Пушкин божественно чувствовал длительность времени: и таинственную его непрерывность, почти одномоментность существования явлений, разнесенных временем в различные века; и загадочную переменчивость времени, вот почему дарована ему возможность волшебной ремарки прошло сто лет: как писал он в Полтаве, и во Всаднике; его эстетикой как философией искусства и его эстетикой как философией творчества вообще, мне кажется, не занимались: университетские наши профессора с редчайшим унынием подсчитывают количество ударных слогов в его коротких поэмах, и чертят кривые, которые никому не нужны, ибо печатаются эти кривые во всевозможных ученых записках безо всяких выводов, и, в возбуждении незрячести, убеждены, что сие и есть филологическая наука; меж тем, литература с её театральностью, как знал и чувствовал её Пушкин, и есть единственно верное и надежное прибежище времени, и стало быть, единственное прибежище истины: литература с её театральностью, которая позволяет в единой сцене явиться Фаусту, Мефистофелю и Елене Прекрасной; которая легкой ремаркой и волшебством её переменивает декорации неузнаваемо; и которая укрывает прошедшее занавесом, чьё могущество неодолимо для человеческого взгляда, прошло сто лет - и юный град… из тьмы лесов, из топи блат вознесся!.. пышно, горделиво, и перед младшею столицей померкла старая Москва, как перед новою царицей порфироносная вдова, господи, какой текст, и счастье какое даже повторить вслух его: неумелыми губами, прошло сто лет - и что ж осталось от сильных, гордых сих мужей… - …лишь Ты воздвиг, герой Полтавы, огромный памятник себе, и далее, чудесное:…исчез кровавый след усилий, бедствий и побед, ни единого слова зря, и каждое слово: величественный манускрипт, над коим размышлять, и толковать размышления, и размышлять вновь, удивляясь и открывая неизведанные тайны, и чем далее, тем более тайн и чудес; или, ещё чудесней:…её страданья, её судьба, её коней непроницаемою тьмою от нас закрыты, и ещё, иное, обличье времени:…есть надпись, едкими годами ещё не сгладилась она, и иной поворот времени:…кругом всё тихо, всё уныло, всё изменилось… но не тем в то время сердце полно было, дыханье роз, фонтанов шум влекли… и неожиданное, вдруг: чью тень, о други, видел я?.. - я помню столь же милый взгляд и красоту ещё земную, и здесь же, рядом же, лежит:…он бредит о жене похоронённой!.. - …он сумасшедший! - …вижу тебя я там, куда мой падший дух не досягнет уже, и здесь же, пронзающее вечной, вечной скорбью:…и никогда моя душа, смущенная рабыня вашей, искренний Малыш взялся писать работу о времени в пушкинском тексте, времени поворотном и сюжетном, времени как сердце, где живёт сюжет, принес семь изящных страничек, где объял почти всё: от деревенского, онегинского, языческого хода великого миротворного круга, хода времён года, до хода времени городского, хода времени фантастического, времени сказочного, времени в снах, и времени сюжетного в короткой прозе, - и короткие повести смутили его разумение окончательно, и Малыш пришел к изумившему его убеждению, что сюжетное время, само пушкинское восприятие времени не наше, и не имеет ничего похожего в чьей-либо другой литературе, хуже того, это время, нами не понимаемое, вот где главная тайна, считает он, и откуда всё следует начинать, попутно исполнил две маленькие работы: время разбитое в романе у Лермонтова, и время вечное у Гете, Пушкина, Джойса, Фолкнера; и уж якобы заодно: маленькую работу о причинно-следственной связи в пушкинском тексте, вы же знаете Малыша, если он берется писать о причине и следствии, ему неукоснительно нужно знать, что о них говорили умнейшие люди в три последние тысячи лет: на работу в четыре странички у него ушел год; заключение категорично: Пушкин не видит нигде прямой и утешительной зависимости следствия от причины; везде непременно видит он вмешательство посторонней силы; здесь-то у Малыша с милейшим Юлием и возник разговор о формуле диалектического превращения и диалектического изменения сущности; даром что Пушкин не учился в Германии туманной, семнадцать тысяч Вульфов, вместе взятые, не сумели бы написать строчку: я здесь удержан сознаньем беззаконья моего, вот уж как умел мыслить в ту осень этот злодей; и уж вовсе попутно Малыш писал маленькую работу о безличности овеществленного длительного времени у Пушкина, где новый град вознесся… - …мосты повисли над водами… - …уже дробит каменья молот, где человечек исчезает, как исчезают пешеходы и пролетки с площади, если площадь сфотографировать с выдержкою в час; о потрясающей безлюдности мира в недвижимом времени, где лишь мосты гниют, где живут лишь клопы да блохи, где прейскурант висит, и где у медлительного огня видим только сельских циклопов, но им как детям божеств и положено видимыми быть у огня в такой жуткий и сумеречный час; и тут же Петровский замок, где всё ещё виден Наполеон, и затем: прощай, и затем: пошел! - и длящееся-недвижимое время расколачивается вдруг, превращаясь в длящееся-минутное, и вновь пошла предо мной по-будничному щеголять жизнь, здесь, где бухарцы, сани, огороды, купцы, лачужки, мужики, - ничего не происходит и произойти не может, сюда силам из чуждого мира заглядывать недосуг. Что же до вмешательства тайных и чуждых сил в причинную связь, и от судеб защиты нет… - …о много, много рок отъял… - …часы урочные… - …парки бабье лепетанье… - …с Божией стихией царям не совладать, то часто Пушкин называет эти силы просто: рок. И наводнение: от сил неведомых; и Зарецкий является к Евгению, как Афина Паллада, в обличье Ментеса, к Телемаху, проник он душою тайну, и чувствовал страх, предначертания неоспоримы, потому что, уходя в минувшее, из возможности становятся необратимостью и исходной причиной для многих последующих, в веках или в годах, событий, развилкою в родословном древе, в засаде убит Якуб, а Дорофей родил двенадцать сыновей… - …ещё одно нас разлучило, несчастной жертвой Ленский пал, то есть явление, уходя в минувшее, переменивает категорически своё значение, вот чем страшно это кручёное время; в непостижимости крученого времени, которое неравномерно и неравноценно самому себе, в непостижимости всех тайн переменяющегося непостижимо мира, уже вовсе недостижимым делается единственно желаемое: счастье; то есть: кажется в юности, что оно ведомо им, жрецам минутного; а чем хороша и уютна минута: в любом смерче веков, в любом искривлении времени она остается единицей, она не изменяется; в известном смысле, жить в минуте значит жить в вечной кабале; боюсь, что петербургская юность его явилась горьким уроком зависимости: зависимости от чьей-то дружбы, измен, чьих-то взглядов, от Всеволожских денег, от кодекса дуэли, от молвы, молва, играя, очернила, и уже в Кишиневе он пишет: наше предназначение быть свободными, а через восемь лет: женюсь, то есть жертвую независимостью, моей беспечной, прихотливой независимостью… - …нет счастия, кроме как на проторённых дорогах, чувствую я, и, уверена, что желание счастья, что терзающее желание любви, как переживал его и казнен этим желанием был он, есть тягчайшая мука и самая лютая казнь; жутко представить: бешеный темперамент, бешеный талант, сжигаемый яростью, злобой, очарованностью и восторгом, непонятно, как умещался темперамент его в том узеньком теле, если видно, что не умещался он и в границах Санкт-Петербурга, вы только почувствуйте, что Я помню чудное мгновенье в напряженности дикой и разряде: даже не молния, а какой-то каскад неудержимый молний, какая-то всё губящая спелая гроза, июльская и чёрная, где всё небо трещит и рушится, и в таком убийственном для простого смертного напряжении исполнено все, что он написал, все десять томов, каждая строчка:…а между тем отшельник в темной келье здесь на тебя донос ужасный пишет! - где ни раскроешь: по выражению Малыша, электричеством бьет, как с обмоток генератора! талант, всякий талант неизъясним, всякий талант есть прежде всего скачок, необычайный энергетический уровень: а он… господи, если он влюблялся; это же какой-то непрекращающийся взрыв, запертый в гостиной, где бархаты и салфеточки; а милый пол, как пух, легок; нетрудно вообразить, как он напугивал тех дам, даже робостью своею; и не возбуждал общей симпатии излишне деликатно сказано; Вяземский, по-моему, тот просто его ненавидел: потому что боялся, и эти, горе-гусары, счастливые сыны пиров, очень быстро расчуяли, как положено кошкам, что меж ними растет тигр; и удивительно ли, что Анна Андреевна, иль Марина Ивановна, наделенные божественной долей этого напряжения, слышать ничего не могли про Натали, и про всех прочих, быть, как пух, как шелк, как мех… и в гробу вспоминать Ланского; ведь всё начиналось в отрочестве, и понятие счастья тогда же увязалось навечно с одним: с любовью женщины, безвестных наслаждений темный голод меня терзал; тогда же завязалось и лютое, космическое его одиночество; напряжение, в силу самой природы напряжения, требует разряжения, и чем могущественней оно, тем сильней требует; естественно, он, как мифический его приятель, временами, жуткими прорывами напряжения, единожды в год, всегда осенью… писал в постеле с утра до позднего вечера, и с вечера до петухов, - и только тогда и знал истинное счастье, - …я пел, и забывал обиды слепого счастья и врагов, измены ветреной Дориды и сплетни шумные глупцов; обиды слепого счастья; громадная, горестная пустота возникает где-то внутри этого бешеного напряжения, и ничем, ничем её не утолить, пустота, жестко отчёркнутая несправедливостью в отношении мира к нему, несправедливостью суде, защиты нет, несправедливостью счастья слепого; и насмешливым исполнением желаний, пусть даже желанною и любимой женщиной, всё одно не утолить, вот в чём ужас-то! - …влюбляемся и алчем утех любви, но только утолим сердечный глад… уж охладев, скучаем и томимся… - …когда красавица твоя была в восторге, в упоенье, ты беспокойною душой уж погружался в размышленье… а размышленье - скуки семя… - …любви невольной, бескорыстной невинно предалась она, что ж грудь моя теперь полна тоской и скукой ненавистной?..