Яркевич говорит о том, что либеральное сознание, которое до сих пор все определяет в России, окончательно скомпрометировало себя и у нас, и на Западе, стало наконец всем понятно, что либералы не могут решить ту сумму социальных, политических и психологических проблем, которую накопил ХХ век, и о том, что только какой-то очень мощный радикальный стиль может оказаться адекватен всему происходящему и на Западе, и у нас.
- Например, он закончил роман
- Да, и что же?
- Это гордыня считать, что я могу понять текст. Воспринять - да, то есть воспроизвести.
- Переписать?
- Нет.
- Другой, конечно, не поэт?
- Конечно.
- неважно, кому он понравился. Или пишет. Значит, у него есть своя его версия.
- Всего-навсего "ни… ни", я знаю. Ни то, ни другое.
- Почему ты так думаешь?
- Но он же нам и ближе всего.
А мне всегда хотелось, чтобы диктор обратился: Дамы и господа… Нет, судари и сударыни мои… Нет, все-таки просто: господа! И сказал про что-нибудь очень изысканное, а не тракторный, - подумала Галя. А я и не знал, что она собирается приходить.
- По крайней мере, в моем понимании.
- Вот про это. Только это и может быть интересно.
- Нет.
- Так-таки в мире нет случайности?
- Да.
- И это переписывание может продолжаться бесконечно.
- Я думаю, что если бы кто-нибудь сейчас вышел и сказал: а я хочу, чтобы диктор говорил не "отхуячить", - говорил "куколка" Левушка, - а, например, "грезы" или "развиднелось", - то он был бы тогда настоящий диссидент. - Но никто не обратил внимания.
- Признаюсь, это единственный перформанс, который меня увлек.
- И его лучшее произведение, - сказал Глеб, как отрезал.
- К которому он, судя по всему, долго готовился.
- Это будет очень интересный проект. Вы все там сможете напечатать все, что посчитаете важным, - участвует с пола Татьяна. Название ее журнала - или альманаха, что сейчас кажется одним и тем же, - мне кажется претенциозным.
- Да он жил, чтобы его совершить.
- Вы хотите сказать, он для этого здесь появился?
- Нет.
(Но я-то знал, зачем он на самом деле здесь появился.)
- Вот когда наконец постмодернисты победят кругом
А я всегда думала, что тогда и говорить о постмодернизме, думала Галя, будет выглядеть прямо по крайней мере комично, если кругом сплошной постмодернизм, то его нигде нет.
- Вообще-то получается так, что, сколько бы ты ни рвал повествование, оно все равно восстанавливает свое единство.
- Ну тут уж ничего не поделаешь.
- даже о промышленности вообще или соответственно о вообще деньгах, а планируют реальные будущие сделки и операции. Это можно было бы обобщить и применить к литературе так: они говорят о технологии. Их разговор технологический.
- De nada.
- А Вы попробуйте расположить фрагменты в тексте произвольно, то есть это кажется, что произвольно.
- Представьте: мы все на верблюдах в какой-нибудь очень далекой жаркой стране или в пустыне Сахаре. Мне кажется, что нам это всем очень надо, - участвует Вика.
- Я Вам больше скажу, это его действие
- Как строить как я строю сюжет или возможен ли в современном произведении пейзаж в моем произведении или уличная (массовая) сцена. Это же очень интересно.
- Я думаю, что невозможен.
заставляет меня пересмотреть отношение к перформансу вообще.
- Или реплики - как будто были перепутаны и не на своем месте. А потом все равно они как-то там устанавливают, как надо, между собой логические связи. То есть нам кажется, что будто бы так и задумано.
- Конечно, раз есть серьезный его вид, возвращающий трагедию.
Невнимательно прислушиваясь, я думал о том, что, хотя все и выяснилось (хотя за вчерашний день все и выяснилось) хотя все и выяснилось в этой истории за вчерашний день все вчера и выяснилось в этой истории о том, (что на самом деле произошло) что в действительности произошло с Русланом, мы ни на йоту не продвинулись в постижении причин поступка Руслана (в понимании) в постижении причин, побудивших (вынудивших, приведших) Руслана я думал о том, что все объяснения поступка Руслана: несч. любовь, собств. открывш. бездарность (осознание собств. б-сти) собственная бездарность и неустроенность (приехал издалека и проч.) - выглядят слишком жалкими слишком жалкие, чтобы ради них затевать все это, пусть и сумбурное, повествование.
- Или ее отменяющий.
- То есть ты хочешь сказать, что
- Нет.
- написать нелогичное, случайное повествование невозможно.
- Несколько сюжетных линий, много героев из всех этих рассказов. Одни только возникают, а другие продолжаются или даже сходятся в конце. Представьте себе сборник рассказов, который будет романом в моем смысле.
- Не будет, - возражает, поежившись, Татьяна.
- Я думаю, что если бы кто-нибудь сейчас вышел и сказал
- Отсутствие риска, вот что.
- Не думала об этом никогда.
- он был бы настоящим диссидентом.
Да, да, горячо думала Галя. Безнаказанность - вот что делает современную литературу неинтересной. Ведь грози им смерть от собственного произведения, хотя бы публичная экзекуция, то тогда бы и стиль или сюжеты сделались поувлекательнее.
- отправиться туда всем вместе, а потом это описать каждый по-своему. Как сейчас, чтобы каждый говорил-говорил свое. Я знаю, я договорюсь, где, - говорила Вика. - Напечатаем книгу.
- То есть это только кажется, будто это рассказы.
- Такие опыты соединения текстов посредством (имени) сюжета?
- Нет.
- только тогда с литературой произойдет что-либо решительно нового, - решительно заканчивает Глеб, а Татьяна переползает на новое место.
- Я подумаю об этом.
- Не правда ли?
- То, что происходит для меня в произведении, все равно же всегда не то, что, возможно, происходило в нем для его автора.
- Но это же неправда.
- Разве их не было тогда? потому что я не видел.
- Потому и не видел.
- "Очередь".
- преследовать, я знаю, кто сможет с тобой поговорить. А мой самострел по-прежнему лежал в сумке.
Подталкивая сзади в спину, обещали, что будут учить меня. А я - что готов с ними хоть сейчас выйти. Вот хорошее место и не видит никто, произнес один, когда мы немного отошли. Достав из сумки самострел, я направляю его на них. Ах, вот ты как, удивленно сказал другой, вытащил пистолет и снес мне полголовы.
- Не знаю, зачем это тебе нужно.
- То есть для меня этот вопрос вообще закрыт, раз я не знаю.
- Разумеется, нет.
- Понимаете, открытие, что так тоже можно, было для меня очень важным, потому что сначала я не знал, - убеждал кого-то Женя Попович, - я двигался ощупью. И вдруг Ваш герой оказывается не Вами, то есть это конечно, но таким Вами, о котором говорить неприлично. И Вы в другой раз никогда не станете.
- Вряд ли ее можно назвать молодой. Просто фотография.
- Сейчас скажу, когда это было.
- Но я-то этого еще не знал. Тут открытие невероятных пластов психики.
- Тут он мне впервые понравился в этом его халате.
- Ты забыл замечательные усики.
- Нет, не вспомню уже.
- Да все что угодно. Любой текст может быть продолжением или ответом на реплику, это все равно. Раз сами восстанавливаются логические связи.
- А мы потом думаем, что так и должно было быть. Но это же обман.
- А литература всегда обман, - поворачивается Попович, и все чувствуют себя неловко после такого его трюизма.
- Стихи - это просто предварительный сжатый набросок. Одни его могут развернуть, другие нет.
- Но, может быть, мы все-таки обратимся к тому, ради чего нас всех мы пришли (пригласили), - поспешно и с некоторым раздражением пытается спасти положение Генрих.
- То есть ты хочешь сказать, что они ей всегда предшествуют.
- Имплицитно. Любое прозаическое произведение можно свести (вернуть, низвести) к стихам, но не наоборот.
- Хоть в лифте, хоть в машине. Ей это все равно. Или просто идя по улице.
- Но в таком случае меня больше интересует второй нечаянный участник действа. Он с пистолетом. Вот он поднимается по лестнице
- как хотел, чтобы он был бы написан. Но вместо 100 страниц по лени выдаю шесть, вот и все.
- Я думала, думаю, буду думать, что, оставляя свою записную книжку, и чуть ли не заложенную, он вспомнил обо мне в эти последние часы. Он же знал, что мы приедем.
Руслан подумал, что план подняться и стать с ним вровень не удался, раз виновных все равно же не нашлось, а это сам все устроил и опередил опять.
А Галка моя, сикушка, думала, что Сара, как она называла про себя Анну Соломоновну, опять права, это действительно болезнь. Их болезнь в том, что они не могут остановиться в этих разговорах, которые все равно никогда не придут (не приведут) ни к чему, ни к смерти, ни к преступлению или другому такому же решительному.
Если раньше они только украдкой
Если раньше они только украдкой поглядывали на меня, то теперь откровенно уставились, как будто выжидая. Я встал в кресле, как на трибуне, отстранив Татьяну, и произнес одну из своих хорошо подготовленных речей.