Меня успокаивает мысль, что все эти годы, трудные, бестолковые и ужасно длинные, – всё это только начало. Многие думают: это вся жизнь, а это начало, и всё еще будет совсем не так. Я подумала: кто же начинал счастливей? У лучших людей в прошлом – невесёлая молодость, а молодость, пока она есть, кажется бесконечной. И по её первоначальным огорчениям и бедам мы судим о жизни так далеко вперёд, что, конечно, жить в таком свинстве нет никакого желания. К счастью, всё не так. И мы такие маленькие, и жизнь такая большая, и так ей наплевать, что мы о ней думаем. Я мог бы очень долго говорить о жизни вообще, но это скучно. Перейдем к частностям. Вот моя жизнь, полная борьбы и непрерывного огня, служит пособием для младших школьников, которые, засыпая, думают о летних каникулах.
Потому что если взглянуть на жизнь под определённым углом зрения, то нельзя не прийти к выводу, что она не так уж изменилась; от этого и дальше можно зайти. Бледный свет раннего утра я перечитывал Сен-Симона и нашёл одно небезлюбопытное для вас место. "Мы должны дать самим себе отчёт в нашем бытии; следовательно, мы хотим также стать подлинными кормчими этого бытия и не допустить, чтобы наше существование было равносильно бессмысленной случайности. В отношении жизни нужно допустить некоторое дерзновение и риск, тем более, что в худшем, как и в лучшем случае, мы все равно её потеряем. И чем случайнее – тем вернее".
А как захворала она? Да известно-с: всё слёзы, слёзы, тоска… Знаешь, что я сегодня делала? Жила. Снова жила. Снова дышала. Снова очутилась на земле. У меня снова появились руки. И глаза, и губы… Каждодневное время стекает со стен. Чей это белый волос нашла я в гадательной книге?..
Она была откровенна, бездумна и, не стесняясь, говорила всё, что чувствует, рядом с ней он казался себе жалким и суховатым. Искала, что ему купить и что принести, и что самой надеть, чтобы выглядеть счастливее. Она улыбнулась, и весь мир стал добрее.
Потом уже слово за словом, потом разделяются голоса на мужской и женский. Говорили в темноте два голоса. Её, близкий, внимательный, чуткий, с лёгкими нотками особенного страха, каким бывает всегда голос женщины в темноте.
Взаимодействие в виде поединка крабов на морском берегу, которые сначала вслепую нащупывают противника, а потом сцепляются в смертельной схватке; эта картина намеренно дополняется другой – образом ночных маяков, чьи лучи с трудом пробиваются друг к другу, чтобы в конце концов слиться в одно яркое сияние. Каждому любящему, будь то друг или любовник, известно, что любовь – это не только вспышка страсти, но также долгая и мучительная борьба во мраке за признание и окончательное примирение.
Двигаясь в этом разрушенном мире на ощупь и в темноте, я никогда не знаю, как вести себя с людьми, которых нашли мои руки. Оставить их в покое? или пытаться знакомиться дальше, трогая пальцами лицо? Наверное, надо трогать. В конце концов, человек, если не хочет, всегда сам даст понять. Пусть это будет его выбор. Это все равно что твой собственный голос. Каким бы он ни был, ты миришься с ним и говоришь как можешь, ибо у тебя нет выбора.
Почему-то раз в несколько месяцев со мной случается такое, что я еле доживаю до утра, мозги у меня всё-таки набекрень, что-то со мной не в порядке, помогите мне, помогите мне кто-нибудь, когда же я наконец умру, бедный ты мой возлюбленный, ты меня любишь, но не можешь мне помочь, мне никто не может помочь, вдали далеко в многоэтажке горит одно окно, мой милый, надо напиться, надо напиться; напиться это всегда пожалуйста, и ты, и я.
Если бы он вошел сейчас в эту дверь, я бросилась бы ему на шею. Мне бы хотелось, чтобы он долго – неделями – не выпускал мою руку из своей. Я хочу сказать, что теперь я думаю, что смогла бы любить его по-другому, так, как он хочет, чтобы его любили.
Глава 17. Под властью депрессии
Переводчик мрачных немецких баллад, полных неверия в спасительность борьбы с окружающим миром. Да ведь что ругать! Надобно на какой-то выход указать. Ты самоходная книга жалоб без предложений. Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то убивалась, а жизнь пустым-пустёшенька.
Ч-чёрт те возьми, история – невесёлая. Незавидную роль разыграл он… Роковые страсти персонажей…
Смаковать жизнь – смешную бессмыслицу. Всё, что я узнал к этому моменту, не имеет никакого значения. Не имеет никакого внутреннего смысла. Ничего не надо сеять, выращивать, кипятить на огне раздумий, сомнений и тоски. Что человек думает – то ничего не значит. Мир – жилище человека, скроенного по меркам человеческой потребности в смысле. Без смысла, без содержания, без цели.
Давно успел охладеть я к добру и злу, не хочу быть катодом и анодом. Этакий сторонний наблюдатель, живущий, "добру и злу внимая равнодушно". Как-то легче живётся, как чувствуешь, что никому не обязан. Как далек я от вечного "так надо", "ты должен", "ты не должен"… прирождённые обязательства. В те мгновения, когда я – действительно я, мне близки все, мне понятно и дорого всё. Мне понятны вершины, я на них всходил, мне понятно низкое, я низко падал, мне понятно и то, что вне пределов высокого и низкого. Всех можно понять, если есть желание и время.
Делание добра – нелёгкое искусство. Девочка, на мой вопрос: "Почему добро лучше, чем зло?" ответила: "Потому что оно лучше". Всё действительное – разумно, но если ты начал спрашивать "зачем?", тебе лучше уйти… Ты не дома, если не знаешь, куда попал.
– Как же ты без нашего пустыря? Где гулять будешь? – Уж найду место, – мальчик начинал говорить в шутку, но неожиданно разволновался, внезапно его охватила тоска, непонятная ему, щемящая сердце тоска по счастью. Он отчетливо понимал, что никуда и никогда с этого пустыря не денется и никакого счастья в его жизни не будет. Это было тем более странно, что у него не было никакого представления о счастье; он никогда не целовал девушку, не гулял под луной, не пил вина, не делал ничего такого, что отвечало бы взрослому знанию счастья, – но вдруг ему сделалось непереносимо тоскливо: он почувствовал, что никогда не будет счастлив на этом пустыре, он почувствовал, как проходит его жизнь, как она уходит от него каждую секунду, как бессмысленно текут душные летние дни. Он посмотрел по сторонам, и у него перехватило дыхание от бессилия. Он чувствовал, что в груди у него живет горе, но не мог выразить это – ни словами, ни даже ясными мыслями. Дело было не в истории и не в мировом духе, а в самой жизни, которая уходила прочь, и он вдруг это почувствовал. И поделиться таким горем было невозможно.
В нашей культуре почему-то принято фиксироваться на негативных воспоминаниях. Девяносто человек из ста подробно расскажут: где, когда и при каких обстоятельствах они были особенно несчастны. Каждый может подробно вспомнить, что происходило вокруг, когда его увольняли с работы или он разводился с женой. А уж люди, которые долго живут вместе, часто и вовсе копят и бережно хранят негатив, как своеобразную валюту, чтобы потом бросать друг другу обвинения: "А помнишь!".
Безусловно, такое поведение имеет свои причины, которые лежат не столько в психологии, сколько в физиологии человека. Ведь когда мы смеемся или получаем положительные эмоции, в мозгу вырабатываются эндорфины (их еще называют "гормонами удовольствия"). Они расслабляют все органы, в том числе и мозг, так что способность к запоминанию резко снижается. Наоборот, испытанный стресс приводит к активности мозга, а вызвавшее его событие запоминается надолго. Это один из защитных механизмов: стресс представляет собой определенную угрозу для жизни, он может повториться, и организм запоминает ситуацию как опасную. Разумеется, запоминает только для того, чтобы избегать подобных ситуаций в дальнейшем.
Депрессняк в истории русского пессимизма занимает одно из первых мест наряду причин, предрасполагающих… Ставит человека перед лицом поломки его "автобиографического аттракциона", онтологической деструкции личности.
В душу заползла такая депрессия, что многое зачёркивалось в мире. Депрессант пульса в мягких лапах радости. Каждый сидит в своей скорлупке, никто не хочет оказаться смешным или несчастным.
Еще 2300 лет назад древнегреческий философ Аристотель пришел к заключению, что более всего на свете человек желает счастья. Только к счастью мы стремимся ради него самого, а любые другие цели – здоровье, богатство, красота или власть – важны для нас только в той мере, в какой мы ждем, что они сделают нас счастливыми. Многое изменилось с тех пор. И все же в вопросах счастья мало что изменилось с тех пор. Мы не лучше, чем Аристотель, знаем, что такое счастье, а в том, что касается его достижения, прогресса не заметно вовсе. Несмотря на все наши потрясающие научные достижения, люди часто приходят к ощущению, что их жизнь потрачена впустую и вместо того, чтобы быть наполненными счастьем, годы прошли в тревоге и скуке. Потому ли это, что истинный удел сынов человеческих – вечно оставаться неудовлетворенными, ибо каждый желает больше, чем в состоянии получить? Или наши даже самые яркие мгновения отравляет чувство, что мы ищем счастья не там, где нужно?
Мы находим счастье, только полностью погрузившись в те мелочи, из которых состоит наша жизнь, хорошие и плохие, но не пытаясь искать его напрямую. Известный австрийский психолог Виктор Франкл в предисловии к своей книге "Человек в поисках смысла" блестяще выразил эту мысль: "Не стремитесь к успеху любой ценой – чем больше вы фиксированы на нем, тем труднее его достичь. Успеха, как и счастья, нельзя достичь, они приходят сами собой как побочный эффект направленности человека на что-то большее, чем он сам".