– Мне казалось, что так будет лучше для всех… Для тебя, твоих детей, твоих родителей… Ведь столько лет мы все были вместе, мы общались…
– А если бы ты всего этого не устроила, все было бы как у всех, понимаешь? И все было бы спокойно сейчас. Как у всех… Нельзя заставить любить себя! – кричал на меня муж.
– Себя нельзя… Я и не заставляла себя любить. Я думала, что смогу разбудить в них любовь к тебе… Я хотела, чтобы твои дети рядом с тобой были, чтобы вы не потеряли друг друга… Ты же знаешь, как это все было у меня. Как мне было плохо без отца. Как до сих пор все не так у меня из-за того, что он тогда меня оттолкнул… Разве не нужны были твоим детям бабушка с дедушкой – твои родители?
– Катя! Очнись! Кого ты сравниваешь? Ты – другая… Алю и Маргариту родила другая женщина… Не ты мама Али!
– Я знаю… Но ведь не тот, кто родил, а тот, кто воспитал…
– Значит, не так ты воспитывала! Посмотри, как просто Аля отказалась от тебя, от наших детей…
– А ты?
– А я все всегда делал так, как говорила ты… Я верил тебе! Благодаря тебе я поверил в то, что можно жизнь переделать, что можно сделать так, чтобы меня полюбили те, кто никогда не любил…
– Это же дети, они должны любить тебя от рождения… Ты же папа…
– Это ничего не значит, понимаешь ты или нет? Для этих детей это ничего не значит! Если ребенку с рождения твердить: "Папа плохой, папа негодяй", он с этим и вырастет…
– Зачем же ты столько лет жил с этой женщиной?
– Дурак был и трус. Боялся. Детей боялся потерять, родителей своих боялся, которые осудят, людей…
– Ты тринадцать лет женат на мне и до сих пор выливаешь на меня всю боль, которую накопил за годы того, другого брака…
– Сейчас речь не об этом! Если тебе надо идти, то иди. Но знай, что я считаю это бегством от проблем. У тебя все хорошо: все живы и здоровы, твои дети при тебе. А об Але пусть переживает ее мама…
– А ты? Ты как жить-то дальше будешь?
– Как-то буду. Мне троих детей поднимать надо. Алевтину я и вырастил, и выучил, и на работу устроил, и даже замуж выдал… Я больше для нее ничего сделать не могу, понимаешь?
– Можно многое сделать, если просто быть рядом. – сил продолжать этот скандал с мужем у меня просто больше не осталось.
– Можно… Но только если это было бы нужно Але. Как же ты не можешь принять и понять простую вещь: больше мы ей не нужны…
– Не могу! Не хочу! Так не должно быть, – закричала я. – Я не в состоянии за полгода отменить свои чувства к этому человеку! Как ты не понимаешь, что я вся проросла в ней?! Я столько лет жила с тем, что это мой ребенок, и вы все упивались этим фактом… А что теперь? Почему вы все так запросто разводите руками: "Ну что же тут сделаешь, она другая?.."
Я хлопнула дверью.
Вышла под дождь на улицу.
Слезы текут, плачу так, что не хватает воздуха.
Села в машину. Завела двигатель.
По стеклу катятся капли дождя. Они катились и до меня, катятся со мной и будут катиться после меня… Не будет меня, и ничего не изменится. Не стало в Алиной жизни меня, и ничего не изменилось. Она так же просыпается утром, завтракает, собирается на работу… Ей совершенно не нужны эти мои звонки про то, что на улице дождь и нужно не забыть зонт, или про то, что на улице подморозило и лучше надеть теплые колготки… Она так же приходит на работу, общается с людьми, читает книжки, ходит с мужем в кино… Ей я не нужна. И никогда была не нужна. Я все, все себе придумала… И поверила.
Но как же все Алины слова? Как же глаза ее, когда она утром в Доме говорила: "Как же хорошо у нас, как хорошо, что у меня такие родители: ты и папа…" Как все ее сообщения, сохраненные у меня в телефоне? Как же запись на странице в социальной сети о том, что я – ее мама?! Как же наши с ней многочасовые прогулки в парке? А разговоры? Наши разговоры на кухне до утра?.. Неужели все вранье? Не может человек врать столько лет! Это же невозможно… Получается, что и Маше с Егором, и маленькому Ивану я когда-нибудь вот так же стану не нужна. Вот так просто… Тогда зачем это все? Зачем я живу? Господи! Зачем же я живу? Ведь ничего мне в жизни не надо, кроме моих детей… Ничего не надо! Неужели я так навязываю свою любовь? Я заставляю детей любить себя? Но как это возможно?
Я сидела, уткнувшись головой в руль машины, и плакала… Рядом от звонков мужа разрывался телефон. Вот с ним-то я точно сейчас не хотела разговаривать. Мелькнула мысль: "А вдруг что-то случилось дома? Что-то с детьми?" Но тут же я сама себе ответила: "Ничего… Справятся. Без меня. Они смогут… Ведь Аля может. И они смогут. Их жизнь без меня не остановится".
Я хорошо понимала, что в таком состоянии, да еще и в такой дождь, я далеко за рулем не уеду. Посмотрела на часы. До начала встречи с врачом оставалось пятнадцать минут. Успеть нереально. Да и зачем? Я хотела найти ошибку, а только что узнала, что ошибкой было все, что я делала… Так думает мой муж. Человек, которого я люблю. Хотела сделать его счастливым, а получилось, что причинила такую боль… Что может быть страшней, чем потерять ребенка? Ничего… Как же я виновата… Как я перед всеми виновата… Господи, прости меня, грешную… Прости меня…
Я переключила ручку передач, нажала на газ и начала движение… Медленно выехала из двора, вытирая слезы сначала платком, потом уже рукавом куртки… Дождь шел и шел. Телефон звонил и звонил. Все вокруг меня совершало какие-то действия. А я смотрела на это со стороны. Видела себя, заплаканную, машину свою, выезжающую из двора, людей, идущих куда-то в этот серый промозглый день, смотрела в окна квартиры, где осталась моя семья… Моя семья. Моя семья… Как же я их люблю! Мой такой уже повзрослевший Егор, Машенька – красавица, маленький Ванька… И Андрей. Мой муж. Мужчина, рядом с которым стало возможным быть счастливой. Несмотря ни на что. Я попробую, я еще успею к врачу… Я должна понять, где моя ошибка. Чтобы понять Алю. И отпустить. Навсегда.
Когда я зашла в клинику, где предстояла встреча с врачом, от слез, душивших меня, я не могла говорить. Молча кивнула гардеробщику, отдала куртку, подошла к администратору. Девушка посмотрела на меня и сразу назвала номер кабинета психотерапевта. Я постучала в дверь, открыла. Мне навстречу вышла женщина возраста моей мамы, с короткой стрижкой, в очках. Очень серьезное лицо. Пронзительный взгляд.
– Пожалуйста, сядьте, – сразу сказала доктор. – Вот вода, салфетки…
– Спасибо, – кое-как смогла сказать я, всхлипывая и вытирая нос, – здравствуйте.
– Здравствуйте, – улыбнулась мне психотерапевт. – Вы можете просто говорить все то, о чем сейчас думаете… Вот есть мысли в голове – их и озвучивайте.
– Да, я сейчас возьму себя в руки, спасибо… Я в порядке… У меня вообще все хорошо… Понимаете, у меня все хорошо… Я замужем за человеком, которого люблю и который любит меня, у нас просто потрясающие дети… У нас трое детей. Егор, Маша и Иван… Но недавно у нас было четверо детей. Еще весной… – И снова накатили рыдания. Я, взрослая женщина, которая не то чтобы прилюдно, а даже одна крайне редко плачет, сидела перед совершенно незнакомым мне человеком и рыдала. Но мне не было стыдно. Мне было все равно. Я понимала, что если сейчас здесь мне не помогут, если вся эта клиника окажется шарашкиной конторой, то мне конец. И цеплялась как могла, за возможность быть услышанной и понятой.
Доктор молчала и смотрела куда-то в глубину меня, иногда делая пометки ручкой на листе бумаги. Я решила, что надо продолжать говорить, и стала рассказывать всю нашу историю с Алей с первого дня. С момента, когда я ее увидела впервые на пороге нашей квартиры в той ужасной и потешной голубой флисовой шапке, которую Аля хранила все эти годы как память. Я не могла рассказать все подробно, до деталей, с эмоциями, потому что хорошо понимала: прием у врача длится час, а я и так опоздала. Но было видно, что доктор хорошо слышит меня и понимает.
– Вот такая история, – сказала я, заканчивая, – история, в которой я никак не могу понять, что сделала не так, где моя ошибка, где та точка, когда все начало портиться.
– Катюша, – впервые за весь мой монолог произнесла доктор, – я могу так называть вас?
– Конечно, – улыбнулась я.
– Катюша, скажите, а вы хотите, чтобы Аля вернулась в вашу семью?
– Мне сложно сейчас сказать… Скорее всего, уже нет… Я просто не представляю, как смогу общаться с ней после того, что пережили Маша с Егором… После Машиной болезни во мне что-то надорвалось. Хотя, конечно, если речь будет идти о жизни и смерти… Конечно, да. Безусловно.
– Ясно… – врач закивала и на мгновение задумалась.
– Со мной все так плохо? – попыталась пошутить я.
– Отчего же? С вами все замечательно, – в ответ улыбнулась мне доктор. – Вы вот уже и плакать перестали. И больше, прошу вас, не плачьте. Обещаете?
– Я буду стараться. Я, знаете, по-моему, еще никогда в жизни столько не плакала… Накопила запасы слез.