* * *
Ближе к вечеру красный Alfa Romeo вернулся. На этот раз Марчелло был один. Он водрузил на стойку пакет с маркировкой Gavuzzo & Morelli: "Думаю, вам будет приятно узнать, что я уговорил ее поменять решение", – возвестил режиссер. Он подмигнул мне, и до меня донесся едва уловимый аромат его экзотического одеколона.
Франческа появилась из задней комнаты, и мне бросилось в глаза, насколько свободнее они оба вели себя теперь, когда с Марчелло не было его спутницы. Они обсудили варианты – все они были более изысканного стиля, чем корсет, понравившийся девушке. В конце концов, осталось сделать выбор между двумя сорочками.
– Хотите посмотреть, как они будут сидеть? – предложила Франческа. – У Наталии те же размеры, что у вашей подруги, – думаю, она вполне может служить моделью. – Я бросила на нее удивленный взгляд: Франческа никогда раньше не предлагала мне продемонстрировать белье клиенту.
Марчелло кивнул:
– Почему бы и нет?
Я зашла в небольшую примерочную, задернула шторку и аккуратно надела первую сорочку, стараясь не помять ее. Франческа и Марчелло стояли возле кабинки и обсуждали его новый фильм – на стадии подготовки к съемкам возникли кое-какие проблемы с финансированием, и теперь многое зависело от того, согласится ли участвовать в проекте нужная кинозвезда. Я услышала несколько имен, которые показались мне знакомыми: Феллини, Лорен, – но и много других, которые я не знала. Я решила, что пора, и отдернула шторку.
Было странно стоять вот так, в нижнем белье, которое было даже не моим, и чувствовать на себе изучающий взгляд двух пар глаз, мужских и женских.
Я машинально, не думая поставила ступни под углом друг другу, а руки убрала за спину – классическая балетная позиция, при том, что я уже много лет оставила занятия. Франческа продолжала критически меня осматривать, но я знала, что оценивает она не меня, а комплект белья. Что же до судьи, то он смотрел на меня так, словно был ценителем прекрасного, а я картиной, – задумчиво поглаживая подбородок.
Спустя какое-то время Франческа сказала: "Спасибо, Натали", – и я вернулась в кабинку, где переоделась в другую сорочку. Вырез у нее был больше, и на секунду меня окатило стыдливой волной иного рода.
– Мне больше нравится первая, – сказал "судья". Его глаза были все еще прикованы ко мне, но, произнося это, он наклонил голову в сторону Франчески. "Вы согласны, саго..?
– Конечно, – ответила та, едва заметно кивнув, и выбор был сделан.
* * *
Когда я вышла из кабинки, в своей одежде, Франческа положила выбранное белье на стойку, чтобы упаковать. Но, увидев меня, она подала знак самой заняться этим. По всей видимости, это означало, что я хорошо справилась с заданием.
И именно тогда, когда я выполняла этот замысловатый ритуал, заворачивая сорочку в многочисленные слои папиросной бумаги и чувствуя на себе пристальный взгляд Франчески, я ощутила… Даже не знаю, какое слово тут подобрать: "судья" был, должно быть, в два раза старше меня, а его большое, чувственное лицо обрамляли седеющие волосы. Он не вызывал во мне ни малейшего влечения. Но при этом я ощутила смутный, едва уловимый эротизм ситуации. У меня создалось ощущение, что я стала – конечно, в незначительной степени, – участницей любовной драмы. Заворачивая покупку, я представляла себе, как эта красивая девушка будет проделывать как раз противоположный ритуал: аккуратно развернет упаковку, отложит в сторону гофрированную бумагу, потом наденет сорочку и встанет перед зеркалом – и это будет в ванной, а не в примерочной, как в моем случае. Наконец она войдет в спальню и встанет перед ним… Отразится ли в его глазах желание? Или же он будет смотреть на нее так же, как только что смотрел на меня, серьезно, из-под тяжелых век, оценивая, как картину? А когда она по его просьбе снимет сорочку и ляжет в постель, это тоже будет частью ритуала. Единственное, что я никак не могла себе представить, это то, что последует за этим, финальную часть церемонии. Проследив воображаемым взглядом за сорочкой, упавшей на пол, я уже больше ничего не видела – как это обычно бывает в кино, картинка ушла в темноту.
* * *
Что же до парней моего возраста, то тут я долгое время никак не могла определиться. С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы у меня был дружок – настоящий ухажер, который бы гордо сажал меня на свой скутер и устраивал каждый вечер бесцельную passeggiata на глазах у всего города, увозя меня в закат. Безусловно, мне было бы приятно, если бы меня обожали, однако гораздо больше я грезила о том, чтобы самой потерять голову от любви.
С другой стороны, меня не покидало неприятное ощущение, что "обожание" предполагает определенную уступку с моей стороны, а значит, и потерю контроля над тем, как и когда все это должно будет произойти. Поэтому у меня возникали сомнения практического толка – ведь контрацепция, равно как и доступ к информации на эту тему, были легализованы в Италии лишь в прошлом году. Даже развод оставале я еще явлением нечастым, а аборт и вовсе считался преступлением, за которое женщина могла угодить в тюрьму. Конечно, все менялось, но очень медленно; впрочем, даже по меркам того я, так сказать, припозднилась.
Прошло несколько недель с тех пор, как я начала работать у Франчески и Стефано, и вот однажды к нам в магазин зашел парень. Я его немного знала – мы какое-то время ходили в одну школу, а потом он ее бросил, чтобы помогать отцу на винограднике; я же осталась сдавать экзамены, по результатам которых должна была потом поступать в колледж. Было очень непривычно видеть покупателя моего возраста, особенно противоположного пола. Мы поздоровались, и он с интересом стал рассматривать товар. Но так как его было немного, ему потребовалось всего несколько минут.
– Ты ведь Натали, да? – спросил он, уставившись на меня своими темными глазами. – Помнишь меня?
– Да. Ты Лука Вруна. – В школьные годы он считался одним из ребят, внимание которых было лестно.
– Давно здесь работаешь?
– Уже две недели.
– Хорошо платят?
Вопрос показался мне таким странным, что я рассмеялась.
– А почему ты спрашиваешь? Думаешь тоже устроиться?
Он нахмурился, и я поняла, что он всего лишь старается поддержать разговор. Внезапное осознание того, что он со мной флиртует, заставило меня смутиться. Но от продолжения разговора меня спасла Франческа, спустившись посмотреть, о ком это возвестил дверной колокольчик.
– Все в порядке, Натали?
– Да, конечно.
– Хорошо, тогда позовите меня, если что-нибудь понадобится. – С этими словами она поднялась в мастерскую.
Лука снова принялся рассматривать белье, выставленное в витрине. Как только Франческа скрылась из виду, он опять обратился ко мне.
– Так тебе нравится все это?
– Кое-что.
– А что больше всего?
Мои любимые модели были сшиты Стефано по эскизам Франчески, но они стоили слишком дорого, и в магазине их не держали.
Закончив изготовление, они аккуратно вешали их в алькове наверху, где те поблескивала мягким светом в ожидании своего звездного часа на подиуме.
– Может, вот эта модель, – сказала я, кивая на тот комплект, который держал Лука.
– А у тебя есть парень?
Я пожала плечами:
– Сейчас нет.
– Мы с друзьями идем сегодня в обеденный перерыв есть мороженое. К Эрнесто. Хочешь с нами?
– Ладно.
– Уф, отлично, – сказал он с таким облегчением, как если бы был молодым мужем, которому наконец удалось купить белье для жены. – Тогда до скорого!
Когда он выходил, дверной звонок звякнул, и Франческа спустилась. Она подобрала сорочки, смятые Лукой, и принялась аккуратно их раскладывать.
– А он симпатичный, – наконец произнесла она.
– Я его едва знаю.
– Но ведь хотели бы узнать получше?
Я снова пожала плечами. Когда я взглянула на нее, она улыбалась, но не произнесла больше ни слова.
* * *
Лука действительно стал моим парнем, – я вдруг обнаружила, что сижу позади него на скутере и ем мороженое, а когда он позже вез меня через город, я обхватывала его руками за талию, чувствуя незнакомые линии его тела. Его ребра были словно клавиши под моими ладонями; когда я клала руку ему на плечо, то чувствовала, как напрягаются и снова расслабляются мышцы, когда он крутит рукоятку руля, – как будто бицепс жил своей собственной жизнью, словно большая ловкая форель в реке. У меня возникали странные ощущения.
Иногда мы с ним уезжали вверх по дороге, ведущей из города, и направлялись в сторону виноградников, где целовались. Когда он доходил до определенного момента, я имею в виду, когда его руки подбирались к моей груди, я его останавливала. Он, казалось, всегда был готов к этому, да и я знала, что действую довольно предсказуемо. При этом я понимала, что эта моя неопытность была помехой, от которой настало время избавиться, как от старой одежды, из которой я уже выросла.