра. Понедельник. В коридоре раздается звон колокольчика. Это брат, назначенный на побудку, – такое у него послушание. Под громкий звон он сонно бормочет:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!
Казаков с трудом открыл глаза. И медленно слез с кровати. Умотался вчера на тяжелой работе. Ему вместе с одним трудником выпало чистить канализационные колодцы. Нелегкая, грязная работа. Вот сегодня и ломит все тело. Гудят от неподъемной лопаты руки. Но на душе у него все равно хорошо. Точнее, лучше, чем было тогда, когда он с вечера принимал "на грудь". А утром с трудом разлеплял глаза. Сейчас голова ясная. А это уже великое дело.
Встал. И сразу в умывальню. Оттуда вышел веселый, счастливый, с иронией посматривая на заспанные, недовольные физиономии трудников и послушников, которые тащились ему навстречу.
* * *
В Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь он приехал две недели назад. Рано утром. Когда деревянные ворота еще были закрыты наглухо. И сидевший в сторожке привратник дремал у себя на скамейке.
Казаков покрутился на площади перед входом, перекрестился на образ Божией Матери, размещенный над вратами святой обители. И решил, пока все спят, исследовать окрестности.
"А стены-то здесь – ого-го! – думал он, обходя монастырь. И выбрался к тыльной стороне теперь мирной обители. – Видно, не раз тут воевали. Но построен он в каком-то странном месте. Как будто в овраге. Стены наверху, а сами церкви и другие здания в низине. Отчего так? И снаружи невозможно даже разглядеть, что там творится внутри. Только огненно-рыжие верхушки деревьев и видны".
Он вернулся к главным воротам. И обнаружил там синий туристический автобус. Из него на площадку горохом высыпали туристы. Разномастный, полусонный народ оглядывал окрестности. Женщины прихорашивались, надевали платки. Мужики торопливо закуривали.
Командовала парадом крашеная в рыжий статная дама, которую Казаков сразу определил как главную и про себя назвал "Осенью".
Экскурсия, судя по всему, собиралась штурмовать монастырь. И Казаков решил для себя: "Что я теряю? Зайду вместе с ними. Послушаю. А уж потом отправлюсь по назначению!"
Он быстро подошел к "Осени". Участливо поинтересовался о дороге. Сделал комплимент ее таланту рассказчика. Короче, как учили его когда-то в спецшколе, живо втерся в доверие.
И вот привратник наконец распахнул тяжелые ворота. Они дружною толпою устремились под полукруглый свод, который то ли охраняла, то ли благословляла Божья Матерь с младенцем Христом на руках.
Экскурсия началась. И "Осень" – Валентина Павловна – начала свое повествование:
– Псково-Печерская лавра была не только монастырем в обычном понимании этого слова. Она еще была и неприступной крепостью. Более двухсот раз под ее стенами и в окрестностях происходили битвы и сражения. Но она ни разу не пала.
Экскурсовод цокала каблучками по вымощенной булыжниками бугристой дорожке и, подняв над головою закрытый зонтик для ориентировки экскурсии, продолжала прясть полотно своего рассказа. А он был и вправду интересен:
– За всю свою историю – а она насчитывает более пятисот лет – эта обитель никогда не закрывалась. И даже в годы советской власти продолжала действовать и принимать братию. Эти стены повидали многое. И сохранили массу удивительных легенд.
Первые насельники монастыря появились здесь в 1392 году. Поселились они в здешних пещерах. А уж потом на этом месте в 1472 году был построен первый храм…
Перед Казаковым открывались все новые и новые чудеса. Раньше ему почему-то казалось, что монастырь – это такое угрюмое место. Но здесь все было не так. В обители, несмотря на осень, еще не закрыли цветники и клумбы. И розы, гиацинты, фиалки разноцветными коврами окружали их.
– Как видите, – витийствовала экскурсовод, – на фоне унылых советских серых зданий и дворов Псково-Печерская лавра выглядела как рай на земле. И это, как и само существование монастыря, вызывало у власти страстное желание его прикрыть. Но не удалось. Да-с!
Они шли дальше. Вниз и к центру. Туда, где виднелись разномастные, радостные, словно игрушечные, храмы, домики, колокольни.
– А вот это – "кровавая дорога". На этом месте царь Иван Грозный в припадке гнева зарубил настоятеля монастыря преподобного Корнилия. Отрубил ему голову, – уточнила Валентина Павловна, – а потом в горе и раскаянии взял тело и понес вниз. А кровь праведника стекала по плитам и камням.
– А вот беседка, где курил Петр I. На территории монастыря курить – грех. Но как откажешь царю?! Тем более такому. Решили построить ему наверху беседку, где он мог уединиться и не смущать братию.
Народ зашептал: "Карета! Карета!"
– На память о посещении монастыря здесь осталась карета императрицы Анны Иоанновны.
– Ну а нынешние вершители судеб жалуют монастырь? – спросил Казаков.
– Конечно! И Ельцин был. И сам Владимир Владимирович в двухтысячном году удостоил обитель своим посещением. Так что сильные мира сего монастырскую жизнь не забывают.
– Вот оно как!
– А где монахи живут? В пещерах? – спросила "Осень" одна наивная, свежая девушка в беленьком платочке.
– Ну что вы! – улыбнулась в ответ экскурсовод. – Это первый подвижник, некий Марк так жил. В этой самим Богом созданной пещере. Ведь в переводе с греческого "монашествовать" значит "единствовать". То есть быть единственным, одиноким. Удалиться от мира. Уйти в пустыню. Сейчас здесь большая община. Живут в кельях, в общежитии. Вполне современно.
Казаков слушал и думал. О многом: "Вот это место, где можно отдохнуть, подумать. А главное, какая прочность! Какая силища! Две тысячи лет существует Церковь. Этому монастырю более пятисот. Люди жили и умирали. Да что люди! Так, песчинки. Жили и умирали государства, империи. Рим. Византия. Киевская Русь. Золотая Орда. А Церковь стояла.
Действительно, она и есть нечто устойчивое в нашей быстротекущей жизни. Ведь какой мощью обладала советская власть. Какой силищи был режим, а не смог до конца извести Церковь. Всё повыкосил. Всех этих чернецов и монахов разогнал. А корни уничтожить не смог. И вот, пожалуйста, после всех гонений, проклятий, наездов, клятв стоит. А ведь сам Никита Сергеевич Хрущев говорил, что он покажет всей стране "последнего попа". И что же? Где он теперь? Люди же снова потянулись в храмы. Их все больше и больше. Значит, Церковь живет. И будет жить всегда!
Но что же движет людьми, которые сюда приходят? Чего они ищут? А чего ищу я, бывший майор спецназа Казаков? Душевного успокоения? Чтобы не грызло меня, не рвало душу то чувство вины за содеянное. Хочется спокойно смотреть людям в глаза. И вообще жить дальше. Как все? Да хоть бы и как все. Просто жить".
За этим он пришел сюда!
И чем больше он ходил по монастырю, тем больше ему тут нравилось. И мысли были положительные:
"Вот где надо служить. А не этим нуворишам. Не этим самодельным государствам с их жалкими правителями".
Через минуту экскурсия продолжилась под огромным куполом, изображавшим прозрачное голубое небо. И на этом небе художник изобразил множество летающих существ. Небесное воинство, состоящее из ангелов, архангелов, херувимов.
Посередине сидел, судя по всему, сам Господь Бог. А рядом с ним в красной мантии – Иисус Христос.
Анатолий так задрал голову к этому небесному престолу, что на ходу чуть было не наткнулся на молодого монашка, который, стоя на коленях перед иконостасом, совершал истовые земные поклоны.
Один из туристов, сухой такой, с козлиной бороденкой и поганым носом, как у коршуна (Бог шельму метит), впечатленный видом то ли мальчика-монаха, то ли послушника, одетого в потертую, поношенную рясу, не преминул с подковыркой спросить экскурсовода:
– А зачем люди вообще в монахи уходят? Вот парень молодой. Зачем он здесь?
Анатолий знал, что в монастыре не принято даже со своими делиться такими тонкими вещами. Но "Осень", видимо, понимая всю важность гостей, постаралась ответить: