– Ну и что? А на что мне столько драгоценностей? Я и свои-то не знаю, когда все надеть – сколько ни надеваю, меняю три раза в день, а всё целые ларцы ненадеванные остаются. Обидно ведь, когда столько всего красивого, а надеть – руки не доходят! И уши! И шея! И голова! И грудь! А зависть так вообще дурное чувство, так архидруид Огрин говорит. И вообще… Нет, решено. Драгоценностей мне не надо тоже. Что там остается в твоем списке?
– А-а-а… В-вечная юность, – почти не дрогнув, выдавил баритон.
– Точно вечная? – заинтересовалась принцесса.
– Абсолютно точно! И абсолютно вечная! Первый сорт! – торжественно подтвердил Гаурдак.
– Хм-м-м… С одной стороны, забавно… – задумчиво протянула Эссельте и замолчала.
– Да со всех сторон забавно! – не удержался и выпалил полубог.
– …А с другой… – продолжила гвентянка, будто не слыша, – вот стану я мамой… а потом бабушкой… и состарится моя дочка, и внучка, и правнучка… и умрут… И Друстан умрет… и муж старшей дочки… и средней… и младшей… и мужья внучек тоже… и их внучки… и правнучки… А я одна останусь, выходит, как дура, со своей юностью? И мало того, что буду выглядеть моложе собственной пра-пра-правнучки, так еще и…
– Только для тебя я могу сделать так, чтобы все твои родные обрели вечную юность! Те, кто еще жив, конечно, – торопливо поправился он.
– И родные моих родных тогда тоже! – оживленно встрепенулась Эссельте.
– Обещаю!
– И родные супругов моих родных, и их друзья – самые близкие, и их и близких друзей слуги, крестьяне, ремесленники и воины – самые верные, конечно, не больше трех-четырех сотен каждого наименования, хорошего сапожника, например, так непросто найти, поверь мне… И их супруги тоже пусть будут, и родные их супругов, а то как это – без них? – и мои домашние животные, и их тоже, особенно кошки, причем все, я так кошек люблю, просто обожаю, и…
Гаурдак быстро представил геометрическую прогрессию вечно юных бессмертных, охватывающую половину человеческого населения Белого Света и полностью – кошачье, и почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
– Погоди минутку, принцесса, – вкрадчиво, но настойчиво прервал он перечисления гвентянки. – Я конечно, тоже люблю всяких кошек… и прочих коров… Но видишь ли… Мне… стало вдруг стыдно за то, что я… э-э-э… пытаюсь манипулировать твоим сознанием… подчиняя твою волю… лишая свободного выбора… навязывая нелепые вымыслы и устаревшие сто веков назад представления… Ты вот сама подумай, пожалуйста, хорошо… еще раз… Может, у тебя есть какое-нибудь свое желание? Заветное? Неисполнимое?
– А как же вечная юность? – разочарованно надула губки Эссельте.
– П о шло и немодно, – пренебрежительно отмахнулся полубог. – Забудь. Ты о себе подумай, о себе! Ну? Есть у тебя свое желание?
– Свое… свое… – наморщила лобик девушка и просияла. – Есть! Я хочу быть лекарем! И ты это можешь исполнить?
– Безусловно! – с облегчением выдохнул Гаурдак, мысленно излучая доброту, теплоту и уверенность в завтрашнем дне. – Замечательное желание!
– Но если мой брат и мой отец не хотят, чтобы я была лекарем, значит, получается, что исполняя мое желание, их желания ты не исполняешь, – так же неторопливо продолжила принцесса, – хоть и только что сказал, что исполняешь желания всех.
– Я могу сделать так, чтобы они захотели, чтобы ты стала лекарем!
Девушка снова наморщила лоб, припоминая научные слова, которые в таких случаях произносил Друстан.
– А по какому спринту… спринцовке… принцу… принци…пу… ты будешь определять, чьи желания должны исполниться? – хитро прищурилась бы она, если бы стиснуть веки еще хоть на долю миллиметра было возможно.
– Твои желания будут для меня законом! – горячо поклялся баритон.
Казалось, ответ гвентянке понравился, потому что она удовлетворенно хмыкнула, кивнула и принялась допрашивать дальше – но уже с гораздо меньшим апломбом:
– А если у меня нет способностей, чтобы стать целителем? Если я тупая, или неуклюжая, или у меня ужасная память, или руки трясутся все время?
– Откровенно говоря, – доверительно усмехнулся баритон, – у меня ни склонности, ни желания стать целителем не было никогда. И проще будет вложить в твою голову какое-нибудь другое желание, исполнимое, чем лечить твою память, руки или сообразительность.
– А зачем это их лечить?! – возмутилась Эссельте. – Я что, по-твоему, тупая?!
– Но ты же сама только что сказала… – растерянно пробормотал Гаурдак.
– Что я сказала?! Это был гиперпотам… гипотиреоз… гипертензия…
– Болезнь? – не уверенный уже более ни в чем, робко подсказал баритон.
– Сам ты – болезнь! – возмущенно взвилась гвентянка. – Это такой цветок! Большинство видов являются кустарниками от метра до трех высотой, некоторые – небольшие деревья, а есть так вообще лианы! У нас в саду такие растут, их Горвенол из Соланы привез, когда на турнир ездил в честь свадьбы принцессы!
– Но… ты сказала – "гипертензия", – осторожно напомнил Гаурдак.
– Кто сказал? Я сказала?! – вспыхнула праведным гневом Эссельте, словно собеседник сделал неприличное предложение в ее адрес. – Да я с принцессой Гипертензией с детских лет знакома, хоть и не видела ее с тех пор ни разу, но зато мы регулярно переписываемся, каждый год, и отец специально дает мне целых десять почтовых голубей, на тот случай, если кого-то по дороге схватит коршун, или ястреб, или орел, или кобчик, или сокол, или подстрелят, ты представляешь, есть еще такие дикие люди, которые голубей именно едят, и даже не посмотрят, что они почтовые, так хоть письмо бы догадались по адресу доставить, прежде чем есть, и будто курицу на базаре купить нельзя, и как только кусок в горло лезет, то есть, чтобы письма дошли до адресата, а ты знаешь, сколько стоит настоящий почтовый голубь, породистый, а не выловленный шарлатанами на ближайшей мусорной куче? Вот один раз мой дядя Ривал захотел… Ой, я еще тебе про дядю не рассказала, как он на этот турнир ездил!..
– Ваше высочество?.. – в состоянии легкой – или не очень – контузии и помрачения рассудка, слабо попытался вмешаться в монолог Гаурдак. – Мы говорили про… про… что-то другое, кажется…
– Про другое? – непонимающе нахмурилась принцесса. – Про что – другое? Это ты специально мне голову морочишь, чтобы сбить с толку?
– Кто кого с толку? Я тебя – с толку?! – не выдержал Гаурдак.
– Ну не наоборот же! – презрительно фыркнула принцесса. – Вот скажи мне, о чем я говорила, прежде чем ты пристал ко мне со своими голубями?
– Я пристал?! – возвысился баритон почти до фальцета.
– Нет, я! – полным презрения тоном сообщила гвентянка.
– Хорошо… я пристал… извини… не буду… исправлюсь… – словно наступая на горло, грудь, поясницу и прочие, еще более нежные части тела собственной песне, сквозь стиснутые зубы покорно согласился полубог.
– Так о чем мы говорили? – смилостивилась девушка.
– Об исполнении желаний? – почти жалобно напомнил Гаурдак, впервые за тысячу лет испытывая желание более сильное, чем простой выход на волю. – И, может, об этом мы и будет разговаривать?
– А, ну да, – кивнула Эссельте. – Пока ты меня не перебил, я хотела сказать, что гортензия… гипертензия… гипотенуза… гипотеза! Это была гипотеза!
– Что? – осторожно, словно выглядывая из-за угла во двор, забитый гиперпотамами, уточнил баритон, изрядно осипший и подрастерявший свое бархатное обаяние.
– Что я – тупая! – буркнула принцесса.
– Конечно, гипотен… гипотеза! – поспешно согласился полубог, чувствуя, что или эпитет "тупая" нуждается в серьезном дополнении, вроде "чрезвычайно", "невероятно" или "на редкость", или в переадресации, но скорее – и в том, и в другом.
– Ну так я и объясняю тебе, что если у меня нет никаких способностей, то как я могу быть лекарем?! – словно не было десятиминутного лирического отступления, девушка подхватила провисшую нить логики.
– Ну значит, никак… – побежденный и раздавленный, вздохнул баритон, с тоской вспоминая об оставшемся позади тысячелетнем мире и покое.
– А как тогда насчет моего желания – закона? – насупилась принцесса. – Ты же обещал! Я хочу быть целителем!
– У тебя и будет желание, закон для меня – только какое-нибудь другое желание, – спешно напомнил голос.
– Не хочу другое!!! – яростно притопнула Эссельте. – Хочу целителем, и больше никем!!!
– Хорошо, хорошо! – сдал на попятную Гаурдак. – Будешь целителем!
– Это как? – не поверила принцесса.
– У тебя будет свой кабинет… большой! – поспешно добавил он, – светлый, увешанный травами и уставленный ретортами, и перегонными кубами, и… чем там еще! Будет разрешение гильдии, будут помощники и ученики, будет красивая вывеска над входом, будет всё, как у любого другого знахаря!
– Не хочу, как у всех – хочу лучше!