* * *
В 9 часов 46 минут запыленная, как революционный броневик, "Вольво" вкатила в ворота отеля. На стоянке, где машин было негусто, сразу бросались в глаза два жутко длинных "Вольво"-универсала, белых с голубыми номерами, в таких здесь обычно возят делегации среднего уровня: профсоюзных бездельников или журналистскую шантрапу. Были, кроме того, несколько желтых номеров, какие дают иностранцам, и даже три-четыре – с красными дипломатическими полосками. Андрей почувствовал, как в животе что-то неприятно повернулось, когда он увидел цифру 135, принадлежащую родному посольству. Точно: по крайней мере, две машины были оттуда. Несколько мгновений Замурцев колебался: не слинять ли втихую, пока никто не видел? Но потом сказал сам себе: дурак, это же к лучшему, что кто-то видел, что между тобой и Петруней полтысячи километров.
Помахивая пластиковой авоськой с курицей, Андрей вошел в шикарный холл и сразу увидел Худомлинского. Пижона Лешу Худомлинского, представляющего всего-навсего ТАСС, но изображающего из себя одного из олимпийских богов, принявшего обличье Алена Делона. Это его, Делона, авто пыльно-синего цвета стояло у отеля.
Худомлинский тоже, разумеется, увидел Андрея, протиснувшегося в вертящуюся дверь с курицей и дорожной сумкой, с теплой московской кепкой на голове, и голос с Олимпа произнес с бесстрастной насмешкой, заглушив тихое журчание мраморного фонтана и клавиш Клейдермана:
– Ба, родная командировочная картина.
Сам Леша сидел среди мрамора и кактусов с делоновским шарфиком на шее, в безупречно белой рубашке, в брюках, безупречно заправленных в потрясающие сапоги. Он полузадумчиво отпивал кофе из мизерной чашечки и позой был так непринужденно-вальяжен, что собственная кепка показалась Андрею нахлобученной на уши навозной лепешкой. Одновременно Замурцев увидел в глубине холла телекорреспондента Непеева с оператором Сашей (фамилия провалилась в памяти, а, может, ему и не положено фамилии, оператору-то) и желчно откликнулся:
– A-а! Вот кто здесь: работники империи правды!
Не то чтобы он не любил эту публику – журналистов, но такой уж пошел тон из-за пижона Леши Худомлинского, а пижоны бывают вредней кретинов, это широко известно.
Вдруг он подумал: интересно, а что они здесь делают всей кучей? Может, будет какая-нибудь польза для его бегства? – и на всякий случай продолжил диалог дальше:
– Слава богу, я вашей лапши себе на уши не вешаю, полезней "Справочник озеленителя" читать. Ты мне скажи – как журналист остолопу – это и есть секрет вашей профессии: в программе "Вести" убеждают, что 90 % населения одобряет указ Ельцина, а в программе "Время" – что 90 % не одобряет?
Худомлинский с безупречным наслаждением втянул кофейную гущу со дна чашки и жестом, который Андрею пришлось бы репетировать неделю, показал служителю, что намерен расплатиться.
– Да, это и есть секрет нашей профессии, – прозвучал голос с Олимпа.
Между тем в холле появилось еще одно знакомое Андрею лицо – корреспондент "Известий" Коровников.
– У вас что, большой пионерский сбор? – удивился Замурцев.
– Очень большой, – подтвердил Худомлинский, поднимаясь и натягивая куртку.
– Привет, Андрюша, куда путь держишь? – это подошел Коровников; одновременно можно было кивнуть и Непееву с Сашей, уже заметившим Замурцева. Что Андрей и сделал.
– Да вот, Женя, еду туда, куда не ступала нога журналиста.
Вышло немного так, будто, если нога ступала, то это было для тех мест чуть ли не оскорблением. Но душка-Коровников только захмыкал.
– Ну-ну… А я хотел, грешным делом, пригласить тебя с нами, старик.
– Я, видишь ли, дальше на север.
– Да и мы на север.
– Что-то по поводу соседней войны?
– А ты догадлив, старичок. Едем вот, понимаешь, обозревать лагерь иракских беженцев возле Ха-саке. Путешествуем, так сказать… Правда, с некоторым комфортом, ты уж извини…
А ведь прав Коровников, завертелось у Замурцева в голове, почему бы не прицепиться к их компании и не рвануть сразу до Хасаке? Одному, конечно, славней, да и выспаться не мешало бы, но, если что случится в дороге?.. Или если вдруг прицепятся какие-нибудь дурацкие посты?
– Ладно, не мучайся, это я так, пошутил, – сказал Коровников.
– Ты хорошо пошутил. Женя, а я еще лучше пошучу: возьму и поеду с вами.
– Валяй. Только спроси для порядка у Стурдова.
Стурдов… посольский пресс-атташе, вспомнил Андрей.
– Вот он идет, старик. Давай действуй, мы скоро рванем уже.
Пресс-атташе был немного и красиво поддат. Ходили слухи, что он "из тех", и он действительно был похож, особенно глазами, но Андрей точно знал, что не "из тех". Рядом со Стурдовым важно шел кругленький сириец казенного вида, от которого так и разило министерством информации.
– Здравствуйте, товарищ Стурдов, – сказал Андрей. Кепку он снял и держал в руке, – точь в точь какой-нибудь репинский крестьянин.
У пресс-атташе переломилась от удивления бровь, а лицо изобразило официальное отчуждение.
– Андрей Замурцев, из торгпредства. Я представляю объединение…
– Да знаю я вас и вашу контору, – сказал Стурдов. – Вы здесь в командировке?
– Да. То есть не здесь, а как раз еду в Хасаке и хотел бы к вам присоединиться.
– Боюсь, что это невозможно.
– Почему?
– Прошу вас, позвольте это решать мне.
Андрею вдруг стало весело.
– Знаете, один мой знакомый начальник умел подчеркнуть себя еще тоньше и подчиненным говорил: "Я, с вашего разрешения, пойду пообедаю".
Пресс-атташе напряженно замолчал. Он ведь не знал, что Андрей был на грани и мог уже почти все, и, очевидно, раздумывал о генеалогии необычной наглости простого работника торгпредства. В этот момент рядом опять оказался Коровников, который куда-то отлучался. Он тут же втиснулся в разговор:
– Валя, ты что задумался? Пусть Андрюша едет.
– Я не уполномочен такие вопросы решать.
– А чего тут уполномачиваться? Наливай да пей.
Стурдов нехорошо гонял носом воздух, но тут круглый сириец брякнул на сносном русском языке:
– Ничево. Дахаваримся.
– Ну вот, – сказал Коровников, – Юнис тоже не против.
– У меня только просьба, – сказал Юнис, переходя на арабский. – В машинах у нас получилось тесновато. Не могли бы вы взять к себе хотя бы одного журналиста?
– С удовольствием, – соврал Андрей, не почувствовав, как в тот же момент где-то снова бесшумно сработал секретный механизм судьбы.
"Довезу до Хасаке, а там сдам обратно".
– Какой национальный хотите? – опять щегольнул русским Юнис. – Японски или англичански?
– Англичански, – не колеблясь, выбрал Андрей.
Когда Юнис отошел, Замурцева интимно взял под руку Коровников.
– Что это тебя Валя так… в упор не видит?
Андрей понял: скажешь "понятия не имею" – обидится.
– Видишь ли, старичок, тут есть один секрет: он терпеть не может тех, кому не нравится Сартр.
– Ну и что?
– А я ему как-то брякнул, что Сартра ненавижу.
Заметно было, что Женя некоторое время переваривал сказанное, а может быть, просто вспоминал, что такое "Сартр" – марка виски? Но затем он освоился с информацией и предложил:
– Пойдем – на дорожу чуть-чуть… для настроения.
– Мне бы лучше кофейку, в сон тянет.
– Это от погоды, старичок. Видал, как небо затянуло? Как газетами заклеило, прости Господи. А от погоды у меня как раз есть.
Вместе с Коровниковым и с невостребованной курицей в руках Андрей вышел обратно в крутящуюся дверь.
Следом из отеля понемногу появлялись и другие журналисты, поеживаясь от неприятного зимнего ветерка, вольно кочующего над этими пыльными просторами, разрезанными свинцовой лентой Евфрата. Народу, как Юнис и утверждал, было впрямь порядочно, из общего фона выделялись обещанные японцы.
– Давай, давай, а то не успеем, – весело подбадривал Коровников.
Из багажника своего "Пежо" он достал термос и налил в крышку.
– Это что?
– Это, старик, мое изобретение. Позволяет иметь подогретый коньячок в любых погодных условиях. Давай, с богом… Ну как, помогает?
– "Мы выпили рому, и я почувствовал себя среди друзей".
– Ты о чем?
– Это Хемингуэй. "Прощай, оружие".
– А!.. Ну да…
Уже дымились выхлопные трубы и хлопали дверцы. У Андрея было совсем другое представление о журналистской публике, он почему-то ожидал много болтовни и умных шуток, а было похоже, будто мафия выезжает на "дело". Среди исключительно мужчин имелась одна женщина, Андрей поймал ее взгляд – тускло-деловой. Он попытался убедить себя, что должны быть, наверное, и такие вот… серьезные. Хотя все-таки лучше, когда женщина восторгается, хохочет, пугается – вообще… эмоционирует.
Юнис с приветливой миной подошел к андреевой "Вольво" в сопровождении волосатого очкарика в синей куртке.
– Андрей! Это Питер.
Англичанин угостил безвкусным рукопожатием.
– Хэлло, Эндрю.
– Хэлло.
Перестроечного восторга не получилось.
– Вперед – и с песнями! – прокричал сбоку Коровников, нежно закрывая багажник.
Андрей благоразумно пропустил вперед себя все машины министерства информации. У местных гос-водителей, как и повсюду, наверное, в мире, руки косые. Вон, глушитель болтается сзади, как вымя… или как кое-что у кота. За милую душу впаяет такой профессионал сзади в шахматные огни "Вольво", безумно красивые огни… Коровникова он, впрочем, тоже на всякий случай пропустил.