– Это сумасшедший дом, – возмущался седовласый сын, – одна дом поджигает, другой по ночам шляется, мобильники свои дарит. Настоящий сумасшедший дом!
На что старушка-мама заметила ему, что сыну не нужно по телевизору неприличные программы смотреть, а внуку неплохо бы соблюдать пост.
Сын устало махнул рукой, он не разделял ее религиозных воззрений. Пошел и лег на диван с пультом от телевизора. Скоро он уснул, и комната наполнилась его тихим и ровным дыханием. В комнату вошел Христос. Он выключил телевизор и погладил по седой голове сына-фотографа. Только Он знал, сколько сил нужно было, чтобы терпеть этот "сумасшедший дом".
Куда уходит любовь
От размышлений я сделался как бы хрустальным, боялся всего твердого, увяз в сомнениях и нерешительности. Я все думал над вопросом: "Куда уходит любовь?" Так и спросил у таксиста, который подвозил меня домой: "Куда уходит любовь?" Он не удивился – привык, что приходится подвозить сумасшедших. Терпок и суров дух нашего народа: любит с приподвыпертом, жалеет размашисто, ненавидит глубоко.
– Если взять из человека все вены и артерии и вытянуть их в одну сторону, то получится маленькая, но очень длинная река крови. Куда она течет? – начал он свою неторопливую мысль. И после паузы продолжил:
– Дядя мой в войну служил на Северном флоте, топил немецкие подлодки. И что характерно, заметил, что в это время стали размножаться белые медведи, тюлени, рыба и птицы. Живности стало очень много. И дядя имел теорию, что душа одного человека равновелика четырем душам медведей, или сотне птиц, или стае рыб. На войне людей убивают, а планета, она живая. И вот планета Земля компенсирует утраты человечества появлением тысяч животных и прочих микроорганизмов. То же и с любовью. Людей становится больше, а любовь, по всей видимости, тоже по объему штука постоянная. Народу больше – любви меньше.
– А по времени?
– Что – по времени?
– Ну, по времени любовь тоже как-то измеряется?
– Да я к этому-то и веду. Вот, к примеру, баб больше, чем мужиков. Поэтому и существуют разводы. То есть вот этой бабе вообще никогда замуж и выходить-то нельзя было. Характер, к примеру, противный или занудный. А Господь ей дал в юности красивое лицо. Она подцепила паренька, женила на себе, родился у нее сынок. Потом, конечно, разбежались. Но успели лет пять прожить. Мужик потом нашел себе хорошую жену, и так ему хорошо с ней, что он о старом браке и вспоминать не хочет. "Только теперь, – говорит, – я и зажил по-настоящему". Эти пять лет и есть тот минимум любви, который Бог отвел прежней жене. И эта любовь, и этот брак для нее останется в вечности. Все-таки хоть сколько-то, да любили, сколько-то была счастлива. Надо быть за это благодарной. Вот у меня товарищ помер. Жена посчитала, что прожили вместе восемнадцать лет. "У меня, – говорит эта женщина, – все же было восемнадцать лет счастья. Это со мной навсегда".
– А куда все-таки любовь-то уходит?
– Она не уходит, она – связь. Все, кто должен научиться чему-то друг от друга, связаны любовью. И таким образом связана вся человеческая природа. Единый общечеловеческий организм, который, как одна мировая сеть, связан-перевязан. Где-то связь прочная, а где-то рвется. Где-то порвалась, а где-то новая возникла. Господь же хочет всех спасти, поэтому пытается всех нас любовью увязать.
– Значит, чтобы получить дар любви, надо хотеть узнать что-то новое?
– Конечно. Любовь и есть новизна. Когда человек влюблен, весь мир для него нов.
– А разве можно быть готовым к новизне?
– Можно быть открытым к новизне, это и есть жажда жизни. А отсутствие любви – это самая страшная тоска. А ты не тоскуй, ты всматривайся. Много увидишь интересного. Особенно в бабах. Я вот целый день мотаюсь на колесах, много чего вижу. Бабы – они интересные.
И он весело подмигнул мне.
Юродство повседневное
После службы подошли ко мне знакомые, подвели незнакомого одеревеневшего мужчину, которому "срочно нужно к батюшке". В храм он не ходит, ничего не понимает, просто "срочно нужно к батюшке". Я повел его через толпу выходящего из храма народа. Отец Николай стоял окруженный толпой детей, потом он пойдет на панихиду, короче – его не вырвать и мужика не подвести. Надо что-то делать. Я подошел к стайке детей, окружавшей отца Николая, встал на колени и, таким макаром уравнявшись в росте с детьми, стал подползать к батюшке под благословение. Когда подполз, он меня увидел, заулыбался, благословил, поднял и сказал:
– У тебя же сегодня именины, дай-ка я тебе подарок сделаю.
И повлек меня к алтарю. Я его остановил и говорю:
– Батюшка, ты мне лучше три минуты подари, а?
И показал на остекленевшего от страха мужичка.
– Вот с ним поговорить надо.
Он посмотрел на него, опечалился, но извинительно сказал:
– Слушай, у меня совсем времени нет. Может, потом?
– Нет, только сейчас. Подари, батюшка три минуты своей жизни имениннику.
Он посмотрел на меня и говорит:
– Тогда и ты подари мне свои три минуты.
И подводит меня к беременной женщине с огромным животом.
– Вот у нее уже сорок первая неделя беременности, никак разрешиться не может. Помолись о ней.
– А я кто такой, чтобы молиться?
– А я кто такой, чтобы мужичку твоему помогать?
Оробел я, перекрестил тремя перстами беременную широким крестом и сказал:
– Молитвами святителя Мирона, и пресвитера Мирона, и святителя Иоанна, митрополита Тобольского, да разрешит Господь наш Иисус Христос ныне же непраздную сию. Аминь.
На меня все смотрели как на глупого обманщика, я горел от стыда. А довольный батюшка уже вел моего мужичка на разговор. Разговор был короткий. После этого разговора "одеревенелый" мужичок решительно повлек свою жену к автомобилю. Через три часа они были у старца-протоиерея Николая Раце в Курганской области, а после разговора с ним мужичок отстоял всенощную в Чимеево у чудотворной иконы Божией Матери. Религиозная жизнь с толкача, но началась.
Через неделю на улице ко мне подошел другой незнакомый человек и пожал руку.
Я посмотрел на него:
– Мы знакомы?
Он радостно улыбался:
– Родила!
– Кто родила?
– Да жена-то, той же ночью и родила. Спасибо вам.
– Да мне-то за что… Как назвали?
– Иваном.
Пасха должна быть в каждом нашем дыхании
Прошло три года, как умер мой крестник. Весной, как раз на Красную горку. А крестился под прошлую Пасху. Он был моим студентом, долговязым, с умными глазами. Звали его Тимур Дашкин. На семинарах задавал мне вопросы, в глазах его была грусть. Он болел раком крови.
В том году по состоянию здоровья взял академический отпуск. Потом ко мне пришла его мама и сказала, что Тимур мечется между Православием и исламом и хочет поговорить со мной.
Семья его в религиозном отношении была обычной для сегодняшней России. Отец и сестра считали, что раз "татарин, значит, мусульманин", а мать была "начинающей" христианкой.
Тимур пришел, и мы долго говорили. Я сказал ему, что в Православие его тянуть не стану, потому что не имею права пользоваться его болезнью. Он спросил:
– А как вы лично считаете, что со мной?
Я сказал, что Господь поставил перед ним вопрос страшной болезни как ВЫБОРА: крещение во Христа либо даст ему долгую и интересную жизнь, либо чистую от грехов смерть. Рассказал ему про понятие "болезнь к смерти" у христиан.
Он то улыбался моим шуткам, то мучительно кривился от боли. Он очень страдал. Мы хорошо попрощались, и он ушел. А через несколько дней его мама позвонила и сказала, что он решил креститься. Я посоветовался с духовником, и он благословил креститься в самую Пасху. И мы начали готовиться, благо как раз шел Великий пост.
Крестил Тимура отец Илия Сиразиев в предпасхальную субботу. Нас было всего трое в Никольском приделе Крестовоздвиженской церкви. Отец Илия сначала повел его исповедоваться, и Тимур, к моему смущению, громко отвечал на его вопросы, как будто исповедуясь перед всем миром. Потом началось крещение, священник читал молитвы, я тихонько пел. После чина отречения от сатаны отец Илия, почувствовав какое-то сомнение и смятение в душе у Тимура, стал вдруг спрашивать:
– Отрицаешься ли от Кришны, от экстрасенсов, йоги, сектантов, Магомета… – И стал перечислять еще немыслимое количество заблуждений человеческих.
На слове "Магомет" Тимур вздрогнул. Ислам долго воспринимался им как "возможное вероисповедание по национальному признаку". Словно почувствовав это, отец Илия (сам татарин) посмотрел на него и снова повторил:
– Отрицаешься ли от Магомета?
Глаза Тимура блеснули, и он твердо сказал:
– Отрицаюсь.
– Сочетаешься ли со Христом?
– Сочетаюсь.
Отец Илия благословил читать мне Апостола за крещением, и тут уже мне пришлось вздрагивать: слово "смерть" звучало через каждые два слова – "и крестясь во Иисуса, в смерть Его крестимся"…
В моих устах это звучало для болящего Тимура не очень ободряюще.
Когда Тимур разделся для погружения, стало страшно: тело этого двухметрового двадцатилетнего человека было иссохшим, серо-охристого цвета и на груди у него был постоянный катетер, вставленный для переливания крови. Он выглядел как живой труп.
Отец Илия завел его в крещальную купель и стал поливать святой водой из ведра: "Крещается раб Божий Тимофей во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь".
Тимура начало знобить, но когда он выходил из купели, я от радости прямо в лицо ему выпалил: "Христос воскресе!" Он заулыбался и ликующе ответил: "Воистину воскресе!"