Меньше всего "Галактики". Как только она прочтет первый том Марселя Пруста, так сразу в телефонную трубку выскажет свое мнение. Один раз и звуки из ящика пригодились. Странно, что если взять все подряд, то лишь через 20 дней обнаружится что-то. Давно нужно было закрыть лавочку в ожидании диктанта на чужой машинке. Ему было 66. А кто умер?
И "Тетушкины сновидения" лучше всего опять же о французах в "Игроке". Ладно. Три раза возьмем, чтобы перекреститься. Не надо кричать. Вот с чего начинается "10 рассказов и их авторы". Чуть-чуть под Белинского, немного под Д.Писарева, совсем мало других, меньше всего Сомерсета Моэма. Заботы были такие в тот год, когда весенняя погода стояла долго на дворе. Отменно прочен и спокоен во вкусе милой старины. П.Романов стоит 10 рублей за том. "Без догмата" я уж не спросил. Вместо марочников на Котельнической набережной.
- "Демон, а не возлюбленный" - рассказ современной Джейн Остин по имени Элизабет Бауен (или Боуэн).
24.2.74
Обычный камуфляж. Для суеверия сделать вид - как бы от дурного глаза: НЕ СЧИТАТЬ пойманной рыбы. Так - на сковородку, двух чикамасят, одного сазанчика, так кое-что по мелочи. Никогда человек не скажет - здорово клюнет или хорошо ловится - нет, этого говорить вообще нельзя и никогда никто не скажет. "Папки пухнут, дело стоит". "Следствие закончено, забудьте, плюньте". Такой приговор. Такой был ритуал. А что еще ожидать? 7 томов, 2000 страниц, значит тоже - если скажем 700 листков обычного формата, - то одна книга или две подборки, но мысленно на юбилее. Но мысленно такая работа уже проделана и вот вам результат.
Короче. Еще короче. Не заглядывая в шпаргалки, в подборки, в словарь. Можно и не читать роман-стенограмму, хотя, конечно, Достоевский в Париже - это всегда интересно. Француз - нет, богатый бездельник из Аргентины, студент медицинского факультета - вот ради кого она бросила титана-поэта-страдальца. Это про Полину Суслову в Париже. "Фиолетовые руки" - страниц 300, не считая "Ксенофоба" (120 страниц). Недобрыми глазами я могу и сам прочитать, т. е. пролистать и выбросить. Заботы 31-го читателя. Незаменимый был когда-то человек - читатель № 13. Читал с карандашом. Потом сам стал писать и перестал читать. Что-нибудь такое вроде "ЕЩЕ НЕБРЕЖНЕЙ", но это про почерк и формат бумаги и каким пером написано, - это неинтересно. Отрава в крови 3 дня находится. Такой яд, как от испорченной колбасы. Я не так понимал "способ не мыслить". Я сначала думал: писать - это значит стараться не думать (о неприятном или ненужном), а тут, собственно говоря, наоборот - стараться думать, ибо это единственный способ продумать до конца.
Есть в опыте больших поэтов черты естественности той, что невозможно, их изведав, не кончить полной немотой. Не кончить черною тоской. Вам до опыта и не могло быть известно. Но теперь-то хотя бы на чужом опыте, Вы убедились? Эта простота. Она всего нужнее людям. Та самая святая наивная детская простота, что хуже воровства. От этих штучек с подоплекой он отказался бы наотрез. Так робок первый интерес. Начало было так далеко. Но сложное понятней им. Потому что человечней и безопасней, потому что не каждому - судьба самосожженца. И тут кончается искусство и начинается судьба.
Этого я от него не слышал. Об этом я узнал несколько позже.
Ну и разумеется - почти самое главное - В ИСКАТЕЛИ КОСНОЯЗЫЧИЯ ПИСАТЕЛЬ В СТАРИНУ НЕ МЕТИЛ.
"Первая комната" больше всего. Меньше всего "Галактика". Немного больше точка с запятой, (пятница 22.2.74)
Let them go, the sooner the better.
So much for this item.
22.2.74
ОНА HE АРЕСТОВАНА
Original, fahr hin in deiner Pracht. Wie könnte dich die Einsicht kränken: wer kann was Kluges, wer was Dummes denken, dass schon die Vorwelt nicht gedacht?
"Истребление истуканов" еще раз по мотивам книги "Весна в Фиалте". Просто были уже такие цитаты. Ничего удивительного. Даже "Четырехэтажная тавтология" выросла в 11 этажей. Про кинотеатр "Великан" скучно, а надо бы переписать, хотя бы под - "Жизнь пчел", что ли.
Заботы 31-го читателя.
Я увидел: хорошо, только слишком много абзацев. "Фотография пулеметчика" - пример и образец. "Трава под яблоней" тоже. Например "феллацию" там можно найти. Вот ты выйдешь на пенсию, будешь изучать этот вопрос. Рисует по клеткам портреты вождей. Еще в 4 с половиной годика этим занимался, тут он опытный человек и высокий специалист.
Тут они смыкаются. Тут они единым фронтом. "Мы пришли к единому мнению: яйца выеденного не стоит".
Еще 14 цитат.
- А почему он все время по левой стороне Арбата?
- Чтобы с женой не встретиться.
А она у него ревнивая.
Тут же они и поссорились. Через 14 дней помирились, но с военным человеком было сложней. Военный человек не так легко забывает обиды и оскорбления. Помилуйте, мне 40 лет, и когда приходят молокососы и начинают кричать, поднимать голос, я нахожу, что это бестактно, неблагодарно и нарушает субординацию. Я таких видал. С одним ППШ я бы сотню таких - из "Лиры" - никого бы не выпустил. Кроме того, у него же нет своего мнения об уме Сталина. Он там у Бержераков записывал чужие мнения и выдал их за свои, но мы-то с Вами понимаем.
"30 страниц для трех читателей" до военного человека не дошли. Пока.
Одного слова нехватало. Кофе или кафе. Или роман "Прокофьев" или повесть "Максим Шостакович". Он очень интересовался летчиком-асом из Восточной Пруссии и как это вообще им удалось. Весь этот механизм. Скажем, как у Гоголя: приятели, все приятели. Сначала приятели стали кричать, потом Москва, потом Россия. Все началось с приятелей. НО 10 ЛЕТ АРИФМЕТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ славы все-таки сказались. Уже перестали так ставить вопрос - да писатель ли он вообще? Теперь уж говорят - более чем скромные, НО. Теперь главным образом упирают на НО. Вот и Евтушенко пострадал. Вечер его 20-летия отменили, не объяснив причин. А он ничего такого не подписывал. Его предупредили. Но и без предупреждения он прекрасно знал, что люди помнят и будут задавать вопросы. Он и приготовил ответы. Он над экспромтами 14 ночей корпел. Выбивают из седла. Занимают чужое кресло.
Только из-за того, что слова громоздятся, уничтожая ТИШИНУ. Звуки из ящика можно выключить, тебя невозможно. С лентой такая штука. Второй был вариант: не кончить черною тоской. Это про меланхолию от простоты. От естественности и откровенности. Писали бы с позволенья вашего. Дышали б с позволенья продавцов воздуха. Он не арестован тоже, но ЕСТЬ НАДЕЖДА.
Is this film a sick joke or a work of art? I would suggest the former, but if it is the latter, then I consider it art with an F.
Virginia Dignam (4.1.74) about "Le Grand Bouffe (Blow-out)". Eating themselves to death.
Я помню его похабную улыбку. Если это насчет книги "Ты и я" на немецком языке, то вместе с практическими указаниями. Я так и подумал. Мы вдруг очутились вместе в театре эстрады.
- Совещание!
А ему послышалось "с вещами!"
Пусть будет для него новый мир. Пусть. Я не возражаю. Я возражаю только против коллективного психоза: все едут! Ему нужно, пусть едет. Но не всем и не до такой степени. А то получается просьба составить ему компанию в самосожженстве.
Это как АИЦ: они обмениваются письмами и каждая пишет под копирку. Обе отмежевываются от "этого клеветника С."А то не выйдет книга во втором издании. Кроме того, они искренне верят, что он клеветник. И что пора по нему ударить.
Главное, что старик Самецкий - это классовая борьба типа "Тихого Дона", а друзья моих тюремных дней и Черкизово - это "дубинка товарища Жданова", а не пред-история Мишки Мотыгина с его песенкой про сказочный Марсель. Опять про старую Тверскую улицу, Вовку Леблана и лейтенанта войск НКВД. Студенты автодорожного техникума автоматически зачислялись в войска НКВД. Так что у Давида Шевчика был шанс. Если он попал в плен и если сука товарищ по роте не сказал и т. д. Таким образом рассказ для А.Леонтьева ни в коем случае не звучит для друзей Давида Шевчика. Как нельзя про В.Панкова, когда речь идет о С.Наровчатове. Для Т.Ойзермана не проблема. Художественный свист из Торонто. Не сенсационная книга, а правда. При любом строе он бы писал о нарушениях. Это он предупреждает, что не всем в дальнейшем это понравится: говорить правду. Он не политический писатель. И опять голос Италии, куда не попал Виталий, потому что утонул в плавательном бассейне.