глава XV
"…и дала также мужу своему…"
"И дала также мужу своему…"
Точно! Дала!
Вернее, что весьма важно, передала …
Эти слова о сокровенной первооснове трагических взаимоотношений мужчины и женщины Киника поразили. Он держал первый свиток древнего Священного писания евреев - в греческом, разумеется, переводе, - который обнаружил на одной из полок Хранилища. (Да, Киник по-прежнему перебирал свитки с записями о богах Власти, надеясь в них найти ответ о причинах совершённого против Пилата преступления.)
Начало этой рукописи было в общем-то обычное - про сотворение мира из первоматерии. То, что всё ныне существующее, включая и покой, сформировано из протоматерии именно в семь дней, Киник знал и прежде - из других источников. Знал он и о порядке сотворения - вода, свет, живые создания, люди. Но о первопричине разрушительных странностей во взаимоотношениях супругов Киник догадывался только смутно, а вот теперь он обнаружил и эту часть сокровенного знания - в предельно символической форме!
"И дала также мужу своему!.."
Всё, оказывается, сводимо к одному андрогину, первому и единственному - он пребывал в раю близости самого себя как двух половинок. Но он вознамерился уподобиться Богу-Создателю, за что Бог и разделил его на мужчину и женщину - и рай они утратили. В менее лаконичной форме история людей была известна каждому, получившему образование в риторской схоле - из диалогов Платона. Да, рая люди лишились из властолюбия. Но которая из двух половинок андрогина была в этом первой? Лучше сказать, ведущей?
"И дала также мужу своему. И он вкусил - тоже…"
Тоже!
Вот чего не хватало в рассказе Платона об андрогинах! Ну конечно же! Ничего абсолютно равного не существует, даже половинок: пусть незначительно, но одна от другой всё-таки отличается - и во властолюбии в том числе. Вот оно, новое знание: блаженство рая утрачивается по властолюбию начала именно женского!
Это больше чем знание - это логос. Ибо закономерность эта фундаментальна - она основа для дальнейших построений и осмыслений. Расследования преступлений в том числе.
А с веками всё только ухудшилось, и сейчас на власть в семье редко претендует один. Обычно - оба. Отсюда и кошмары нынешних семей!
Киники чаще других могли устоять от соблазна надеть хомут скверной семьи и в ней воспроизводиться в потомстве - для столь же ущербной жизни. Видимо, благодаря свободе от мук, порождаемых похотью самооправдания, киники и опередили все прочие философские схолы в осмыслении тайн взаимоотношений мужчин и женщин. Киников можно, вероятно, определить и так: это те, которые предоставили себя тому простому принципу, что смысл проводить время есть только с той женщиной, которая за это будет благодарна.
Благодарна по-настоящему. Ведь благодарность женщины часто лишь видимость, обман, игра - предваряющая всё те же поползновения к власти. Для гармонии же, открывающей путь к разговору, нужна не просто половинка от изначально Богом разделённого целого, но движение по одному пути - и притом узкому. Но сколь мало людей способны воспринять даже этот уровень истины! Потому повсюду такие семьи…
Киник вновь и вновь перечитывал строки о разделении Адама и Евы, которое и привело к тому, что воля Евы стала подчинена воле змея и ему, следовательно, уподобилась - а разве богини Рожаницы скифов, символы семейной жизни, изображаются не змееногими?! а сама Геката ниже пояса разве не змея?!
Киник сидел, задумавшись, над рукописью. Вряд ли это его состояние погружённости в себя можно было назвать чтением. В его уме вновь и вновь пытались соединиться и роль в жизни Пилата его жены, и её противоположность Эос, мечтавшей о Гиперборее; нежным дуновением ветерка приходило воспоминание об Эдеме, ощущение его возможности, и грусть неразделённого одиночества…
Сколько он так просидел, Киник не смог бы сказать - но долго. Что это было - забытьё, сон, грёза?..
- Я, верно, скоро вернусь в Кесарию, - услышал Киник голос Пилата. - Сразу по завершении Пасхи.
Киник поднял голову и увидел Пилата, уже сидевшего в кресле. Как он не услышал шума шагов его охраны и не заметил его прихода?
Выражение лица Пилата было странным.
- Пришёл попрощаться? - спросил Киник.
- Почти, - кивнул Пилат. - Похоже, я больше заглянуть сюда, в Хранилище, не смогу. Пасха, сам понимаешь…
- Давно пришёл?
- Порядочно.
В голосе Пилата слышалась нотка грусти, которую при желании можно было объяснить его предстоящим отъездом: прощание всегда печально, даже если цель пути кажется местом более привлекательным.
- Разве ещё не всё сказано? - спросил Киник. - Всё вроде бы ясно. Расследование завершено. Во всяком случае, осмыслены внешние сферы происшедшего.
О том, что уже сам брак Пилата - преступление, Киник пока сказать не мог.
Но зачем, зачем Пилат женился на Уне?! Зачем?!
Кто кого выбирал? Он ли Уну, или Уна - его?..
Если выбирала Уна, то Пилат - жертва, вина которого только в неспособности сопротивляться. Вина его - в отсутствии воли от такой жены бежать… Бросив всё. Всё?.. Нет, только вещи - эти игрушки-цепи для незрелых духом… Освободившимся же не нужно ничего - всё всегда при них…
Или - выбирал Пилат? В таком случае получалось, что в Уне и Пилат, и её любовник-"милашка" распознавали… блудницу! (Сейчас Киник размышлял как бы вместе с Пилатом, а именно на языке тех понятий, которые были привычны римскому гражданину, учившемуся у риторов хоть и понтийских, но во всём подражавших римским. Не мыслить же с ним образами скифских богов - чт`о они ему, полуримлянину?) Если выбирал Пилат, то у Уны, кроме жизни явной, во дворце, тем более должна быть жизнь тайная. А это - кварталы люб… кхе… того, что любовью называют только глупцы.
В таком случае многое становится закономерным. И эта засада, и объятия трупа, и даже выбор орудия убийства.
И насчёт жены-блудницы всё верно. Даже если Пилат с любовником её не выбирали, а только соглашались.
Впрочем, согласие - это тоже выбор.
Что до выбора, то разве всадник мог решать за патрицианку?
Нет, Пилат не мог выбирать!
Не мог!
Другой вопрос: почему она выбрала именно Пилата? Из многих - именно его?
Что это было - каприз?
Месть какому-нибудь из оставивших её любовников-патрициев?
Желание покинуть ограничивающий её родительский дом?
Кривлянье перед подругами?
Или нечто гораздо большее? Из области духа?
Если рассуждать, то только по-скифски: если Пилат борется за обретение судьбы, то, может, патрицианка в судьбе некоторых - соглядатай? Для подготовки согласившегося к объятиям трупа?..
Пилат прервал размышления Киника:
- Ясно… но не всё. Я бы хотел поговорить о… - Пилат замялся.
"О половинке, - догадался Киник. - Если что умному человеку может надоесть - по-настоящему - так это случайные женщины… И случайные жёны тоже".
- О женщинах, - наконец-то решился Пилат.
- Понимаю, - сказал Киник.
Прежде, до встречи с Пилатом, Киник полагал, что ищущие глубинных первооснов жизни возможны только в Скифии, да и то зимой, где-нибудь в засыпанном снегом жилище, рядом с огнём. После Платона даже в Греции философы избегали прикасаться к теме половинки: напоминание о её возможности у седовласых могло оживить боль и грусть несбывшихся смутных надежд, а у молодых смешливое непонимание. То, что разговор нёс освобождение от боли и грусти, плохо осознавали даже киники-греки. И на ж тебе, где нашёл собеседника - на юге провинции Сирия, в весенний месяц нисан!
Половинка?
Киник прекрасно понимал, что сейчас уместно только прощальное наставление. Прямое. Что ж, он так и поступит:
- Половинка - это часть Истины. Только так и никак иначе. Истины порождение, истины часть и истины продолжение.
- Понятно, - криво усмехнулся Пилат.
Оба молчали, обдумывая каждый своё: Киник пытался определить, что же понял Пилат, а Пилат - что мог иметь в виду Киник.
- Это всё? - наконец спросил Пилат.
- Всё.
- Понятно. Вернее… не совсем.
- Ты сам всё понимаешь. Только не решаешься произнести.
- Да, знаю, - вздохнул Пилат. - Половинка. Андрогины. Первомужчины. Первоженщины. Эйдос. Платона зубрили. Знаю. Но… не понимаю!
Да, Юпитер, защищая себя от поползновений протолюдей к власти, верно, не думал, на какие муки он их облекает, рассекая надвое. С тех пор людьми, хотя и оставшимися властолюбивыми, овладела страсть, как полагали поэты толпы, к новому наслаждению, которое заключалось в стремлении соединиться с как можно большим числом разделённых половинок - вдруг одна из них окажется своей? На самом деле ножки Афродиты вдруг оказывались змеями Гекаты, вино довершало всё.
- Не понимаю, - повторил Пилат. - А если что и понимаю, то только то, что я, пожалуй, произошёл от андрогина. - Пилат вздохнул и продолжил - А жена - нет. От кого только она? Получается, от протоженщины…
Пилат всё утро размышлял, что если бы было возможно появление женщины от протомужчины, то пристрастия любовника его жены были бы понятны. Но от протомужчины появление женщины невозможно. Тогда, получается, от протоженщины? Если вспомнить, с какой страстью Уна хлещет уличённых в связи с мужчинами служанок, - Пилат содрогнулся, - то в этом её обострённом интересе, действительно, угадывается нечто лесбийское… Это также объясняет её на ложе… пресность.
"Но как, как такое может быть возможно?! Что за жизнь вокруг меня? Возлюбленный жены - не мужчина, а пропускающие через себя за ночь десяток мужчин - не женщины? В чём же совершенство нашего созданного мира?"