И пью исключительно для снятия стресса. С работы уволен? Так ведь не за пьянство, а по политическим мотивам. За свободу слова пострадал, хотел ускорить перестройку. Хотя, если разобраться основательно, во всем портвейн виноват. Пил его любимый в очень журналистской компании. Журналисты тоже оказывается его любят. Раз ты, учитель, говорили журналисты, напиши статью, как и что нужно ускорить и перестроить в школе. Я был тогда изрядно пьян, но мысль проснуться знаменитым оставалась на удивление трезвой. Статью написал, и что удивительно, была опубликована в очень важной газете. В течение недели я свою статью перечитывал, любуясь фамилией автора. Даже в разных ракурсах написанное рассматривал. Фамилия хорошо видна. Каждый вечер засыпал с мыслью, что вот уже завтра или послезавтра проснусь знаменитым.
Я присел на кровати и закурил. Потянулся к телефону, чтобы сообщить, что сегодня меня в школе не будет, так как неважно себя чувствую. Я уже привычно набрал номер телефона, услышал до боли знакомое: "Школа слушает". Слова "школа слушает" отрезвили меня, положил трубку. Зачем я звоню? Я же теперь вольно – уволенная птица. И никуда мне надо идти, и никто меня не ждет.
Мои печальные размышления прервал телефонный звонок.
– Привет, как самочувствие? Как добрался вчера? – звонил Михал Абрамыч, секретарь школьной парторганизации. "Значит с ним вчера пил. Очевидно, я давал отходную". – отметил про себя, а вслух сказал:
– Какое может быть самочувствие. Вот размышляю, что делать дальше.
– Дела у тебя неважнецкие. Это точно. С такой записью в трудовой книжке даже дворником проблематично устроиться. А ты сам-то, что думаешь?
– Пока, ничего, – честно признался я.
– Ладно, не горюй. Есть у меня кое – какие мыслишки. После обеда позвоню.
– Хорошо буду ждать твоего звонка.
Я прекрасно понимал, что все сказано было из вежливости.
Попался по своей извечной легкомысленности. После уроков завуч застукала меня с Воронцовой. В принципе ничего особенного – целовались, и все такое. Могла и бы мимо пройти. Так нет, эта сука, Лидия Сергеевна такой скандал раздула. Не понравилось, что я ее в статье некомпетентным руководителем назвал. "Безнравственное поведение", "Рагозин – растлитель малолетних". Последнее мне очень показалось очень обидным. Какой же растлитель? Воронцова сама осталась в кабинете. Я же ее не насильно. Все было по обоюдному согласию. Отец ее приходил. Страшный разговор был. Думал, что убьет меня. Но я поклялся, что до "этого" не дошло. Стыдобища все равно какая. Слава богу, что Маняша раньше от меня ушла. А то еще и от нее пришлось бы всякого услышать. Хоть здесь хорошо, а так сплошная беспросветность. Теперь придется надеяться только на себя и на пенсию родителей. Я вновь впал в уныние, которое усугублялось желанием выпить. Выпить больше не было.
Михал Абрамыч сдержал свое обещание и позвонил.
– Слушай сюда. Езжай сейчас по этому адресу. Это комбинат древесноволокнистых плит. Там у меня секретарь парткома знакомый. Работа не бог весть какая. Но хоть деньги платят.
– Спасибо. Диктуй адрес, – безо всякого энтузиазма я записал адрес. – Сейчас поеду.
– Езжай обязательно. А мы будем бороться за твое восстановление. Если нужно до Горбачева дойдем. Покажем Лидке кузькину мать.
Я не поверил, но было приятно от мысли, что Горбачеву придется решать мои проблемы, а завучу покажут кузькину мать. Ведь, как не верти, а за перестройку пострадал. Попытались облить грязью борца за ускорение и плюрализм.
Сидит Горбачев в своем ЦК, знакомится с моим личным делом. Прочитал и в задумчивости в кресле откинулся. А потом и говорит своим помощникам: "Такие люди нам в ЦК нужны. Срочно найдите Юрия Ивановича Рагозина". Приезжают его помощники ко мне домой, а я им дверь не открываю, потому, как вспомнил, что Горбачев против портвейна. И крикнул им из-за двери: "Я к вам в ЦК работать не пойду. Не дождетесь". И дверь им не открыл. Они все не уходили и обманом хотели проникнуть в квартиру, притворившись соседями: "Юр, ты чё, рехнулся? Какая ЦК? Это мы Витя с Володей. Выпить у нас есть. Открой". Я посмотрел в дверной глазок. Действительно Витя с Володей. И в руках по бутылке портвейна. Во, как я им в ЦК нужен. Денег на портвейн не пожалели. Но дверь все-таки не открыл. Вдруг провокация?
Я очнулся и посмотрел на часы. Неужели опять заснул? Быстро поменял галстук и засобирался на комбинат. Секретарь внимательно посмотрел на меня и сказал: "Пойдете работать в цех дверных и оконных блоков". Потом еще раз окинул взглядом и добавил: – – Только никому не говорите, кем работали раньше.
– Что не похож?
Похож не похож, какая разница. Но лучше не говорить.
На следующий день, слегка посвежевший, я явился на новую работу. Был представлен начальнику участка. Сообщил ему, что от секретаря. Он мне в ответ, как отрезал: "Знаю. Будешь работать в бригаде у Василия".
Василий, молодой парень небольшого роста, в кепочке и с осмысленными глазами спросил меня:
– Ты откуда к нам такой явился?
– Из партии я.
– Из геологической что ли?
– Да, нет, из коммунистической. Брошен на укрепление деревообрабатывающего фронта.
– Стукачок, что ли? – Василий произнес с нескрываемой неприязнью.
Я понял, что здесь таких шуток не понимают, и попытался сгладить впечатление:
– Извини, просто неудачная шутка. Так получилось. Я сейчас просто без работы.
Василий смягчился, но недоверие осталось.
– Что умеешь делать?
– Руками ничего, – честно признался я.
– А зачем пришел сюда?
– Больше никуда не берут.
Василий почесал затылок и протянул: "Ладно, что – нибудь придумаем".
И мне придумали работу: поручили убирать обрезки дерева и прочий мусор, что вполне меня устраивало. Работа не обременяла, голова оставалась ясной. На третий день я уже занимался квалифицированной работой – штабелевал оконные и дверные блоки. Еще через два дня бригадир подозвал меня к себе и сказал:
– Такой работник мне на х… здесь не нужен. После тебя все переделывать приходится. Мы бригадой решили, что будешь ходить за водкой. Согласен?
Я молча кивнул. Хотя понимал, что работу мне поручают ответственную и даже где-то опасную. Антиалкогольная компания была в самом разгаре. И покупка водки требовала не только терпения, но и гражданского мужества.
– Здесь деньги на пять бутылок водки, – продолжил бригадир, – переоденься, выйдешь из цеха налево, там перескочишь через забор, и тропка тебя выведет прямо к магазину. Если водки не будет, возьмешь семь бутылок "Салюта", и в хозяйственном – три дихлофоса, – закончил инструктаж Василий.
Следуя инструкциям бригадира, я уже через пятнадцать минут стоял в очереди. И хотя до открытия винного отдела оставалось где-то около часа, уже было не менее ста человек. Я тяжко вздохнул, хорошо понимая, что шансов купить водки у меня практически нет. Но и без выпивки я вернуться не мог, так как уже окончательно продемонстрирую свою никчемность бригаде. А мне почему-то очень хотелось завоевать расположение этих людей.
Встав в очередь, я активно включился в обсуждение, сколько водки завезут сегодня, и хватит ли на всех. Как всегда нашелся знаток из местных алкашей, который имел информацию о точном количестве водки.
– Водки будет всего пятнадцать ящиков.
Алкаш окинул очередь мутным взором.
– На всех точно не хватит.
– А это проверенная информация? – спросил кто-то интеллигентно из очереди.
– Точно, говорю товарищи. Информация вернейшая. Мне Наташка сообщила. А она – соседка Нины Паловны. А ей Нина Паловна сказала, когда на работу шла. – В качестве доказательства он вытолкал Наташку из очереди. – Подтверди.
Наташка и рада была бы подтвердить, но ее кирпичного цвета лицо выражало такое неизбывное страдание, что такой же бедолага сочувственно крикнул:
– Да, оставьте бабу в покое. Вон, как ее ломает.
– А кто такая Нина Паловна? – спросил еще кто-то.
Очередь прошелестела возмущением и негодованием. Спрашивал, очевидно, "чужак".
– Ты, что чудила, с Луны свалился? Вот, ща она тебе водки не отпустит, сразу узнаешь, кто такая.
Нина Паловна, продавщица из винного, была вершителем судеб, всех стоящих в очереди. Захочет – помилует, захочет, – пошлет куда подальше. Продавщица относилась к сонму небожителей. Знакомство с ней автоматически исключало тебя из разряда людей обыкновенных. Я даже на мгновение представил, как я иду мимо всей очереди и на входе в магазин по – барски заявляю: "Я к Нине Паловне".
– Водка сегодня закончится на пятьдесят третьем. – Какой-то "математик" сеял в очереди панику. Ему, конечно, не поверили, но середина очереди на всякий случай посчитала. Никому не хотелось оказаться пятьдесят четвертым.
Оставшееся время до открытия мы дружно ругали Горбачева и делились секретами изготовления горячительных напитков. Какие только рецепты не предлагались! Остап Бендер со своим рецептом самогона из табуретки просто отдыхает. Оказывается, нет прекраснее напитка, чем туалетная вода, которая дешевле водки и запах изо рта приятный. Не зазорно и даму угостить. Один мужчина благообразного вида заметил, что хороший одеколон от ихнего виски ничем не отличается. Одеколон даже дешевле получается.