Да разве может она, такая ничем не примечательная, заинтересовать великолепного, чьи неопрятные, чирканые рукописи отрывала в залежах стола, но которые нравились все-таки меньше, чем автор. Узнав о его гибели, немного поплакала. Отметила странное удовольствие, с которым плакала. Подумала, как выпросила бы - заплати кому надо, все будет, - засушила его голову и поставила на пианино, сразу уменьшившуюся, то есть совсем уже маленькую. Трогала бы, проходя, нос и полуприкрытые веки, из-под которых поблескивали вставленные вместо глаз пуговицы.
Но так как привыкла к тому, что писатели зря ничего устраивать не станут, то и думала, что, возможно, что-то все-таки здесь скрывается. Ради чего-то ведь собирали их. А Руслан второй, как она называла его про себя, был писатель. Прощаясь у подъезда с толпящимися и благодарящими приятелями и злясь на догоняющего ее Василия, который все пытался выяснить, как ей понравились рассказы и какой больше, она решала неразрешимое противоречие. С одной стороны, нельзя думать, чтобы писатель что-то недоговорил, что знает. С другой - а тогда зачем приходили?
- Не хотела бы я попасться к Вам на перо, - сказала ГГ, дослушав. - Хотя я понимаю, что это неизбежно, может быть, уже что-то и есть.
Он пожал плечами.
- Я знаю, что у Вас обычная такая манера, да? по поводу того, что случилось, но по-своему интерпретировать и пытаться восстановить, как на самом деле или что при этом думали.
- Да. Почему ты не сказала мне, что каждый у него заканчивается рисунком надгробия с крестом? Я и тот посмотрел, - спросил он меня уже в машине.
- Не придала значения. Я не думала, что это может быть так важно. Кроме того, я думала, что ты знаешь.
Она не придала. Не думала.
- Куда мы едем?
- Везешь меня показывать твою Ларису и ее бритоголового прислужника.
- Хорошо. По-моему, мы не имели успеха, никому не понравилось.
Не ответил. Больше всего меня всегда занимало, как с этим делом у него. Я знала, что у него постоянно кто-то живет, а последняя даже очень задержалась. Он при мне ее называл по телефону ласково, какого-то маленького животного, не помню. Или как он добивается. Это должно быть экзотическое зрелище. Представляла себе картину в голландском духе: типа "Карлик у ног (нет, в ногах) красавицы". Но он всегда, ухмыляясь, уклонялся от расспросов.
Например, спрашивал:
- Мне больше третий, а тебе?
- Не сомневаюсь. - Одновременно высчитывая, какой из них был третьим.
- Очень живо, трогательно и правдоподобно.
Она пыталась решить, к чему относится слово "очень". Отстал, кажется. Нет, опять.
- А про Ваську все-таки очень натуралистично.
- Нет, почему, так бывает.
- Вот же, я думаю, ему было больно.
- Попробуй… Там же сказано: "обкурившись". А тогда ничего.
Отстал окончательно. И всю оставшуюся дорогу промолчал.
* * *
"Мать" их уже ждала в большой комнате за столом, сложив руки.
- Ну, наслушались?
Все знает. И даже знаю, от кого. Она с яростью оглянулась на уже куда-то испарившегося Ваську.
- Да, да, - читала мысли Анна Соломоновна, - он мне все-все рассказывает. Садись, поговорим.
Она присаживается осторожно. Ну я ему устрою.
- А как же иначе? Я его к этому приучала, потому что должно быть взаимное доверие, - продолжает Анна Соломоновна. - Я же ему все могу позволить, как ты видишь, даже тебя. Я подумала, хочет жениться на девчонке, пожалуйста. Главное, чтоб хуже не было. Но до определенных пределов, конечно.
Она подождала реакции и не дождавшись:
- Помнишь, ты собиралась сюда натащить этих ваших картинок и плакатиков, а я воспротивилась? И пришлось все обратно. Это болезнь. Я даже готова терпеть твою маленькую озабоченную старую шлюху, она тебе все-таки мать, я понимаю. Но без афишек и стихов с рассказами. Вы их печатаете, а я однажды посмотрела. У тебя есть место ими любоваться, пожалуйста. И никакой шантрапы, от которой в восторге твоя мама, в моем доме не будет. Или с ними встречаться. Если согласна, давай руку, будем друзьями и больше не вернемся к этому разговору. Ну, что ты думаешь, только не молчи.
- Я выбираю Вас, - ответила я.
Мы лежим на его кожаном офисном диване, он прижимает меня обеими. В его руках я чувствую себя, как в гнездышке. И еще ногу мне на бедро положил.
- Тебя не беспокоит? Как у тебя выпирает с обеих сторон, - щекочет мне ухо. Мятой пахнет изо рта. Тесно прижимаясь к горбу на спине и лаская тот, что спереди. - Не больно?
- Я не замечаю уже.
- Конечно. У тебя так не бывало, что ты чувствуешь, как будто ты без кожи, так все вокруг чувствуешь? Как жаль, что ты не девушка.
- Бывало.
- Я бы тебя тогда очень любил, но я, к сожалению, не могу. Если бы мне встретилось такое. Мне иногда кажется, что все делаю не так: говорю, двигаюсь, просто выгляжу. Теперь эти рецензии.
- Да, о них все говорят.
- Что бы я ни сделал. Но я же хотел, если смогу, привлечь внимание любым способом. Мне-то все равно.
- Они смеются.
- То и потом будут писать о вас механически, как всегда бывает, если привыкнут. И даже неинтересно. Тебе ведь не нравится, как я пишу?
- Нет.
- Мне тоже.
Я пожал плечами.
- А почему?
Плечи широкие.
- Предпочитаю другие сюжеты и формы речи.
- Тебе должно казаться претенциозным. Но я, может быть, так еще тоже напишу. Я знаю, что мешаю ей. Очень бы хотел, чтобы ты ее увидел, чтобы ты меня понял. Все больше отдаляется. Надо будет устроить.
В комнате пластиковый стол, диван, на котором Руслан спал не раздеваясь. Все под офис. К стулу прислонена гитара о четырех струнах.
Когда я впервые здесь появился, мой взгляд сразу же попал на нее, а он заметил.
- Это твоя?
- Да, сейчас поиграем.
Всю одну стену занимал огромнейший стенной шкаф, назначение которого, вернее, одно из его возможных назначений я узнал позднее.
Но не играл никогда. И я нигде не заметил что-нибудь похожее на усилители, как я их себе представлял всегда.
На крохотной кухне слышно готовит кофе троюродная сестра Нина. На этот раз зубы повернуты не вперед, а назад. Никто не знал, что не живет с Ларисой, а бывал у нее, чтобы кого-то принять.
Она восхитительна, просто великолепна. Я же тебе не рассказывал, как мы познакомились.
Кроме меня. Вот еще почему мне была сомнительна эта история. Как же он там оказался один и зачем? Его постоянное жилище скрывалось.
- Как ты уже знаешь, я из Н-ска. Мы были там боги. И нам казалось, что так будет, где бы мы ни окажемся. Однажды, немного поиграв, как всегда, сели перекурить. Мы репетировали в школе. Я тогда еще играл на басу, писал им тексты и немного пел. Юрка - клавишник и вокал, Стас на саксофоне. Барабанщики постоянно менялись, каждый же хочет. А поехали! Так мы ему даже не сказали, подумали, что здесь найдем.
Приехав, закрутились: вся эта тусовка, счастье привалило, знакомства новые. Но так получилось, что здесь я от ребят немного отстал. Я же поэт, мне и эта сторона тоже интересна. Как тут у них. На одном из вечеров, тогда квартирных, никакого Клуба Поэзии еще не было, я познакомился с Кедровым, а уже он потом меня - с Парщиковым и Приговым. И пошло. Меня искали, но не нашли. Вот и вышло, что ребята дальше поехали, в Питер, а я остался. Может быть, я специально прятался, ничего о них не знаю. Что они или где.
Я увидел, что должен выбирать: либо музыка, либо это, которые мне были тогда одинаково интересны. Но что касается музыки, то это же все Юрка. Я подумал, что с литературой у меня больше возможностей. Я уже что-то умею. Были залы в "Дукате" и ГлавАПУ.
- Ты тогда очень много выступал. Всем казалось, вдруг откуда-то взялся, никто же тебя не знал тогда.
- Я думал, что чем больше я буду. Если наконец привыкнут ко мне совсем.
- Лезет и лезет. Как где что устраивают. Когда тебя объявляла, то сделала в недоумении паузу.
- Прогнать? - спросил Руслан, когда вошла с кофе на подносе.
- Она мне не мешает.
- Тогда пусть. Только не вяжись к нам, пожалуйста, займись пока чем-нибудь. Конечно, раздражало. Однажды, уже в Клубе, я читал стихи, потому что прозу тогда только пробовал и никому не пока
- Ну? - спросила Лариса и посмотрела поверх задранной ноги.
- Степан звонил.
- Чего хотел?
- Просил, чтобы Вы непременно подъехали.
- В следующий раз скажи, что им придется обойтись. Я сегодня собираюсь побыть одна дома.
- А он скажет, что у них без Вас ничего не получится.
- А ты ему скажешь, что это предрассудки и им надо привыкать. Не все время же я буду с ними. Иди узнай, не слышишь разве? кто там.
В дверь звонят, и Бек идет открывать.
Все, что он мне сейчас рассказывал, мне казалось неуместным, грубым, нескромным и оскорбительным для памяти Руслана. Я расплатилась. Шофер в последний раз дико посмотрел на меня, вероятно, мы с ним представляли забавную парочку. Руслан ловко выкатился наружу и тут же оступился. Я лезла следом, выбираясь.
- Но я могу подождать в машине, если ты хочешь начать заново один.
Я молчал.
- Или же ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Мне хотелось, чтобы она сама поняла. Я ей не подал руку, чтобы не выглядеть еще смешнее. Она оступилась, выбираясь, чтобы я ей помог. Я ее почти вытащил. До подъезда дошли рука об руку, взбежали по ступенькам, я впереди. Она сзади не поспевая.
Он меня подождал, чтобы я нажала кнопку звонка. Отдышавшись, я его нажала. Не открывали, и мы еще ждали. Но я знал, что в глазок за нами уже наблюдают.