Ипполит пошел в Ист-Вилледж. С предвоенного еще времени, когда он там жил, у него осталось несколько знакомств, достаточно незначительных для того, чтобы они фигурировали в его досье, но могущих оказаться полезными в его теперешнем положении. Мимо пронеслись, держа путь в даунтаун, несколько черных закрытых автомобилей "Крайслер-13", сопровождаемых впереди и сзади черными (бронированными, знал Лукьянов) фургонами и десятком мотоциклистов в черной форме федеральной охраны. Вряд ли Президент, но кто-то вроде секретаря министра, подумал с уважением Лукьянов. Если бы он был экс-министром, ему дали бы умереть своей смертью. Он мог бы дожить и до ста лет. В конце концов, дед Лукьянова дожил до ста четырех лет. Несмотря на радиоактивный дождь, отшлифованная за сотни лет машина американской демократии функционировала нормально, утренние рабочие уже заняли свои места и приступили к производству материальных благ. Безработные, а их в стране насчитывалось несколько десятков миллионов, уже выходили из клубов безработных - каждое утро безработные обязаны были являться в клубы, где в течение двух часов им читали лекции по экономике и демографии. Именно сейчас толпы их, возвращающихся из клубов, покрыли улицы. В Русском Союзе, говорят, нельзя болтаться по улицам без дела. В Соединенных Штатах днем ты можешь при наличии значка и айдентити-кард болтаться с шести утра до десяти вечера на улицах. Позже, когда город мгновенно темнеет, рабочие третьей смены сменяются рабочими четвертой смены, и темные улицы все равно полны людей. Но ночью вероятность того, что тебя остановит какая-нибудь из полиций, куда более велика, чем днем. Русские - непрактичная нация, подумал Лукьянов. Хотя в жилах его текла и русская кровь, он не мог понять, почему нужно затрачивать столько средств на дневной контроль и проверку документов, в то время как наличие активаторов и компьютерной системы досье и без этого обеспечивает государству тотальный контроль над личностью. Да, подумал Лукьянов, шагая в блеклом дожде и вспоминая газетные бури своей юности и зрелости, государства добились тотального контроля над людьми. Годы рассеяли и разрушили идеологии, только основные лозунги выжили и украшают теперь фасады государств. Шаблонные определения "демократия" и "коммунистическое общество" остались, но главными оказались система, структура, государство.
Через час с небольшим он пришел в Ист-Вилледж. Дождь так и не перестал, он только ослаб и поредел. Вначале Ипполит прошел мимо нужного ему тсриф-шопа, не останавливаясь. Уже одно то, что тсриф-шоп оказался на месте, сообщило Ипполиту некоторую энергию. Он прошел по Первой авеню, до самой Хьюстон-стрит и затем повернул обратно. Тсриф-шоп помещался между 6й и 7й улицами и назывался "International food thrift shop". Ипполит нажал на кнопку звонка. Рыжая от времени штора, по всей вероятности бывшая когда-то белой шторой, отодвинулась, в стекле, между ржавых решеток, показалось бледное лицо блондинки средних лет, и внимательные недоверчивые глаза осмотрели Лукьянова. Потом дверь открылась сама. Ипполит вошел внутрь.
Внутри царила полутьма, единственная электрическая лампочка находилась в дальнем углу зала. В полутьме, в запахе еды, расхаживали несколько посетителей. Половина зала была отведена под продукты, самым пахучим продуктом была копченая сельдь, и этот запах сельди наполнял помещение, глубина же зала была занята разнообразной, самой неожиданной одеждой, даже несколько шуб висели под самым потолком, прикрытые пластиком, заметил Ипполит. Цветные польские платки соседствовали с горками вываленных прямо на открытые прилавки конфет, и запах сельди время от времени перебивался встречными потоками воздуха, содержащего ветерок нафталина.
- Казимир Карлович у себя? - спросил Ипполит по-польски блондинку, в молчании ожидающую его инициативы.
Казимир Карлович, - церемонное славянское обращение Лукьянов употребил для того, чтобы пробудить в блондинке доверие к своей персоне.
- Нету, - сказала блондинка и покачала головой, повторив "нету". - Зачем вам Казимир Карлович?
- Я вас очень прошу, скажите ему, что его спрашивает Лукьянов.
Ипполит улыбнулся, и не только для того, чтобы смягчить блондинку и заставить ее пойти далеко, за шубы в пластике, где, как знал Ипполит, существует дверь, ведущая в глубину, в подсобное помещение, где и находится, если он еще жив, Казимир Карлович Пуришкевич, единственный владелец и глава "International food thrift shop incorporation". Ипполит улыбнулся и странной логике разговора, вопросов и ответов.
Блондинка, которую Ипполит про себя назвал "коровой", посмотрела на него тем же недоверчивым взглядом, каким глядела на него, отодвинув штору, пожала плечами и пошла за шубы. Посетители - толстая женщина среднего возраста с девочкой лет восьми и пожилой человек, может быть, возраста Ипполита копались в провизии. Женщина сняла с полки консервную банку с крабами и читала этикетку, может быть, выясняя дату выпуска крабов, а может быть, точный состав соленой водички, в которой покоились крабы. Пожилой мужчина в джинсовой рубашке, широко расстегнутой на волосатой груди, открыл единственный в помещении холодильный шкаф и внимательно вглядывался внутрь.
- Пройдите, - сказала блондинка уже более приветливо, показавшись из-за груд одежды, и кивком пригласила Ипполита приблизиться.
Скинув с головы на плечи желтый капюшон, Ипполит провел по лицу ладонью и пошел, задевая одежду, к блондинке. Отступив в сторону, блондинка пропустила его, на Ипполита пахнуло горячим большим телом, и он, пригнувшись, вошел в неожиданно светлую комнату, резко контрастирующую с хаосом и запущенностью "International food thrift shop". Казимир Пуришкевич уже встал из-за стола и выгибался во весь свой небольшой рост, приветствуя его улыбкой, как бы летевшей навстречу Ипполиту с розового лица, все тот же Казимир, комбинатор и делец, нисколько не постаревший хитрый толстяк Казимир. Гангстер.
- Мистер Лукьянов собственной персоной! Чем обязан? Дорогой гость. Редкий гость. Последний раз, если не ошибаюсь, вы были у меня осенью две тысячи шестого года. Подождите, дайте вспомнить… Да-да, двадцать пятого октября две тысячи шестого года.
Казимир Пуришкевич обладал необыкновенной памятью и был не прочь демонстрировать ее вновь и вновь при всяком удобном случае.
- А мистер Пуришкевич никак не изменился и по-прежнему блистательно лучезарен.
Они подошли друг к другу и, обменявшись вначале рукопожатиями, вдруг неожиданно для самих себя коротко и стеснительно обнялись. Бывшие соседи.
- Как поживаете, дорогой?.. - спросил Пуришкевич, указав Ипполиту на кожаное кресло, стоящее перед его массивным письменным столом. - Сам я, с вашего разрешения, вернусь в свою излюбленную позицию - И Пуришкевич протиснулся за свой стол в высокое кресло, напоминающее кресло дантиста, кожаное сиденье покоилось на никелированном стебле, и лепестки никеля несли на себе там и тут кожаные цветы, в середину с ласковым вздохом опустился Казимир.
- Поживаю плохо, - сказал Ипполит.
- Ну-ну, расскажите, - ласково попросил Пуришкевич, ничуть не смутившись тем, что Ипполит плохо поживает.
- Здесь можно говорить свободно? - Ипполит обвел взглядом светлый кабинет Пуришкевича.
- Если бы было нельзя, я бы уже давно тут не сидел. - Пуришкевич нахально усмехнулся.
- Вы, конечно, знаете о существовании закона 316, пункт "B", ограничивающего продолжительность жизни, Казимир Карлович?
- Разумеется, - пожал плечами Пуришкевич, - но мне только пятьдесят шесть, меня закон пока не беспокоит.
- Мне шестьдесят пять, - сказал Ипполит.
- Уже? - изумился Казимир, впрочем, так и не придав своему лицу сочувствующего выражения. - Я бы никогда не дал вам больше пятидесяти пяти. Я всегда думал, что вы мой ровесник.
- Если бы, - вздохнул Ипполит.
- Это вас и заботит, мистер Лукьянов, как я понимаю? Что думаете делать?
- Прожить как можно дольше, - ответил Лукьянов улыбнувшись, стараясь "сложить" лицо таким образом, чтобы гримаса поместилась ровно посередине между геройским и безразличным выражениями.
- И вы хотите, чтобы я помог вам жить как можно дольше? - Пуришкевич ухмыльнулся. - Чего ради? Я даже не ваш лучший друг.
Ипполит хотел сказать, что годы не оказали никакого воздействия на психологическую структуру Казимира Пуришкевича, что он с таким же удовольствием продолжает играть дешевого гангстера, "ужасно циничного и хладнокровно жестокого", но удержался, резонно рассудив, что Казимир и есть дешевый гангстер с Лоуэр Ист-Сайд.
- Казимир Карлович, мне нужна новая айдентити-кард и оружие. У вас есть связи. Помогите.
- Слушайте, Ипполит. - Казимир Карлович отодвинулся, упершись пухлыми руками в стол, далеко назад вместе со своим зубоврачебным креслом. - Вы появляетесь из ниоткуда через восемь лет после вашего последнего визита и просите у меня айдентити-кард и оружие. Раздобыв вам только первое или только второе, Казимир Пуришкевич рискует влететь в тюрьму на необыкновенно долгий срок до самого того времени, когда уже и к Казимиру Пуришкевичу станет применим закон 316, пункт "B"…
- Демографический закон 316, пункт "C", гласит, что все преступники, содержащиеся под стражей к моменту их шестидесятилетия, подлежат уничтожению, дорогой Казимир, - прервал его Ипполит.
- В самом деле? - Пуришкевич выглядел удивленным. - Я не знал.
- Такому умному человеку, как вы, срок не грозит, Казимир Карлович. Насколько я знаю, вы никогда не отбывали наказания, не так ли?..
- Сидел, сидел, - ухмыльнулся Казимир, - в ранней молодости. По неопытности. Но сидел под другой фамилией, так что в компьютеры информация не попала.
- Вы правда не знали о существовании закона 316, пункт "C", Казимир Карлович?