20 CЕНТЯБРЯ 2013 Г. АВИНЬОН, ФРАНЦИЯ
Автобус был пьян в стельку. Он тяжело, одышливо вскарабкался на Пиренеи и с облегчением разогнался на спуске. "Мы во Франции", - седой импозантный Валера включает Джо Дассена, и в проходе между кресел начинаются танцы. Громкие женские голоса и громовые раскаты высокочастотного хохота. В зеркале хорошо видно водителя: он посматривает в салон с улыбкой и тревогой, время от времени неодобрительно покачивает головой, но скорости не сбавляет. Меня тянут за руку в проход, я вяло упираюсь, отказываюсь от бесцельной нетрезвой пляски и погружаюсь в пейзаж за окном. На сиденье прямо за моей спиной начинает приходить в себя Лена. Ее хватило на час дороги от Барселоны до первого привала на завтрак. После нескольких фужеров вина в автобус ее занес спокойный плотный Володя и со словами "первый боец пал" положил ее головой на сумочку. Джо Дассен начинает уже третью песню, шум в салоне не затихает. Рядом со мной садится Аня, это наш гид. Она раздражена и с ходу полушепотом сообщает мне, что ненавидит дур, а если они еще и пьяные, то раздражению нет предела.
Я в командировке вместе с еще двадцатью коллегами. Мне откровенно скучно и хочется, чтобы Валера - наш второй гид, филолог-романист и специалист по средневековой Франции - взял микрофон и уже начал свой рассказ, но он произносит только одну фразу: "Мы с вами заехали на землю, которая мистически связана в истории с очень известной личностью, имя которой Иисус Христос". После этого он взглянул поверх очков и, убедившись, что его никто не слушает, замолчал. Солнце уже опускается к горизонту, но все равно воздух в автобусе раскален, а кондиционер не спасает положения. Лишь тени гор время от времени заслоняют нас от жгучих лучей.
- Через несколько дней, я слышала, начнется трамун-тана, - говорит Аня. - Местные так называют холодный ветер, который приходит с моря. Его дуновение неожиданно и начинается, как правило, ночью. За несколько часов он не оставляет от тепла ничего, кроме воспоминаний.
- Неужели здесь бывают серьезные холода, ведь минусовая температура здесь - это большая редкость. Мне отчего-то слабо верится в холодные реалии.
- Бывают заморозки. Это здесь не редкость осенью, особенно когда дует трамунтана. Это правда очень сильный и пронизывающий ветер. Аня замолкает на пару мгновений и добавляет: "Зато, наконец, будут выходные".
Аня и Валера - пара. Они эмигрировали еще в начале девяностых, когда подвернулась случайная возможность. Сейчас Аня рассказывает мне свою историю с порядочной долей ностальгии или просто легкой грусти:
- Оба историки, отличники, а зарплата копеечная. Хотели оба остаться в университете, учить студентов, но это оказалось невозможно. Если только натуральное хозяйство еще держать, иначе было не прокормиться… Да чего я тебе рассказываю, сам же помнишь, как оно было в те годы.
- Еще бы, - я сам погружаюсь в воспоминания и качаю головой. В те годы мы сами выжили только потому, что родной дядька Петр занимался сельским хозяйством и привозил то мешок муки, то картошку, то мясо. Жареная картошка да лепешки - вот мои главные воспоминания о 1994-95-х годах.
- А потом, потом вышло так, как оно сегодня. Открылись границы, начал развиваться туризм, и нам как дипломированным специалистам по романской литературе и истории предложили поработать между Испанией и Францией. Двадцать с лишним лет прошло, а мы так и ездим между Каталонией и Лангедоком, и, нужно сказать, привыкли.
- А как же кризис, ведь столько говорят, что в Испании стало очень непросто, - пытаюсь я разузнать как можно больше об окружающих меня сейчас реалиях. Аня в ответ заразительно смеется:
- Ты, ты серьезно? Кризис? Я тебя умоляю, покажи мне его - где? А хочешь, я тебе расскажу, где он. Это же почти по-булгаковски. Помнишь, как профессор Преображенский говорил про сортиры и разруху? Вот здесь то же самое. Да возьмем простой пример: мы часто работаем с вашим бра-том-медийщиком, а те в свою очередь с чиновниками. Что те, что другие работают в общем-то похоже. В десять утра на работу, там выпить чаю, с час позаниматься своими обязанностями, потом регламентированный перерыв, потом обед, потом еще с пару часов в лучшем случае сделать какие-то дела, затем сиеста, а в четыре пополудни и рабочему дню конец. Итого максимум четыре часа на какие-то дела. А я, к примеру, и не помню, когда же были выходные, и занята с утра до ночи. В итоге у кого-то кризис, а у кого-то цейтнот. Да что там говорить, тут же исторически работать было не в почете - отсюда и манишки пошли: дешево, потому как денег нет, а признаться, что работаешь, было делом постыдным, ну и не так жарко, конечно. Вот и все наши реалии. А тебе вообще интересно то, что мы рассказываем? Держишься как-то отстраненно, особняком, да и кутить ты не любитель, сразу видно.
Я убираю с коленей свой рюкзак и гляжу на Аню: "Мне, правда, интересно то, что вы рассказываете. Хотя бы потому, что этого не прочитаешь в учебниках. Вы многое берете из окружающей жизни".
После краткой остановки в Коллюре, где уже не одну сотню лет люди выходят на прибрежные скалы освежиться ветром, а путешественники-пейзажисты рисуют древнюю башню с маяком, мы продолжили путь уже в темноте. Разгоряченный автобус затих, а еще пару часов назад буйные коллеги наконец заснули. До конечной точки нашего маршрута - Авиньона - оставалось еще сто километров, и я решил подсесть поближе к Валере и расспросить о местах и нашей программе.
- Не против, если потревожу?
Валера согласно кивнул, похоже, ему импонировало, что хоть кто-то заинтересовался его работой.
- Вы остановились на том, что эти места связаны с Христом. А о чем вы собирались рассказать?
В глазах у гида появилась искра увлеченного человека и, повернувшись, он задал вопрос:
- А что вы знаете о катарах? Доводилось ли вам слышать о них? Как вы понимаете, я не про страну, я про людей, про "добрых людей", как они себя сами называли.
- Признаться, немного. Только то, что это западноевропейское ответвление от болгарских антиклириков богомилов. Даже догматикой не интересовался. Только поверхностно.
Валера посмотрел в окно, потом на меня, и, указав пальцем в темноту, продолжил:
- Восемьсот лет назад тут было светло от костров. Инквизиция старалась. Да, существуют споры, как именно сюда попало это учение - скорее всего с Балкан в Италию, а потом уже и на юг Франции. И знаете, прижилось. Более того, благосклонно воспринималось и населением, и аристократией. Катары были бедны, но трудолюбивы, недаром их символом была пчела - трудолюбие и непорочное зачатие. Работали, молились, но не имели ни церквей, ни хоть каких-то символов церковной власти. От людей и среди людей. Так вот, они считали, что ад - он здесь, верили в милосердие божье и его всемогущество и хотели только одного: чтобы люди - падшие ангелы, заключенные в телесные тюрьмы в мире, который лежит в темноте и зле, избавились от своей земной ссылки - это и есть спасение. Князь этого мира Сатана, но все мы можем вернуться на нашу небесную родину, и один человек уже показал как. О нем я сегодня уже говорил, - улыбнулся Валера. - Если и правда интересно, то завтра в Авиньоне отправимся на экскурсию, и я расскажу про основных участников этого захватывающего исторического триллера.
По ночным улицам мы доехали до отеля в центре города. Там наша делегация нетрезво разбрелась по номерам. Ближайшие сутки предстояло провести здесь, так что нужно было продумать план. Пожалуй, культурная программа утром и одиночная прогулка вечером должны были оттенить друг друга. В ночь мы отправлялись назад в Барселону, откуда утром нас забирал самолет на Москву.
Как и условились с вечера, гид рано утром ждал в фойе. Мы обменялись парой ничего не значащих шуток, выпили по чашке эспрессо и направились в центр города. На улице было хмуро, но облачность поднималась и в общем и целом день обещал выдаться погожим. Валера быстрым шагом увлекал меня за собой и рассказывал о том, как катары жили - буквально следовали заповедям Нагорной проповеди, а потом катаров физически устранили по приказу папы Иннокентия третьего, и даже трупы выкопали с кладбищ и предали огню. Затем эта славная земля вошла в историю благодаря королю Филиппу Красивому и папе Клименту пятому, которые разгромили орден Тамплиеров, а проклятие их последнего главы Жака де Моле пережило всех. На входе в древний папский дворец гид показал мне герб Климента пятого:
- Да, тамплиеров, как тогда было модно, всех сожгли, но после де Моле папа скончался от необъяснимого приступа кишечной инфекции, а король Филипп свернул себе голову на конной прогулке, впрочем, печальная судьба постигла всю королевскую династию. Читал, что тамплиеры на Ближнем Востоке почерпнули множество знаний, в том числе в химии, и были непревзойденными мастерами по части без шума и пыли отправить кого-либо на тот свет. Яды. Впрочем, это только гипотезы. Официально их разгромили. Кто не успел уехать, те стали золой. Вот так, дорогой друг, а все почему? Правильно, деньги. Мотив девяносто девяти процентов злодеяний на этом свете.
В папском дворце мне неуютно, несмотря на дивные пейзажи, и я спешу выбраться из туристического центра. У Валеры какие-то дела - необходимо заехать в турбюро, и мы прощаемся на площади. Днем я стараюсь не появляться в гостинице, мне в тягость хронически нетрезвая компания и неуместные вопросы. Как если бы я был худруком театра, все актеры которого пришли на спектакль в неадеквате. Я наблюдаю сцены уже второй день: личная неприязнь с первого взгляда, характерная для женщин усредненного и упрощенного ума, отравила все вокруг в радиусе километра. В итоге каждый стал сам по себе, впрочем, мне на радость.