Он, вероятно, сообщил об этом разговоре, потому что когда через пару дней Денис опять появился, то смотрел на меня до смешного выжидательно. Сначала я совсем не обращала на него внимания, чтобы он почувствовал, я видела, как он становился все более расстроен, необычным для него образом неразговорчив и замкнут. Машка, которая все знала, заглядывалась на меня. Потом вызвала его в кухню, выгнала оттуда всех. - "Я жду, жду от Вас предложения." - "Но я думал, что ты же знаешь…" - "Я согласна. Но у меня есть одно условие." - "Хоть десять." Он стал совсем пунцовый. - "Раз мы будем жить у тебя…" - "Так и будет!" - "…то и моего отца мы, ты и я, принимать никогда не будем. Его никогда не будет в нашем доме." Он помолчал, жуя губами. - "Это решительно?" - "Да, иначе никак." - "Хорошо. Я не знаю, что у вас там, но ты, да, мне нравится, что так откровенно. У меня тоже условие." - "Конечно, если смогу." - "О, это очень просто. Ты никогда не будешь ничего делать над собой, там стричься, прическу, а так, как сейчас, прямые волосы." Так мы с ним договорились. У меня тогда они были очень длинные. И я выполнила его условие, пока была с ним.
Я переехала. Мастерскую передала Олегу, тому, который хотел краску, он был счастлив. Я подумал, что вот, оказывается, зачем все, это моя настоящая жизнь. Я буду не художницей, а домохозяйкой, дала себе слово никогда больше ни одной картинки, выполнив и это обещание. Не знаю, уж как они там выясняли отношения, но отца я с тех пор не видела. И он не искал встречи. Говорят, когда умирал, хотел, но я не пошла.
Денис был довольно приятный мужчина, респектабельный, в хорошей форме. Но когда я ложилась с ним в постель, я всегда как будто шла в бой. "Вот тебе, вот тебе!" - обращалась я к отцу, скача верхом. И правда, мне это только прибавляло удовольствия. Мне с ним вообще было тогда хорошо, довольно свободно. Ходила везде одна и не потому, что я, а он сам. Машка меня таскала на все вечера поэзии, которые тогда как раз перебирались из квартир в залы, я его тоже звала. Но он всегда говорил, что если мне интересно, то он очень рад, но ему это не очень интересно, это для молодежи сейчас хорошо, а я и раньше-то, когда это было запрещено, а поэтому свежо и необычно, никогда не ходил. Я думаю, я вам и так много всего нарассказывала, - закончила она с неожиданным раздражением. - Остальное до другого раза. Если будет время. Бек, проводи.
- По-моему, мы не очень с тобой много узнали.
- Не скажите, как для кого, как для кого.
- Куда теперь? - спросила я его уже в машине. Мы (взяли) поймали еще одно (и, возможно, не последнее) (и надеюсь, не последнее) (видит Бог, не последнее).
- Я покажу.
- Но вы с ней, правда, незнакомы? потому что она же говорит
Уличная сцена (дети)
Дети разного возраста у подъезда. Они виснут и качаются на решетке, прыгают со скамьи, сбегают и возвращаются по ступенькам. "Суки безработные," - кричит на них старуха.
Дети: - Старая дура, старая дура! Дура старая, у-у.
Из подъезда выходят "молодые" с коляской, младенцем на руках и ребенком постарше. Старуха их замечает.
Старуха: - Дети! Их надо давить между колен, а не рожать. А вы их рожаете.
"Он" (передавая младенца, шепотом): - Просто она сумасшедшая.
"Она" (укладывая и не слушая): - И чего кричит.
Ребенок постарше: - Я не понимаю, как взрослые могут так говорить. Их же самих когда-то родили.
Старуха: - А то о прошлый год залезли на ту сливу да всю и пообтрясли.
"Он": - Неужели всю?
"Она": - Неужели?
Один из детей (не унимаясь): - Блядь глупая пришла. Ты глупая блядь.
"Она": - Вот потому и дети у них.
Ребенок постарше: - Забывают, что ли? я не понимаю.
"Он": - Да сумасшедшая.
Уходят.
Старуха (грозя палкой): - Всех бы поубивала, а то бегают.
Дети: - У-у-у.
Она жила на первом этаже с двумя внуками, которые тоже бегали и кричали вокруг нее, мужем, молчаливым стариком, и миловидной пухлой дочерью. Недавно к ним присоединился грузин не грузин, а из тех, кого в народе называют "черными". Торговец, видно, что спекулянт, решили соседи, как всегда связывая лицо "кавказской национальности" с самой вредной для народа деятельностью. У подъезда и впрямь появился "Мерседес". Встретив меня вечером у лифта, дочь старухи втянула ноздрями отдающий алкоголем воздух и сказала: - "Говорят, ты стал попивать. Ты же еще молодой." - "А, занимайтесь своим делом," - ответил я, опираясь о стену. Дочь старухи скрылась в квартире, быстро прикрыв дверь.
Я опять расплатилась, и таксист, обменявшись со мной обычными сегодня взглядами, отъехал, к которым я уже начинала привыкать, и еще смотрел на нас в зеркало, отъезжая. Теперь мне всего этого будет потом не хватать, когда все закончится. Но это не закончится никогда. Мы стояли в одном из старейших переулков. Сюда, кажется, он еще немного пооглядывался. Да. - Ты что, плохо помнишь? - Давно уже было.
Мы вошли в такой же старый дом, которые я так люблю, и стали подниматься по такой же старой лестнице с опущенными ступенями. Мне казалось, что мы и не уезжали от Ларисы. Только следов моих на них больше не было. Нас встретит ее верный пес. Он проводит нас, ни о чем не спрашивая. Ну, узнали что-то? что быстро так, спросит она, поглядывая поверх голой поднятой ноги. - Нет.
Я подождала, пока достанет ключи.
- У тебя и ключи есть?
- Он дал, потом расскажу. Я сейчас включу. Нет, не достану.
Я ему помогла, когда он прыгал.
- Вот здесь он жил.
- Я ожидала что-нибудь подобное.
На стене висел велосипед.
- Но я не бывала здесь никогда.
- И не ты одна. Теперь понимаешь, почему так необычна вся эта история?
- Мало ли, зачем оказался.
- Но так по-домашнему. А он там не жил давно. Но никто же этого, кроме меня, не знал.
- Ты правда думаешь, что его переодели? Я слышала, что преступник сразу убежал.
- Нет, не думаю. Здесь, кажется.
Из тумбочки у двери в комнату достал из-под бархотки для обуви ключ.
- Тут всегда оставлял. (Показывая. Кубарем перекатился к двери.) Все равно же непонятно, зачем понадобились усы. Обратила внимание, даже декорации ему оставила те же?
- Действительно очень похоже.
- Дом, лестница, планировка квартиры. Даже вид из окна.
Из прихожей две двери в комнаты, одну из них Руслан открывал, копаясь. Третья в коридор, по которому мы тогда шли с Беком.
- Я там не посмотрела.
- Нет, я специально проверил свое предположение. Я же тоже впервые у нее. Чтобы он меньше чувствовал переход.
Окно выходило на стену дома во дворе.
С одной стороны, вроде и не очень приятно. Как я и думал, так как никто не знал об этом жилище Руслана, то никто здесь и не побывал и все оставалось, как было в последний раз. А я оглядывалась.
С вами так не случалось, что вам кажется, что о деле, которое вы обсуждаете, ваш собеседник знает больше вашего, но почему-то не говорит? У меня это чувство опять появилось.
- Та самая гитара? Никогда бы не подумала, что он играет.
- Мы здесь должны все самым тщательным образом осмотреть.
- Но зачем он скрывал? А что мы ищем? Здесь одна комната?
На столе неестественный порядок, которого не должно было бы быть, учитывая то состояние, в котором Руслан приносил рукописи. Сложены стопками. Кажется, даже рассортированы. Подровнены по бокам. Черновики с одной стороны, и много пустого пространства между. Провела пальцем, но пыли не было. Из чего заключила, что здесь кто-то уже прибирался до нас. Надеяться что-либо найти интересного, было бы, с моей точки зрения
- Остальные закрыты. Это бывшая коммунальная. Ни Пуаро, ни Нарсежак никогда не знали, что хотят найти, сказал кто-то из нас. - И кухня.
- А, ну тогда ладно. (Я.)
- Может быть, они собирались со временем все здесь использовать. Но столом займусь я.
Я с завистью посмотрела в последний раз. В шкафу висел тренировочный костюм и пальто.
- Откуда здесь подушки?
Они были свалены внизу грудой.
- Да, подушки. Не убрал тогда.
- Но все равно же переживал, наверное.
- Как разумный человек он понял неизбежность происходящего. Да и она так обставила. Конечно, переживал.
- Сказала, что ему здесь, конечно, будет поспокойнее?
- Конечно. Он сможет работать. И обещала регулярно навещать. Там же постоянная суета, приходят все.
- Сдержала обещание?
- Как и все остальные.
Когда стало совсем невмоготу и воздух их общежития до предела насытился электричеством
Появлялся, когда хотел, на самых важных совещаниях, и все останавливались, в недоумении переглядываясь. Он садился на свободное место, и приходилось продолжать, сбиваясь. Но он же все равно ничего не понимал. Или, заглядывая, слушал телефонные разговоры. Прикрывшись рукой, делала знак уйти. Слушался неохотно и не сразу. Дождавшись, чтобы осталась одна: "Я хочу наконец возобновить с тобой разговор о наших делах". Смотрела, как поудобнее устраивается в кресле. Я часто ссорилась из-за него. Степан считал, что все пойдет наперекосяк, ведь только наладилось.
вызвала к себе и, заглядывая в глаза (а сам подумал: но они же одного роста, присаживалась для этого, что ли, или наклонялась к его лицу, трогая волосами?), сказала, что им лучше разъехаться.
Но ты не беспокойся, в остальном все останется по-прежнему, ты даже не заметишь. Я буду очень часто приезжать к тебе, и ты мне будешь читать свои новые произведения. А когда все успокоятся, опять вернешься. Ты же их все-таки очень раздражаешь. Я это делаю для тебя, думаешь, мне самой не хочется?