- Все будет здесь в полной сохранности, когда ты вернешься, Джим, - заверил сдающий с гордой почтительностью. Уорден видел, как, продолжая сдавать карты при помощи большого пальца левой руки и одновременно передвигая стопку денег О’Хейера правой рукой, сдающий проворно засунул под ладонь десятидолларовую бумажку. Смахнув деньги в ящик, его правая рука с "прилипшей" к ладони сложенной десятидолларовой бумажкой скользнула по поверхности стола к колоде карт в левой руке, а затем, после того как всем было сдано но одной карте, правая рука потянулась к нагрудному карману гимнастерки "за сигаретой".
О’Хейер в этот момент вешал свой дорогой козырек от солнца на гвоздь в стене позади себя. Широко улыбаясь, Уорден закурил сигарету и поднес горящую спичку сдающему сержанту. Прикуривая, тот не ответил на улыбку, но многозначительно посмотрел Уордену в глаза.
Уорден от души рассмеялся, отбросил горящую спичку в сторону и направился вслед за О’Хейером к выходу. Выйдя из сарайчика и глубоко вдохнув свежий воздух, они остановились и с наслаждением затянулись ароматным дымом сигарет. Молча, со свойственной ему сосредоточенностью математика, как бы подсчитывая что-то в уме, О’Хейер смотрел невидящим взглядом на тонкий слой ржавчины, выступившей па рельсах железной дороги.
Уорден, прежде чем отправиться в казарму, решил постоять и покурить здесь. Наблюдая за О’Хейером, он подумал, что вот, пожалуй, подходящий момент, чтобы поговорить с этим толстокожим человеком. Однако Уорден не торопился начать разговор первым, дожидаясь, когда этот счетчик-автомат начнет разговор сам.
- На кухне, после того как ушел Прим, теперь будет порядок, - сказал наконец О’Хейер.
Он произнес это самым безразличным тоном, так что было понятно, что, будь перед ним не старшина роты, а кто-нибудь другой, О’Хейер не стал бы затруднять себя разговором.
- Да, что верно, то верно, - согласился Уорден, довольный тем, что заставил О’Хейера заговорить первым. - Я хотел, чтобы весь сержантский состав роты работал так же хорошо, как работает Старк.
- Да? - удивился О’Хейер. - А что, Маззиоли доставил тебе какое-нибудь беспокойство?
- Еще бы! - ответил Уорден. - А у тебя как дела? Как идет замена штыков?
- А-а, вот ты о чем, - произнес нараспев О’Хейер. - Здесь все в порядке, старшина. Я дал указания Леве. Насколько мне известно, около половины хромированных штыков он уже обменял на вороненые, а излишки хромированных отправлены в оружейный склад. Сейчас это только вопрос времени.
- Вот именно, времени. А сколько еще потребуется этого времени? - укоризненно спросил Уорден.
- Время есть время, - с легкостью парировал О’Хейер. - У Левы много дел, сам знаешь. Или ты хочешь сказать, что мы слишком долго с этим копаемся?
- Да нет, - ответил Уорден. - Но во всех остальных ротах батальона обмен уже закончен и все хромированные штыки отправлены на склад почти две недели назад. А ты едва-едва укладываешься в график.
- Знаешь, старшина, - наставническим тоном сказал О’Хейер, - ты слишком волнуешься из-за мелочей.
- А ты вообще не волнуешься, Джим. - укоризненно заметил Уорден. Как и всегда в разговоре с О’Хейером, он почувствовал необъяснимое желание неожиданно ударить его так, чтобы он отлетел шагов на десять… И не потому, что он был ему неприятен, а просто так, чтобы посмотреть, обладают ли подобные люди какими-нибудь чувствами. "Когда-нибудь я все-таки сделаю это, - сказал себе Уорден. - Когда-нибудь я перестану думать об этом, а просто-напросто сделаю, раз мне так хочется это сделать. И пусть меня разжалуют в рядовые. Я с удовольствием стану рядовым. Тогда можно будет ни о чем не заботиться и не беспокоиться, болтаться без дела, напиваться и ничего не знать, кроме своей винтовки. Когда-нибудь я обязательно сделаю это".
- Волноваться очень вредно, - продолжал О’Хейер. - Начинаешь забывать о некоторых вещах, старшина… О важных вещах. Волнение к добру не приводит.
- Ты хочешь сказать о связи между командованием полка и тем, что происходит в этих сарайчиках? Или о некоторых суждениях капитана Холмса?
- Видишь ли, я имел в виду не это, - сказал О’Хейер, улыбаясь. - Но раз уж ты заговорил об этом, я думаю, что твои примеры действительно подтверждают мою мысль.
- Если ты пытаешься запугать меня, знай, что из этого ничего не выйдет. Это просто смешно; - сказал Уорден. - Я каждый вечер молю бога о том, чтобы в следующую получку получать тридцать долларов.
- Конечно, - сочувственно согласился О’Хейер, - на всех нас, сержантах, лежит тяжелая ответственность. Мне вот тоже нелегко приходится. - И он махнул рукой в сторону сарайчика позади себя.
"От этого разговора не будет никакой пользы, - подумал про себя Уорден. - С ним вообще нельзя разговаривать, да и незачем. Всякий разговор с ним кончается том, что выходишь из себя. Лучше прекратить этот обмен комплиментами".
- Послушай, Джим, - сказал Уорден вслух. - В ближайшее время начнут поступать новые винтовки, а в Беншшге уже испытываются новые шлемы. Мы готовимся вступить в войну, и поэтому теперь будет введено много изменений не только в вооружении, но и в управлении. Я собираюсь вплотную заняться приведением в порядок дел и документов в канцелярии, поэтому заниматься снабженческими делами времени у меня не будет.
- Снабженческими делами занимаемся мы с Левой, - ответил О’Хейер с прежней невозмутимостью. - По-моему, мы вполне справляемся, на нас пока еще никто не жаловался. За исключением тебя, конечно, Не так ли, старшина?
Уорден решил высказаться еще более откровенно:
- А что ты будешь делать, если Лева переведется из этой роты?
О’Хейер откровенно рассмеялся.
- Теперь ты хочешь напугать меня, старшина? Ты же знаешь, что Дайнэмайт ни за что по согласится перевести Лева. Мне просто стыдно, что ты прибегаешь к такой непродуманной уловке.
- А что, если распоряжение о переводе Левы поступит из штаба полка, от полковника Делберта? - спросил Уорден, хитро улыбаясь.
- Ну и что же! Дайнэмайт возьмет этот приказ, возвратит его полковнику и объяснит ему, в чем дело, вот и все. И ты знаешь, старшина, что он поступит именно так.
- Нет, я в этом совсем не уверен, - сказал Уорден по-прежнему с лукавой улыбкой. - И ты, по-видимому, плохо знаешь Дайнэмайта, раз считаешь, что он будет уменьшать свои шансы получить майора, вступая в противоречия с Папашей.
О’Хейер бросил холодный взгляд па Уордена.
- Лева уже говорил об этом в тринадцатой роте, Джим, - самодовольно продолжал Уорден. - Командир роты хотел бы взять его к себе в качестве сержанта по снабжению. Все, что ему остается сделать, чтобы получить сержантские лычки, - это перевестись в тринадцатую роту. Командир тринадцатой роты настолько заинтересован в переводе Левы, что обсуждал этот вопрос с командиром третьего батальона. А командир третьего батальона, как тебе известно, не капитан, а подполковник; подполковник, который обсуждал этот вопрос с Делбертом, Джим.
- Благодарю за намек, - сказал О’Хейер. - Я постараюсь принять меры.
- Это совсем не намек, - усмехнулся Уорден. - Если бы дело не зашло так далеко, что ни ты, ни Дайнэмайт уже не в состоянии воспрепятствовать переводу Лева, я никогда не сказал бы тебе об этом, Джим.
О’Хейер промолчал.
- Итак, это не намек, - продолжал Уорден после короткой паузы. - Я просто прошу тебя сделать мне одолжение. Это моя личная просьба. Попроси Дайнэмайта освободить тебя от обязанностей сержанта по снабжению. Ты можешь сказать ему, что тебе надоело заниматься этим делом, и попросить о переводе па сверхштатную строевую должность, а Лева назначить на должность сержанта по снабжению. Сделаешь это для меня, Джим? Ты ничего при этом не потеряешь, а я выиграю на том, что не потеряю Лева. Он останется в нашей роте.
О’Хейер смотрел на него молча, глубокомысленно размышляя над чем-то, подсчитывая что-то в уме.
- Я хочу остаться на той должности, на которой нахожусь, - сказал он наконец. - Если я перейду в строевые, может кончиться тем, что Дайнэмайт захочет, чтобы я участвовал и строевых занятиях роты. А мне нравится быть сержантом по снабжению.
- Но ты не будешь им, когда Лева переведется, Джим.
- А может быть, он и не переведется.
- Нет, переведется.
- А может быть, и нет, - повторил О’Хейер. В его тоне звучала скрытая угроза, как будто он знал что-то такое, о чем не договаривал.
- Ну хорошо, - сказал Уорден.
Он швырнул недокуренную сигарету па рельсы, резко повернулся и, пряча радостную улыбку, пошел по направлению к казармам. Перед тем как завернуть за угол сарайчика, он бросил через плечо О’Хейеру, все еще стоявшему неподвижно:
- Знаешь, Джим, я всегда считал, что ты относишься к тем редким экземплярам людей, которые не имеют человеческих чувств. Они ко всему бесчувственны, на любой риск идут хладнокровно и даже то, что имеют, теряют хладнокровно. Романтично, да?
Когда Уорден завернул за угол, О’Хейер все еще смотрел ему вслед, все еще стоял неподвижно, что-то подсчитывая, над чем-то размышляя.
Итак, что же произойдет, если этот разговор не подействует на О’Хейера? Ведь как снабженец он один, без Левы, ничего не стоит. Как поступит с ним Дайнэмайт? Ведь Джим значит для Дайнэмайта многое. Может быть, Дайнэмайт действительно оставит его в роте на сверхштатной строевой должности? Кто его знает, как он поступит? Вряд ли он разжалует его в рядовые.