- Ты прав, - усмехнулся Киник. - Я бы хотел быть настолько раскован в мысли. Человеку, свободному от самооправданий, для раскрытия смысла всякого события, в том числе преступления, достаточно одной детали. Сдаётся мне, самой необыкновенной. То, что возлюбленный твоей жены-"милашка", скандально только для несведущего, а для знающего киника - банально и типично. И хорошо, что начальник полиции выявил эту деталь - знание об этом может помочь. Деталью же самой необыкновенной, ключом ко всему, мне кажется не столько труп и его к тебе близость… родственная, сколько его объятия. Вот в этой-то картинке, похоже, ответ на всё: что, как и почему. И кто. В ней - сокровенный портрет заказчика! Кто как не он мог придумать такое? Всё было нацелено именно на объятия, именно трупа и именно агонизирующего. А вовсе не выдача тебя стражникам с поличным - для этого достаточно было перемазать тебя его кровью.
- Как? Уж не пифос ли с кровью на меня вылить? Представляешь, я падаю ничком, а на меня потоком - кровь…
- Падаешь? Ничком? Поток?.. - удивлённо поднял брови Киник. - Почему ничком? Почему не брызги, а поток?.. Интересный образ… Откуда он?.. - Киник было задумался, но быстро вернулся к разговору. - Хотя бы и так. Пусть на тебя-"поток".
- Я бы догнал и перерезал их всех.
- Чем? У тебя разве было с собой оружие?
- Какое у полуразорённого торговца может быть оружие? Что защищать? Денег хватит разве что на проститутку.
- Чего ж говоришь, что перерезал бы?
- Ну так руками бы забил. Задушил. Шею бы свернул. Догнал бы и…
- Против этого приёмов много. В конце концов, в проулке можно было верёвочку натянуть - знающий перешагнул бы, а догоняющий в темноте бы грохнулся. Головой о камни. Но ведь не вылили. И не перемазали. А вообще должен ли был ты быть в крови? Предположим, ты бы сам решил убить вашего… э-э-э… возлюбленного.
- Я солдат, - с деланной усталостью в голосе сказал Пилат. - А солдат даже в бою умеет лишний раз не пачкаться - не всегда есть время и возможность сразу кровь замыть. А не отмоешься сразу - одежду легионеру приходится менять. За свой счёт. Так что, если бы дело делал я, следов на мне не осталось бы.
- Интересная деталь… - задумался Киник.
Но размышлял он всё-таки о странном образе:
- Ведь можно было заколоть этого "милашку" и в грудь - затем с тобой объятия, тогда бы на тебе точно была метка. Знак смерти. Но убивали со спины… А ты бы стал убивать в спину? В твоём легионе такое было принято?
- Нет, конечно, - возмущённо возразил Пилат. - Даже если враг бежит, всегда есть возможность заставить его обернуться. Пусть в последний миг. Его последний миг.
- Отлично! - сказал Киник. - Очень может быть, что тот, кто организовывал тебе объятия, - не военный. Удар в спину?.. Точно, он не военный.
- А вот начальник полиции, - усмехнулся наместник, - пришёл к мнению противоположному. Он считает, что убийца - именно военный.
- А ещё что он считает? Убийца - кто?
- Военный. Ныне чиновник. Женат больше месяца. Не местный. Связан с Римом. Физически силён.
Киник внимательно смотрел на Пилата, не решаясь произнести напрашивающийся вывод.
- Да, - усмехнулся Пилат. - Мой портрет. В точности.
- Что подозрительно. И вдвойне интересно, - нахмурившись, произнёс Киник. Помолчав, он продолжил - И всё-таки убийца - не военный.
- Хочешь место начальника полиции? - предложил наместник. - А? Предложение делаю официально.
- Нет, - покачал головой Киник. - Служебная зависимость - это, конечно, удовольствие сильное, но не для таких, как я.
- Жаль, - вздохнул Пилат. - Город мог бы стать образцовым по раскрываемости преступлений… Только нужна ли эта раскрываемость - вот вопрос?.. Ну да другого ответа я от тебя и не ждал.
Пилат поднялся с кресла и стал расхаживать по Хранилищу.
- Но продолжим. Что организатор не военный - установили. Также понятно, что это кто-то из тех, кто может занять моё место. Тех, которые не могут, - много. Не может начальник полиции - всадник, но местный, без связей в Риме. Не может начальник охраны - римлянин, но не всадник. Не могут также и те, кто не прослужил офицером в легионе хотя бы десяти лет. Следовательно, претендент - непременно военный. А ты говоришь - не военный. Итак, кто же? Получается, военный, который не военный.
- Возможно, что замысел - его жены.
- Ясно, - криво усмехнулся Пилат. - Осталось только выяснить, не женился ли ещё какой-нибудь всадник на дочери патриция. Невест-патрицианок не так уж и много… А почему не муж?
- Мужчины - за редчайшим исключением - прямолинейны, а сложные комбинации - дело женское, - сказал Киник. - А в твоём случае как раз и угадывается непрямая стратегия.
- Надо бы узнать у жены, кто там в Риме недоволен должностью. Она знает. Откуда-то она знает всё.
Киник молчал - думал. А потом спросил:
- Приезжих из Рима начальник полиции, наверно, разыскал?
- Разыскал. И выявил соглядатая, который приехал меня проверять. Не жесток ли я. Чтобы потом снять.
- За жестокость не снимают, - внятно сказал Киник. - Во всякой Империи во все времена снимали только за недостаток жестокости.
Наместник Империи, выпускник философской схолы по тем временам модной, возмутился.
- Разве? А говорят…
- Вот именно, что говорят … Очень может быть, что тебя приехали проверять, действительно, на предмет жестокости - но подозревают не в избытке, а в её недостатке.
- Но ведь учат…
- Да, учат. Помнишь, как ты раздваивался у гипподрома?
Пилат опустил глаза.
- То - я, а то - принцип, - возразил было наместник, но осёкся. - Хорошо, я подумаю, - перебил наместника Пилат. - Но этот соглядатай, мне кажется, к убийству никакого отношения не имеет. И не может иметь. Только с дороги, устал - да и времени приготовиться у него не было. Его раб - предатель, как и все эти верные рабы, - утверждает, что его хозяин из комнаты не выходил. Всё ясно. Хотя не сомневаюсь, что осёл наш теперь пытается доказать себе, что раб соврал. И что именно соглядатай виноват во всём.
- И ему это удастся, - предрёк Киник. - Хотя тайный соглядатай, вполне возможно, ни при чём… Что до начальника полиции, то, согласись, странно, что он догадался о том же, что и ты.
- О чём?
- Что убийство из ревности. Ты тоже подумал, что тебя подставляют под убийство из ревности. Двое рисуют одну и ту же картинку… Интересно… Хорошо! Пойдём дальше. Рим предоставим твоей жене, а вот Иерусалимом придётся заняться тебе самому… Кстати, а каким образом тебя занесло в квартал этих… мстящих духов? Заблудился?
- Не в первый раз… как-никак, - даже обиделся Понтиец, - чтобы… заблудиться. Шёл обычной дорогой. В первом проулке, куда нужно было свернуть, дрались, к чему было ввязываться? А во втором - дорогу перегородила гетера.
- Гетера? - заинтересовался Киник. - Ну да, ты же за этим и шёл. И что же ты? Воспользовался?
- Нет. Не та.
- Как это?
Пилат в детали погружаться не хотел. Но… Да, обещал, но…
- Надо было бы её отстранить и пройти мимо, но я… Словом, почему-то я пошёл в обход - путём мне уже незнакомым. И угодил прямиком в развалины. К мстителям. И за что такое наказание?
- Интересно… Надо понимать, гетера там тоже оказалась не случайно. И цель её была тебя именно не пропустить. Перегородила дорогу? Как же ей это удалось?
- Сам не знаю, - уклонился от ответа Пилат. - Как-то удалось.
- И всё-таки - как? Чем? Вспомни. Важна каждая деталь.
Пилат вздохнул, сел обратно в кресло, закрыл глаза и попытался вспомнить.
…Стена еле различима… И только ореол лунного света вокруг головы гетеры… Одно сияние, а лица нет. Женщина без лица?.. Очерченные лунным светом текучие страстью линии её тела… Она изгибается… Поворачивается к нему…
Пилат, как и тогда ночью, отпрянул и если бы не кресло, то непременно сделал бы шаг назад.
- Вспомнил! - с мукой признания в постыдном произнёс Пилат. - Она сделала… неприличное движение. Мне неприятное.
- Интересно, какое?
Пилат не решался сказать.
- Мы же договорились - без недосказанностей, - напомнил Киник.
- Конечно, - согласился Пилат. - Она предлагала мне купить её любовь… И, собственно, уже начала… продавать…
- Начала разоблачаться? Совсем? Или только приподняла край одежды? Важна каждая подробность.
- Нет… Она только изогнулась и повернулась ко мне… спиной. Словом, сам понимаешь чем… И стала ещё больше изгибаться. И нагибаться.
- И что?
- А я так не люблю. Когда-то да, любил. А теперь… ненавижу. Она - явная "солдатская", не один легион через себя пропустила. Мне стало противно, и я, чтобы к ней не прикасаться, предпочёл более длинную дорогу - дальше, в развалины. Не возвращаться же было назад?
"А как ты любишь?" - решил уточнить Киник.
- И всё-таки… - начал было он, но тут догадался. Ну, конечно же, Пилат переодевался торговцем - восточным! А восточные вкусы… да, римским явно… противоположны. Что ж, эти переодевания наместника в торговца нечто большее, чем только желание остаться неузнанным. Нечто большее… Может, даже нечто большее, чем выбор женщины…
- Откуда ты родом? - спросил Киник.
Пилат замялся, но тайну неримского рождения открыл:
- Из… Понта. Земляк твоего Диогена. Он же родом из Синопа. Наш главный город, о котором, стыдно признаться, и вспомнить-то нечего, кроме Диогена.
- Ясно… Пилат Понтийский, Понтий Пилат… А гетера?.. - спросил Киник. - Как ты думаешь, какую она играет роль в заговоре?
- Считаешь, надо её разыскать? - спросил Пилат.