ИННОКЕНТИЙ (читает). "Но предощущаемая гармония личностных и общественных начал будет всякий раз надорвана силами, враждебными национальному целому. Частичность и частное не оставляет претензий оспорить полноту сущего. Вот почему следует начинать со школы и с малых лет. Мир взрослых растлен. Спасение в детях, в предощущаемой ими гармонии…
Зажигалка минула и потухла.
ИННОКЕНТИЙ. А, черт возьми!
АЛЕКСЕЙ. Честнейшая постановка вопроса. Давно ли мы сами из стен школы. Там нравственно разлагается поколение за поколением. Истина историческая вытравлена из сознания учителей, из программ, из учебников. Не случайно задыхался Илья Семенович Мельников.
СЕРГЕЙ. Что киношный Мельников! Вот перед нами Садовник. И этому не видно конца. Мой друг (кивает на Постороннего) прав, прозревая Апокалипсис.
АЛЕКСЕЙ. Неправда! Мы знаем первопричину болезни. Я уверен, в Москве тоже есть здоровые силы.
СЕРГЕЙ. Им не прорваться к штурвалу. Но и прорвавшись к штурвалу, они не одолеют, не оседлают ситуацию, ибо надо менять всю команду. Понимаете – всю! И в машинном отделении и в отсеках, на палубах. В верхней надстройке. Им надо отречься от интернациональных догм… Опереться на честных и бесстрашных…
АНДРЕЙ. На русских.
СЕРГЕЙ. А где они, русские?
АЛЕКСЕЙ. Их мало, но они есть. Мы есть.
ИННОКЕНТИЙ. Им придется уступить дорогу нам. Разве они готовы к этому?
СЕРГЕЙ. Нас скомпрометируют. По всей стране молодежь свихнута. Дискотеки и ранняя любовь дозволены-с. Разврат…
АЛЕКСЕЙ. А вы, Сергей, хотели бы как в песне… в белых хитонах к трибунам? Но мы есть. И мы должны начать.
ПОСТОРОННИЙ (ласково). Запозднился в светской беседе. Простите.
Поспешно уходит. Молчание.
ИННОКЕНТИЙ (мычит, но потом внятно поет). Не пустивши корней в обветшалую землю…
ДЕВУШКИ.Сто девчат и парней смерть поутру приемлют…
ИННОКЕНТИЙ (Сергею). У тебя в семь в субботу?
СЕРГЕЙ. Да, у меня.
Расходятся. Дом в саду. Темно. Скрипит дверь.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Федор Иванович, вы спите?
САДОВНИК. Кто там?
МАРИЯ. Это я.
САДОВНИК. Вернется Алешка…
МАРИЯ. Я шепнула ему, он заночует у Сергея, (просительно) я посижу рядом.
САДОВНИК. Что за причуда собираться в день рождения скопом и решать мировые вопросы. Русские мальчики.
МАРИЯ. Вы отдыхайте. Я посижу подле. Я на большее не претендую. Притом, я гордая, как полячка Ирина. Я спою вам песенку.
САДОВНИК. Твой муж…
МАРИЯ. Он увлекся пациенткой. Днюет и ночует в Кузнецовке. Мой муж.
В сумеречном свете видно, как она мостится рядом с Садовником, гладит его волосы, напевает песенку, в песенке угадываются слова:
"Ах, это явь иль обман?"…
* * *
Просторный дом.
Чтобы не делать лишнюю выгородку – это может быть и кабинет Пиваковой и домашний кабинет отца Михаила, но с опущенными занавесками. Стол колченогий. Убого. Входят Пивакова и Василий (он из Гостелерадио). Василий спортивного вида мужчина, с твердым взглядом аппаратчика. Но когда он говорит о заветном, взгляд его преображается.
Они переодеваются в домашнее и легкое. Пивакова берет веник, опрыскивает пол. Василий роется в чемодане.
ПИВАКОВА (откинув занавеску на окне). Осень… Как бесконечно долго я ждала тебя. Что-нибудь случилось в Хабаровске?
ВАСИЛИЙ (доставая снедь и вино). Когда разбираешь анонимки, всегда что-нибудь случается. Пришлось лететь на Сахалин, потом в Комсомольск. А результат…
ПИВАКОВА. А результат?
ВАСИЛИЙ. Уволили двух порядочных журналистов, состряпали персональные дела, исключили из партии, одного подвели под арест.
ПИВАКОВА. Ого!
ВАСИЛИЙ. Э, ты не знаешь, какая кутерьма по стране. Стоит кому-то выплеснуть по радио или в местной газете разоблачительный материал, сразу начинаются персоналки, но разбирают не тех, о ком материал. Так и тут. Хорошо, у меня мощный мандат. Но первый все равно звонил в Москву, требовал моего отъезда…
ПИВАКОВА. Ты голодный, наверное (накрывает на стол).
ВАСИЛИЙ. Как волк, весь день на перекладных, а в Чите ветра, взлет не дают…
Стук в дверь.
ПИВАКОВА (приоткрыв дверь). Какого лешего! А, молоко. Давай и испарись.
Приняв молоко в бидоне, разливает по кружкам.
ПИВАКОВА. Сначала по молоку, а то опьянеем. А я не хочу опьянеть. Хочу медленно, на волне, подняться…
Она смотрит на Василия, они присаживаются к столу, пьют молоко и едят.
ПИВАКОВА. Так у Лиды рак? Сочувствую тебе. А облучение? Поздно… Все мы ходим по краю. Я иногда тоже, скрутит, бегу в клинику. Девочки, успокойте! Но однажды и я… Ужасный пресс. Ни слова нельзя сказать от сердца. Да оно и задубело у меня. Но вижу тебя – и тает. Скажи, долго так будет? И у вас так же, в столице?
ВАСИЛИЙ. У нас респектабельней. Но придет он, будет жестче.
ПИВАКОВА. А кормчий совсем плох?
ВАСИЛИЙ. Подняли после инсульта. Восстанавливает язык.
ПИВАКОВА. Можно подумать, он владел им когда.
Василий усмехается.
ПИВАКОВА. И идет – Андропов? Но он хоть умен. Умен? Не виляй, Вася.
ВАСИЛИЙ. Мастер крупной интриги.
Василий многозначительно смотрит по стенам избы.
ПИВАКОВА. Не бойся. Здесь абсолютно надежно.
ВАСИЛИЙ. Учти, Оля, между нами. Он собирается навести порядок в стране.
ПИВАКОВА. Давно пора. Полный бардак в городе, на селе не лучше. Но (озаренно)… милый, ведь ужесточится режим?
ВАСИЛИЙ (без тени улыбки). Режим казарменный. Или как для полосатых.
ПИВАКОВА. Значит, и по нам одним концом? И без того нет просвета.
ВАСИЛИЙ (чуть колебнувшись). Есть единственная альтернатива… Правда, чреватая глобальными изменениями в стране.
ПИВАКОВА (с обострившимся лицом). И есть люди?
ВАСИЛИЙ. Есть. Они отмалчиваются. Но они есть. И есть лидеры.
ПИВАКОВА. Шаг вперед, два шага назад, лидеры… Кто они, если не секрет?
Василий молчит.
ПИВАКОВА. Не скажешь? Значит, не доверяешь. Но ты-то сам, скажи, ты сам где? С кем? Ну, не сердись… О, как я хочу, чтобы порядок… Когда порядок, не надо думать, не надо сомневаться. Порядок восстановит веру. Никто ни во что не верит. (Всматривается в лицо Василия). Или твои надежды возбуждает Инкогнито? Ха! Что он предложит стране? Возвращение к НЭПу? Демократию? О-хо-ха! Это у нас-то демократию. Бардак будет, ей-ей.
ВАСИЛИЙ (спокойно). Дай мужику работать на себя и на бригаду, он может работать не хуже американского фермера, не хуже японца. Петр Столыпин…
ПИВАКОВА. А где взять Столыпиных?… Народятся? Из кого они народятся? Из вашего брата?!… А мужик… Развратили его обезличкой. Да он и не захочет состязаться с фермером, ленив. Вон молоко, сволочи, в грязном бидоне принесли. Да не брезгуй, не брезгуй! Кнут, Вася, нужен кнут.
ВАСИЛИЙ. Через кнут мы прошли. Сплошные потери. Бюрократию выкормили, да. Но экономику на страхе не поднимешь, дудки. А у нас завал. Природные ресурсы меняем на валюту. Но хватит ли на наш век? А дети, внуки…
ПИВАКОВА. Так… что же тогда?…
ВАСИЛИЙ (р ассмеявились). Ну, мы даем! Два года не виделись…
Василий открывает бутыль с вином, разливает по кружкам. Они чокнулись и пригубили. Сближают лица. Вдруг Василий выталкивает.
ВАСИЛИЙ. Я уж из дому пошел, дочурок обнял, а Лида пальцем манит и говорит: "Я знаю, ты жаждешь сильной, здоровой женщины. Я не гневаюсь на тебя. Песня моя спета. Но береги их"…
Пивакова отшатывается. Пауза. Они снова пьют вино.
ПИВАКОВА. Ты… потом… не забывай меня… Я не набиваюсь в жены. Выбор у тебя богатый. Но ты не забывай меня… Вдруг я помогу тебе с девчушками… Я вообще-то женщина – там, внутри – теплая, домашняя. Но задавила в себе доброе, омужичилась. Ты знаешь, я всю жизнь боялась маму. Мама была строгой, целомудренной, она на журналистику меня не пускала, ах, и была права… Какая это журналистика?… Проституция. Цензор в голове. Голенькая как стриптиз идеология. Обыкновенного, человеческого не осталось. Ситцевой косынки срамное место прикрыть и той не осталось.
ВАСИЛИЙ. Тяжко?
ПИВАКОВА. Хуже. Безнадега. У вас там жизнь, настоящие противники, вольное дыхание…
ВАСИЛИЙ. Брось! Никаких противников нет. Есть совестливые, они в оппозиции к бессовестным. Есть и отчаянные головы… Они погоды не делают.
ВАСИЛИЙ. У нас тоже есть типы! (Размышляет). Хотя что в нем худого? Он просто человек бескомпромиссный.
ВАСИЛИЙ. Ты о ком?
ПИВАКОВА. Историк. Учитель от бога. Ян Амос Каменский. Встал на упор. Вымел из кабинета всю агигпроповскую труху…
ВАСИЛИЙ (с улыбкой). Свой учебник не написал?
ПИВАКОВА. Откуда знаешь? Написал! Урийскую дидактику. Говорят, трактат во славу русской школы.
ВАСИЛИЙ. А ты говоришь, где возьмем Столыпиных. Да по России талантов…
ПИВАКОВА. Во-во, вот и устроили за ними облаву.
Пивакова включает магнитофон. Песня Валерия Агафонова.
ВАСИЛИЙ. А он – стоит?
ПИВАКОВА. Пятнадцать лет, даже больше. С осени 64-го. Выращивает смену. Так они и в саду не оставляют его в покое. Перерыли сливовый участок, клад ищут…
ВАСИЛИЙ. Провинциальные анекдоты, по Вампилову. Ну, а ты? Ты, Оля?