– Ладно, ладно, – видя, как оживился охранник, быстро произнёс Глеб, – не смакуй, всё равно ничего не получилось. А сейчас я вообще склонен думать, что у нас изначально не было никакого шанса быть вместе. Мы начали с обмана, жили, обрастая ложью, и расстались плохо.
– Везёт вам, мужики! – перебил всех Алексей. В голосе промелькнули печальные интонации. – У вас были любимые женщины, ваши нервы трещали по швам от предвкушения встречи, вас мучала страсть, а я – в лучшем случае – мог позволить себе снять девку в ночном клубе… Завидую! В вашем сексе есть чувства, трепет желания, а мои платные тёлки без алкоголя не воспринимаются. Бахну пару стаканов водки, поверчу, покручу их задницы, чтобы рожи их пустые не видеть, а утром – похмелье тяжёлое и чувство такое гадкое, словно я предал всех. Сейчас я уже не психую, привык по утрам себя прощать, а главное – совсем не слышу голоса совести. Правильная жизнь с ее семейными заботами, субботними походами по магазинам, обязательным посещением тёщи и плановым воскресным сексом растаяла, как сигаретный дым, оставив лишь горечь во рту… Понимаете, я почему-то вбил себе в голову, что между мной и Манечкой не должно быть слов. Я считал, что это на подсознании, и поэтому ждал и надеялся, что она сама подойдёт, удержит от падения, выльет водку в раковину или просто посидит рядом. Но – ничего нет. Мои фантазии умирали, только родившись, а она так явно жила для себя, что, испепелив остатки моей памяти, заменила в моём сознании любовь на ненависть…
Глеб посмотрел на Алексея и отчётливо понял, что это состояние он пережил, когда ветер перемен, принесённый улыбкой Пеликена, стоящего в его серванте между рюмок и тарелок, толкнул его тем далеким утром сделать зарядку и почувствовать в себе силы начать всё сначала. Он вздохнул.
– Да пошли они на хрен!! – неожиданно резко и громко выкрикнул охранник. – Сколько можно о них говорить и думать! Не помню, где, но я слышал одно восточное выражение: бесполезно показывать кошке золото, и бесполезно женщине показывать кошку. Пусть живут, как хотят. Лично мне все надоело аж по самые гланды. Завтра пойду в ЗАГС и подам заявление на развод. Я из-за неё столько дров в жизни наломал, а она…
– Не надо, Лёш, не заводись, – перебил товарища Михаил. – Ничего уже не изменить, мы всегда будем дураками, считающими, что нас можно любить просто потому, что мы есть. Наши принцессы, в поисках лучшей жизни, даже если и найдут себе других мужиков, то через какое-то время станут обменивать своё терпение на кошелёк, топя редкие крики души в шопингах, массажах и прочей яркой мишуре. И, если именно это они называют счастьем, то пусть именно такого счастья у них будет очень много. И на этой ноте давайте заканчивать – время уже позднее, а я ещё не задал вопроса, который весь вечер крутится у меня на языке… Скажи, Глеб: кто будет оплачивать расходы по перевозке олигарха, и что будет причитаться лично нам?
– Ничего себе – спросил! Похоже, ты не очень внимательно слушал и мне опять придётся многое повторить. Да вот, только, после такого напряжённого разговора войдёт ли это в ваши головы?..
– Войдёт, – уверенно произнёс Михаил, оглядываясь на кивающего в знак согласия Алексея.
– Мне стало известно, – снова начал говорить Глеб, как только ощутил на лицах товарищей внимание и сосредоточенность, – что в Санкт-Петербурге арестован очень влиятельный человек, руководитель нескольких банков, заводов и прочих крупных компаний. Арестовало его специальное подразделение ФСБ, в настоящее время он содержится в Бутырской тюрьме. Вытащить его оттуда под подписку о невыезде хотят его жена и партнёр по бизнесу. Наш бравый генерал вышел на людей, от которых зависит принятие решения: сидеть банкиру дальше или можно и по улице под присмотром ходить. Им разработан план нашего внедрения в ближайшее окружение олигарха, и первый этап этой операции называется "Босфор". Деньги мы зарабатываем сами, а на старте всё финансирует Николай Иванович, заслуженный пенсионер щита и меча России.
– М-да… – нагружая каждую букву сарказмом, произнёс Алексей, – если раньше мы были просто авантюристами, то теперь становимся контрабандистами живого товара.
– Подождите! – Михаил, как ученик поднял руку. – Вот это… что ты раньше говорил – по поводу министра, следователей СКП, парламентских партий… вот это всё каким боком подходит к нашему делу?..
– Сегодня, как ни крути, они все – наши противники. Министр, упрятавший банкира в тюрьму, сразу после побега олигарха бросится ловить его всеми дозволенными и недозволенными методами. Получив своё кресло при поддержке банкира, он никогда не допустит, чтобы эта информация попала в чужие руки. И, если у следователей СКП появится хотя бы маленький намёк на нашу причастность к побегу банкира, сушите вёсла и готовьте сухари, потому что погонят нас по полям и лесам, как зайчиков-попрыгайчиков.
– Ни фига себе перспектива! – Лицо Михаила сделалось серьёзным.
– Спокойно, парни! Во-первых, нам нечего терять! Как выяснилось, жён у нас нет, а, зная их нравы – и совместно нажитого имущества тоже. Во-вторых, методы, которыми мы будем пользоваться, мягко говоря, незаконные, а это значит, что у нас равные с Министром шансы. В-третьих, и в случае победы, и в случае поражения о нашей троице знают два человека – руководитель федеральной службы и наш бравый генерал, связи и возможности которого вам хорошо известны. Для всех остальных мы – частные лица, пилигримы пыльных дорог, искатели приключений на свою голову и просто неудачники, гоняющиеся за лёгкими деньгами.
– Братцы! Давайте ещё по маленькой пропустим. – Охранник поднялся и пошёл к одиноко стоящей на столе бутылке водки. – А то уж больно день сегодня нервный получился… Ударим, так сказать, посошком по идущим на нас проблемам, а звоном стаканов отпугнём неудачи и сидящих за нашим столом чертей.
– Миш, тебе не кажется, что Алексей с возрастом становиться сентиментальным и болтливым?.. Я бы даже сказал – поэтически лиричным.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Наполненные стаканы опять встретились и перенаправили настроение друзей в русло крепких мужских рукопожатий, весёлых разговоров и анекдотов, где уже не было места женщинам, воспоминаниям и поискам виноватых.
Поздно за полночь, проводив товарищей до дверей лифта, Глеб, словно машина, набравшая обороты, уже не мог остановиться. Лёгкая, нервная дрожь, пришедшая к нему с пониманием начала нового дела, отгоняла сон. Поэтому, вернувшись в номер, он, не раздумывая, прошёл в зал и, сев за стол, включил компьютер.
Папка с файлом "40" хранила всю информацию. Он читал её десятки раз, делал наброски мероприятий и чувствовал, что, постигая ход мыслей арестованного олигарха, всё больше и больше импонировал ему.
Отсидев почти год в следственном изоляторе, олигарх не раскололся перед опытными следователями, сохранил тайну иностранных компаний, выдержал болезни, явное нежелание тюремных врачей лечить его, умудрился создать команду из адвокатов и упорно добивался своего освобождения до суда.
Переведя взгляд с монитора на стоящую на столе фигурку толстуна Будды, восседающего на горе денег в окружении лягушек и экзотических плодов, Глеб улыбнулся; весёлая мысль подтолкнула его переименовать файл и он, удалив цифру "40", написал "Ленинградский Будда".
Ветер за окном ударил по стеклу косыми полосками дождя, начавшийся ливень и упоминание о Ленинграде – а именно так в своей памяти Глеб продолжал называть Санкт-Петербург – переключили его сознание и он, выдвинув ящик письменного стола, достал оттуда СД-диск.
Устанавливая его в лифт компьютера, он сразу почувствовал, как быстрее побежало его сердце, а лёгкое напряжение прижало горло нарастающим волнением встречи с постоянно гонимым из воспоминаний прошлым.
Он не смотрел этот фильм уже больше года. Сначала потому, что был зол на неё, позднее потому, что вернулась жена, а потом просто, чтобы не раскачивать давно уплывшую лодку их отношений. Сожаление и липкое чувство чего-то безвозвратно утраченного поселилось в нём сразу после расставания с Настей и, спрятавшись в уединённых местах памяти, закрылось массивными замками сознания.
Однако сейчас происходило что-то невероятное, приказы не думать и не вспоминать о ней не подали своего грозного голоса, и он просто нажал на воспроизведение.
На веранде уже давно проданного им загородного дома за столом сидели друзья. Полупустые бутылки, остатки салатов, недоеденный шашлык – всё оживало в его памяти, открывая мельчайшие подробности того вечера…
Настя нервничала. Глеб увидел её пересохшие губы, слегка растерянное выражение лица и судорожное поглаживание ногтей.
– Да, – неожиданно для себя произнёс он вслух, – устроил я тебе испытание. Позвал кучу народу, музыкантов, даже своих стариков, и выставил тебя напоказ, как хрустальную вазу в Эрмитаже, забыв о том, что у тебя есть семья и муж. А ты, находясь в самой середине этого праздника, облизывала от волнения губы, отводила глаза в сторону и терпеливо выдерживала любопытные взгляды собравшихся посмотреть на тебя друзей.
Глеб нажал на паузу и провёл пальцами по монитору, мгновение застыло, проявляя в его сознании чувство огромного количества совершённых им глупостей и ошибок..