Первые признаки прихода я испытал, когда понял, что её лицо в процессе непрерывного монолога постоянно изменялось, и в целом она становилась всё более похожа на прогнившую берендеевскую бабку, которая что-то несёт про космические миры и какие-то энергии, криво прочитав первые два тома Кастанеды. Казалось, она вот-вот сядет в ступу и будет носиться по орбите внутри звёздного купола. Чем быстрее она говорила, тем больше это походило на лай, все её понты лезли наружу швами и нитками, а когда она начинала жевать губы, её лицо, как двигающаяся резиновая маска, с частью волос немного съезжало вперёд и как будто шло складками, мы с Владом удивлённо переглянулись:
– Хахаха, бежим от неё, а то она нас сожрёт! – крикнул мне в ухо хохочущий Влад, и мы, подталкиваемые неведомой волной, рассекая телами обрывки ритмических волн и кривляющихся в невминозе рейверов, выскочили на улицу. Планетарий мгновенно стал каким-то маленьким, а мир распахнулся невиданным и разнообразным простором.
– Бля, нихуя себе! – причитали то я, то Влад, так как накрывать стало всё сильнее.
Оба, нелепо хихикая, отбежали от Планетария в сторону Зоопарка и вышли к Неве. Там перед нами раскинулся вид на почти хрустальный Зимний дворец и Петропавловку, отражающихся в неестественно глянцевой воде. Созерцая эффект "протёртого стекла", обошли Заячий остров по набережным и мостам, как-то было понятно, куда идти, Биржевой – Стрелка – Дворцовый – Дворцовая набережная – Троицкий, я там ходил тысячу раз, и этот натоптанный мной канал втягивал теперь нас в себя. К счастью, было мало людей, но каждый из них виделся нам демонической сущностью, издалека потрясающей нелепостью своего появления и исчезновения, прохожие тоже смотрели на нас подозрительно.
– Какой пиздец это LSD, и что, так будет переть шесть часов? – Шок Влада можно было понять – в первом в жизни "трипе" оказаться в Питере ночью, на концерте Westbam в компании малознакомого отщепенца. И выглядели мы действительно странно: он в спортивном костюме и "найках", а я – худой налысо бритый торчок в мартинсах с немецкого секонда и куртке милитари – полностью соответствуя своему внешнему виду: мошенник-проходимец и рейвер-панк-наркоман.
– Ну, два часа уже почти прошло, если ты не заметил.
– Надо куда-нибудь спрятать эти "марки", – и Влад прямо напротив дома с химерами достал обрезок открытки с колесом велосипеда, завёрнутый в полиэтилен, и начал лихорадочно перекладывать его из одного кармана в другой.
– Да ладно тебе, менты и не догадаются, что это, ты, главное, внимания к себе не привлекай, а то мы и так странно выглядим.
– Пойдём, что ли, зайдём в какое-нибудь кафе? – предложил Влад, когда мы спускались с Троицкого моста обратно на Петроградскую.
– Боюсь, нам там не понравится, придётся разговаривать, и опять начнётся клаустрофобия, как в Планетарии.
– Хахахаха… Может, хотя бы попробуем? Вдруг что-нибудь получится?
– Только их тут что-то не видно. – В то время ночных кафе на весь город было раз-два и обчёлся.
Начали как бы искать кафе, оглядываясь по сторонам, и почему-то снова зашли, точнее, опять же нас "втянуло" в ночной Александровский сад, но уже с противоположной стороны, покружились вокруг закрытого бара "Грот" и странными симметричными кругами и петлями, внезапно для самих себя снова оказались у Мюзик-холла и Планетария.
– Леший крутит!
– Хахаха…
Остановились на некоей невидимой границе, отделявшей нас от набитого рейверами Планетария, идти туда и покидать полумрак ночного парка не хотелось, возник невероятно уютный эффект нахождения в засаде.
– Пошли в "Тоннель"? Там поуютнее. Хихихи. Тут совсем рядом с Планетарием, во дворах.
– Пошли. Я про него в Ростове слышал, мне советовали обязательно туда сходить, хахахаха!
– Мечты сбываются! Хахаха…
И мы, крадучись, чтобы не быть замеченными из Планетария, пошли по тёмному парку. В парке в четыре часа утра было темно и тихо, пару деревьев обнимали блюющие представители зарождающейся в муках Рейв-Культуры, в полной темноте прямо под ногами нам попался человек, делавший мостик и так шедший за нами метров двадцать, видимо, Ангельская Пыль.
Выскочив на освещённую часть Петроградской, мы быстро оказались около легендарного бомбоубежища, там как раз все готовились к "утреннику" и подтягивался народ после Планетария. Мы зашли с видом шпионов, менты как раз выкладывали пистолет одного из бандитского вида посетителей в сейф, им оказался полуневменяемый Слава BMW, в журнале сданного оружия он тщательно выводил подпись – "BMW". У нас оружия не было, мы быстро оставили сцену с ментами позади и взяли в баре по сто граммов виски, успешно парканулись на пару свободных стульев у барной стойки. Всё вокруг было такое жидкое, что стены тряслись как студень от стука настраиваемой драм-машины, мы не решались начать пить из стаканов, так как во рту происходило непонятно что. Тут же была и неугомонная Рита, которая кружилась уже вокруг каких-то местных модников, мы сразу сбежали в другую часть клуба, чтобы она нас не заметила и, не дай бог, не заговорила. Перед глазами начали кружиться фракталы, в лица людей смотреть стало страшно, стены колыхались, виски странным образом не проглатывался, а впитывался в ставший пористым, как губка, язык.
Единственным на нашей волне был, как оказалось, Слава BMW, которого быстро попутным вихрем закрутило рядом. Как выяснилось, он тоже пришёл из Планетария и съел там две таких же "марки", что и мы, взяв их у Матроса. Разговор как-то быстро зашёл про Ростов, пацанов, Влад и Слава быстро начали обмениваться именами, кличками, тем, кто как стоит, и заливались смехом.
Линии вокруг становились всё более извилистыми, а когда над нами провис потолок с пробегающими по нему волнами Слава предложил понюхать кокаина у него в машине, чтобы немного сняться.
Кокаин я тогда пробовал в первый раз, так уж вышло, что сверху шиваитских "марок" было крайне сложно что-то разобрать. В машине орала песня Мистера Малого "Путана", и действительно, после того как я внюхал через ловко скрученных Славой в трубочку пятидесяти долларов две дорожки, в глазах как будто посветлело, в перегруженном галлюцинаторными ассоциациями вечере забился новый нерв. Слава на какой-то своей волне завёл машину и опасной акулой плавно покатился по дворам Петроградской.
Выкатившись на Стрелку Васильевского острова, Слава, видимо испытал приступ любви к городу и, съехав вниз по мостовой к самой воде, из машины что-то объяснял Владу, чего расслышать из-за орущей музыки не представлялось возможным.
Бэха, сумеречная каша на дороге, игрушечные домики и машинки, и мы вернулись в "Тоннель". Надо отдать должное, Влад быстро нашёл со Славой общий язык и попросил дать позвонить с мобилы, которая, естественно, была у Славы в машине: "Аллё, Лука, тут полный пиздец, ты ещё не спишь? Я скоро приеду".
Слава в "тоннель" не пошёл и, скинув нас, поехал по каким-то делам, в суть которых нам явно не стоило вникать, исчезнув так же быстро, как появился. Вискаря не хотелось, начинался отходняк. Сделав несколько бессмысленных кругов по "Тоннелю", мы вновь оказались на улице, где уже начиналась утренняя городская жизнь. Кокаин придал силы на то, чтобы вспомнить о своих делах, прокатила измена вообще находиться на улице. Я с тоской подумал о доме, а Влад о гостинице с другом Лукой, о том, что завтра уже он улетал домой в Ростов. Долго братались, и вообще расставание, мягко говоря, затянулось, всё не могли договорить последних слов.
– Ты будешь в Питере, звони обязательно, будет что-то надо если – я помогу.
– А ты в Ростов приезжай, в Ростов, я тебе город покажу, надо будет там снова "марок" сожрать. – В голове возникали и тут же менялись сверхподробные, пасторальные картины нашей новой встречи в "хрустальном" Петербурге или в солнечном Ростове. На глаза наворачивались слёзы умиления, и одновременно становилось понятно, что это только глюк, становилось смешно и печально от этого, но печаль тут же растворялась в уверенности, что рано или поздно отпустит, и вроде действительно, если без таких избытков чувств, может и будет интересно снова "нормально" пообщаться, и от этого снова становилось смешно.
Поняв, что этот цикл бесконечен и будет длиться ещё часа три, мы почувствовали себя окончательно не в силах расстаться и тут же поймали смехотворно чавкающую "Волгу" ГАЗ-21 с зелёным глазком в левом углу лобового окна и усатым мужиком, похожим на Боярского, за рулём, похохатывая влезли в тачку и поехали в "Асторию".
В такси было совсем иначе, чем в Бэхе у Славы: попахивало бензином и водитель источал полную безопасность и понимание. По радио "Катюша" шла дискуссия Геннадия Бачинского и группы "Оле Лукойе", и нам стало ясно, что вечер не закончился.
"Астория" вся сверкала и сияла, проскочив мимо швейцара, охранников и лифта, мы поднялись на второй этаж и начали стучать в номер Луки. Я думал, что мы его разбудим, но я сильно ошибался. В огромной комнате каждый стул пытался с нами заговорить, а раскинувшийся на диване Лука допивал не первую бутылку вина. Бутылочная батарея состояла из двадцати бутылок, из которых несколько были откупорены и находились в разной степени отпитости. Лука в белой расстёгнутой рубашке, чёрных глаженых брюках и лакированных ботинках возлежал в кресле, на столике рядом стояло штук десять бокалов и стаканов разной степени наполненности, на полу валялся галстук-бабочка. Меня Лука не узнал.