Может быть, в конце крёстного пути, если ты стал сверхправильным, героем по самозатыканию своей глотки, ты откинешь копыта в соответствии… Но это без гарантий… чуть-чуть менее вонючим в момент подыхания, чем рождаясь… и тогда ты опрокинешься в ночь немного меньше портя воздух, чем при рождении дня… Но только не возьми себе в голову! На большее не рассчитывай!.. Смотри! Не пускайся в рассуждения насчёт больших вещей! Чёрт знает, как смешно и досадно! Пей, друже, пей за неудачу, разгони свою кровь, выжги тоску и плюнь на всё это дело. И давай-ка посидим, полюбуемся красивейшей в мире улицей, восславим этот мягкий – грудь женщины – вечер и хладнокровно плюнем отчаянию в морду. Он вдруг снова перешёл на шёпот. Глаза его странно округлились: "Запомните главное – жизнь коротка… И что бы с вами ни случилось – ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным. Помни, нет большей беды, чем печаль. Всё на свете проходит и не стоит слёз. Можно сказать лишь который час. И остается только пить чай с абрикосовым вареньем, хандра и пройдёт. Главное, чтобы жизнь продолжалась". Только появляется на лице дурацкое выражение, какое можно наблюдать у собак, когда они ловят мух.
И хоть выпито было к тому моменту уже достаточно, он просто не понял вопроса. Точнее, понял, но столь поразился ему, что в это время кто-то вошел и вопрос остался открытым. Пытаясь закрыть его, я прибегаю порою к банальнейшей параллели. Есть разные птицы, говорю я себе. И тут же память подсказывает строку Жака Превера: "Чтобы нарисовать птицу, нужно сначала нарисовать клетку". Разумеется, отвечаю я, разумеется, есть и клетка. И в ней есть разные птицы. И птица-секретарь, предположим, прекрасно переносит свое заточение, разве что немного жиреет. Зато птички разговаривают по-старинному, и, слушая их, убеждаешься, что существует птичий язык, в изучении которого когда-то и состояла самая большая наука. Тут один друг видел хороший сон (ему вообще везет на интересные сны). Будто сидит на окне птица с длинным клювом, и он ей говорит, как это бывает у нас в общении со всякой живностью: – Ты меня не бойся! – А птица вдруг отвечает: – А я и не боюсь!
Корень зарыт в том, кому как повезет… Жизнь проходит. Надо в каждом дне ловить, определять хорошие черты сегодня, ростки завтрашнего, крупицы вчерашнего. Жизнь коротка – нарушай правила – прощай быстро – целуй медленно – люби искренне – смейся неудержимо. И никогда не сожалей о том, что заставило тебя улыбнуться. Хорошая жизнь – это не количественные показатели; хорошая жизнь – это позиция, это действие, это идея, это открытия, это поиски. Хорошую жизнь определяет хорошо сформированный стиль жизни вне зависимости от размера вашего счета в банке. Стиль жизни, который дает Вам постоянное ощущение радости жизни. Стиль жизни, который стимулирует Ваше желание стать личностью с более глубокими ценностями и с более высокими достижениями.
Энергично, неустанно, вечно утверждайте, что вы станете таким, каким можете стать, и займете место в жизни, соответствующее вашим честолюбивым замыслам. Не говорите: "Когда-нибудь я буду пользоваться успехом"; скажите: "Я пользуюсь успехом. Успех – мое неотъемлемое право". Не говорите, что вы намереваетесь стать счастливым в будущем. Скажите себе: "Мне было предназначено стать счастливым, я создан(а) для счастья, и я счастлив(а)". Всегда решительно заявляйте о своей способности побеждать.
Некто сказал следующее: "Есть две разновидности характера, внешняя и внутренняя, и тот, у кого не хватает одной из них, ни к чему не пригоден. Это подобно лезвию меча, который хорошо наточен и вложен в ножны. Меч время от времени вынимают, осматривают, хмуря брови, как перед атакой, протирают лезвие, а затем кладут обратно в ножны. Если человек постоянно держит меч обнаженным, он показывает всем его сверкающее лезвие. В этом случае люди не подойдут к нему, и у него не будет союзников. С другой стороны, если меч постоянно находится в ножнах, он заржавеет, лезвие затупится, и люди перестанут уважать его обладателя".
– Вот ты столько лет философствуешь, как же ты не понимаешь, что жизнь не может быть ни прекрасной, ни не прекрасной? Она для каждого своя – прекрасная для счастливых, ужасная – для несчастных. Это как вода, морская вода, ты понимаешь? Ты в ней плывешь, она очень красивая и прозрачная; но вот тебя схватила судорога, ты тонешь, и она холодная и ужасная, а только что была замечательная. А вода, между прочим, все такая же. Вот вы там с Александром Александровичем рассуждаете и пытаетесь что-то обобщать; а обобщений нет.
– Ну, знаешь, философ ты средний.
– Я совсем не философ, я просто нормальный человек, а ты фантазер и сволочь. У тебя работает воображение, которое вообще есть вещь иллюзорная.
– А у тебя железы внутренней секреции.
– И очень хорошо.
– Извини меня за откровенность, мне за тебя неловко. Ты изучал искусство, биологию, астрономию, историю философии, и ты не можешь выйти из очень узкого круга твоих личных чувств и делаешь наивнейшие обобщения, которые тебе непростительны. Что тебе неприятен тот или иной оборот событий или оборот твоего сентиментального фиаско, это совершенно естественно. Но что ты на основании этого склонен строить какую-то отрицательную философскую систему общего порядка – это было бы понятно, если бы ты был двадцатилеткой, а не тем, что ты все-таки собой представляешь.
Но он был безутешен. Он говорил, что ощущения теряют свою силу, что ему все труднее и труднее вновь находить тот лирический мир, вне которого он не представлял себе счастья, что ему тридцать семь лет и остается мало времени, что душевное богатство, которое ему отпустила судьба, – если это можно назвать богатством, – подходит к концу и этот конец будет катастрофой.
– Мне иногда кажется, что всё вообще имеет очень ограниченную ценность, которую мы склонны преувеличивать. Может быть, это не суждение, строго говоря, а ощущение. Я его испытываю не всегда, конечно, но довольно часто.
И это при том, что во мне не осталось ни капли наивности; я знал, что большинство людей рождаются, стареют и умирают, так и не узнав любви. Вскоре после эпидемии пресловутого "коровьего бешенства" ввели новые нормы разделки говядины; в мясных отделах супермаркетов, в забегаловках фаст-фуда появились ярлычки с таким примерно текстом: "Животное рождено и выкормлено во Франции. Забито во Франции". Простая жизнь, разве нет?
"…избегайте прямо говорить с Ним – чревато вступать в диспуты с пациентами" (из сна пациента д-ра Юнга). Я буду говорить прямо, потому что жизнь коротка. Если есть кто-нибудь заразный, так на него косятся, боятся заразиться да издохнуть. Но мы все издохнем! И доколе жива душа твоя, так надо брать всё, что тебе нравится, пока жив ты! Я вот, к примеру, пью так просто! Нравится просто пить! Вот и пью! Лучшее средство от горестей и заразных заболеваний!.. Избегайте людей, которые никогда не приносят хороших новостей.
После беседы с ним замирают мои вопли и я перестаю скрежетать зубами. И всё абсолютно делается неважным… Одно из тех мгновений, когда краски распадаются, когда серая тень падает.
Побеждён чувством безнадёжности и ролью бессилия; покончить… бесцветный голос… Место, где я нахожусь, есть рай, ибо рай – место бессилия.
Вид он имел такой, будто всё ждал чего-то. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Смертельно устал, – опять-таки, уже очень давно, будто всю жизнь пересчитывал облака в небе – и всё не сдаюсь. Иной на моём бедственном месте давно бы уж плюнул.
В гуще земных дел и радостей, из груди любого человека вырывается вздох: невозможно, чтобы такая жизнь была для меня истинным предназначением. Святой человек выделяет это особо: даже тварь вместе с нами чувствует неудовлетворённость и постоянно вздыхает…
Но вы не только просто устали. Тут что-то еще. Определённо ты хочешь умереть молодым. Да, я беспременно помру молодым. (То, что он умер, ещё не доказывает, что он жил). Некуда жить, вот и думаешь в голову. Гильотину на свою голову заказывали? …В сущности… Мысль всегда требует уточнения – важно вовремя остановить её. А между тем, сущность всякой твари… вибрация, трепет. Невозможно уклониться от существования при помощи объяснений, его можно только выносить, любить или ненавидеть, обожать или бояться, принимая чередование блаженства и ужаса, отражающее сам ритм бытия, его вибрации, его диссонансы, его горькие или радостные исступления. Мысль не должна быть чёткой. В конце концов, восклицательный знак – только точка, подбросившая над собой другую.
Ну да, понимаю. Ты – выше этого. Но, всё же, нажимающий на курок всегда лжёт. Как ни скромно занятое тобой место: если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определённую вульгарность вкуса. Впрочем, это понятие скорее религиозное, чем техническое, так что на вкус и цвет сытый конному не пеший…
"А всё-таки, это, брат, трусость, – закрыть книгу, не дочитав её до конца! Ведь в книге – твой обвинительный акт, в ней ты отрицаешься – понимаешь? Тебя отрицают со всем, что в тебе есть – с гуманизмом, социализмом, эстетикой, любовью, – всё это – чепуха по книге?" Будь прокляты те, кто бросает карты на стол, еще не посмотрев в них…
Человеку следует повиноваться жизненным правилам: не пытаться выиграть любой ценой, но и не прекращать борьбы даже в условиях невыносимого существования. Самоубийство лишает человека возможности, пережив страдания, приобрести новый опыт и, следовательно, развиваться дальше. В случае суицида жизнь становится поражением. В конечном счете самоубийца не боится смерти – он боится жизни.