***
Сознание Лямкина металось где-то внутри черепной коробки, глаза видели сплошную черноту, тело не ощущалось. Но мысли Дмитрия, как ни странно, было относительно ясными.
"Я никогда не верил в библейского господа бога, но всегда верил, что есть непреодолимая, всемогущая сила, сталкивающая нас, марионеток с манией величия, думающих, самостоятельно творят свою судьбу. Никогда не верил в справедливость этой силы, но всегда верил, что умный, талантливый, порядочный человек не ненавидим ею – она просто к нему равнодушна. Всегда верил, что эта сила покровительствует подонкам – наш мир явное тому подтверждение, но зачем, зачем она позволила этому злобному маленькому шакалу фактически убить мою маму и практически уничтожить моего отца, а впоследствии и меня? Полностью убить наши судьбы? Неужели наш мир – банальные джунгли, просто сильный пожирает слабого? Но ведь я для чего-то рожден, во мне для чего-то пестовались талант и неординарность, неужели только для доказательства, что жизнь не создана для интеллигентов?
– Да, – раздался откуда-то спокойный глуховатый бас.
– Хорошо, – не удивилось сознание Лямкина. – Тогда я молю тебя, господи – дай мне уподобиться этим выродкам, дай мне силы убить Рокова! Ты удовлетворяешь все молитвы этих хищных животных об успешных грабежах и убийствах – так удовлетвори хоть раз подобную молитву, идущую от мыслящего человека...
– Только в виде исключения, – сказал бас. – Уж больно ты своеобразный. Как ты ко мне в астрал залетел, куда Асмодей смотрит? Небесным языком его попросил – всех россиян лично курировать, а ко мне ни души не пускать...
Дмитрий открыл глаза и увидел обыденную московскую мостовую и вечно спешащих людей, брезгливо его обходивших. Все тело невыносимо болело, сломанная рука причиняла адские мучения, лицо было в запекшейся крови. "Привидится же такое", – грустно подумал он, с громадным трудом встал и попытался найти взглядом останки "Форда", мысленно благодаря себя за вовремя сделанную КАСКО и предвкушая бой со страховщиками и ГИБДД. Но "Форда" на месте не оказалось, а на здании кафе висела табличка "Гастроном". Вне всякого сомнения, это было место драки Лямкина и хозяев жизни, но выглядело оно как-то по-другому...
Нет рекламных щитов! Нет палаток, супермаркетов и казино! Нет иномарок! Нет пробок! Где девушки в мимо-юбках, где забитая машинами парковка, где следы очередного строительства московского властелина колец и его дражайшей супруги? И почему так много зеленых деревьев, почему воздух такой чистый? Москвичи вроде те же, с обычными упыриными взглядами, но почему они одеты по моде... 80-х?! Рядом стоял киоск "Союзпечать". Глаза Дмитрия увидели нечто фантастическое – газету "Правда", от 10 августа 1980 года...
"Сон, сумасшествие, наваждение", – подумалось Дмитрию. – "Ну и что? Да весь мир – это бред, фарс, театр черного абсурда! Почему бы мне, в костюме от Армани, с разбитой мордой, сломанной рукой и мобильным телефоном не оказаться в Москве 80-х в день... моего первого избиения, день разбитых розовых очков, день гибели моей мамы! Она еще жива, сейчас три часа! Меня ткнут ножом примерно полпятого, еще есть время!"
С четкой мыслью "Надо успеть убить Рокова!" Дмитрий кинулся в московское метро, лихо перескочив турникет. Сзади раздался свисток милиционера, но Лямкин, не чувствуя ни ног, ни боли в сломанной руке, вскочил в вагон метро и поехал по давно знакомому маршруту.
Приехав на станцию, рядом с которой он когда-то жил, Лямкин изо всех сил припустился к своему бывшему дому. Странно, но чем быстрее он бежал, тем быстрее угасала боль в руке, исчезала кровь на лице, и, что совершенно фантастично, со скоростью света вырос один из выбитых зубов.
– Бабочку быстро отпустил, мудила! – увидел и услышал он трех юных мерзавцев, обступивших маленького мальчика с ясным взглядом. С нечеловеческим ревом тридцатидвухлетний Лямкин бросился на тринадцатилетнего Рокова и сшиб его с ног.
– Психованный! – заорал верный друг Саши Рокова и, в компании с не менее верным и преданным Сашиным другом, бросился наутек.
– Зачем ты его ударил? – спросил шестилетний Лямкин у тридцатидвухлетнего.
– Понимаешь, малыш, – улыбнулся Дмитрий разбитыми губами. – Они хотели уничтожить тебя. Но у них это не получится...
– Не будь, как они, – взмолился маленький Дима.
– Придется, – грустно сказал Лямкин, придавив локтем отчаянно хрипящего Рокова. – Единственный способ борьбы с этой мразью – стать им подобным.
– Я пойду? – жалобно спросил шестилетний Дима.
– Удачи, малыш! – сказал взрослый Лямкин и стал душить Рокова обеими руками, сломанная рука таинственным образом вновь превратилась в здоровую.
– Милиция, тут человека убивают! – заорал маленький Дима и побежал в сторону дома.
– Первый раз в жизни предаю сам себя, – вздохнул Лямкин. Лицо юного Рокова посинело, язык вывалился наружу.
– Не дышит! – радостно воскликнул Дмитрий, проведя ладонью рядом с губами Александра. – Убил гадину! Всех подонков не убьешь, но начало хорошее...
У Лямкина моментально вырос второй зуб, тело больше не болело и прекрасно себя чувствовало. Пела душа, словно выбросив из себя маленькую зеленую змею, высасывающую жизненные соки. Громадное, пьянящее, не с чем не сравнимое счастье буквально душило Дмитрия Ивановича Лямкина.
Вдалеке раздался свисток, и на горизонте показался молодой перепуганный милиционер в компании маленького Димы и двух старушек. Лямкин вскочил и дал деру, но вдруг ударился лбом в металлическую "ракушку", непонятно откуда взявшуюся на его пути.
Двор ощутимо изменился – все подступы к подъезду были забиты иномарками, из окна доносились немузыкальные вопли современных Дмитрию псевдопевцов, грязи и мусора вокруг дома стало ощутимо больше. Лямкин физически ощутил большую загазованность воздуха и с грустью понял – он вернулся в свое время.
Однако тело чувствовало себя прекрасно. Посмотревшись в зеркальце одной из стоящих рядом машин, Дмитрий убедился в отсутствии шрама и полюбовался своей новой, явно модельной стрижкой. Костюм и галстук подорожали и похорошели раза в три, обручальное кольцо засияло бриллиантом карат в семь. На руке появились массивные золотые "Картье", которые показывали десять часов. Десять часов солнечного, теплого, прекрасного утра!
– Вот что значит помолиться, а не проматериться, когда тебя ударили медной трубой! – радостно произнес Лямкин.
– Спасибо тебе, господи! – радостно сказал он небу. – Да и вам спасибо, – благодарно добавил Лямкин, наклонившись вниз.
– Как там без меня Надежда с Верочкой? – Лямкин достал ультрамодный мобильный телефон и стал искать номер жены.
Но вот незадача – знакомых имен, за исключением вездесущего Светлозарова он не обнаружил. Наконец он увидел надпись "Супруга". "Совсем зазнался", – подумал он. – "Небось, должность занимаю совершенно другого уровня"... Набрав номер, Лямкин стал прихорашиваться перед автомобильным зеркальцем, весело пританцовывая.
– Ты где всю ночь шлялся, кобель вшивый? – заорал в трубку прокуренный женский бас, до леденящего ужаса знакомый.
– Елена Дмитриевна? – прошептал изумленный Дмитрий.
– Какая я тебе Дмитриевна, дауненок? Ты почему не был на встрече с нефтяниками? Опять по блядям бегал на мои деньги?
– Госпожа Тягина, – чужим голосом пробормотал Дмитрий. – Вы... моя... жена?
– Ты обкурился или обкололся? Конечно, я не стала брать твою дебильную фамилию, но я твоя жена! Законная! И если ты, урод, сию минуту не приедешь домой, то я сегодня же стану вдовой!
Лямкин сглотнул, вспомнив судьбу мужа мадам Тягиной в прошлой жизни.
– А где вы... мы живем? – пробормотал он.
– Ты забыл, где находится Рублевка? – издевательски спросила Тягина.
– А, вы там же где и раньше жили... – пробормотал Дмитрий, ездивший в прошлой жизни к Елене Дмитриевне для передачи документов.
– Ты что несешь? – злобно прошипела трубка – И прекрати мне "выкать"! Чтоб через час был дома!
– Лучше бы меня покалечили! – зарычал Лямкин, отключив телефон. – Хотя плюсы, опять таки... Мама жива, я при должности... Да какой это плюс! Я никогда не был знаком с Надей! Верочка не родилась! Я – муж этой большой медведицы! Катастрофа...
Он в сердцах плюнул на асфальт, затем плюнул в небо, потом вспомнил о судьбе покойного (или живого?) супруга (или просто знакомого?) мадам Тягиной (правильно, тот аполлончик брал ее фамилию) и, не став искушать судьбу вторично, поймал машину и назвал адрес Тягиной. Маленький плюсик в его ужасающем положении был – его бумажник из крокодиловой кожи был наполнен стодолларовыми и тысячерублевыми купюрами...
Особняк мадам Тягиной был просторным, дорогим и безвкусным, хозяйка – огромной, грозной, и невыносимо нелепой в сексуальном пеньюарчике. Без лишних слов она так съездила Лямкину по морде, что побои Рокова показались Дмитрию сущей безделицей.
– Ты долг свой супружеский собираешься исполнять, скотина? – пророкотала Тягина.
– Отстань от меня, пожалуйста, – устало сказал Дмитрий, потирая скулу. – У тебя потрясающие возбуждающие средства, но они на меня сегодня не действуют. Скажи лучше – я забыл телефон папы с мамой, ты мне его не напомнишь?
– Импотент, потаскун и склеротик, – проворчала Тягина. – Твоя мать умерла от сердечного приступа на похоронах Брежнева, а твоего папочку взорвало в метро "Павелецкая", когда ты его вызвал в офис...
– Их убила система, – опустил голову Дмитрий, скрывая подступающие слезы. – Правительство, террористы или ФСБ, один черт. Чем наша страна лучше Рокова?
– Ты о чем, придурок, я тебя не понимаю! – взорвалась Тягина.
– Меня это не удивляет, – печально прошептал Лямкин.