В доме отдыха все было замечательно: процедуры, прогулки на свежем воздухе, танцы под аккордеон, кино. Нашлась и одна очень приятная интеллигентная женщина подходящего возраста. Андрей Иванович, сдержанный, симпатичный, с надежными рабочими руками, вызывал у нее определенный интерес. Она подсаживалась к нему за стол, приглашала на прогулки, мужественно отказывалась от танцев (потому что не танцевал Андрей Иванович) и в конце концов высказалась откровенно:
- Я знаю, все это звучит глупо - и так не принято… Принято, чтобы мужчина первый… Но я вижу, что вы так и не скажете мне этих слов. Андрей Иванович, я предлагаю вам… создать семью. - Она страшно покраснела, опустила глаза, но нашла в себе силы продолжить: - У меня хорошая квартира в Костроме, про мою работу в школе вы всё знаете… Есть всё необходимое для того, чтобы…
Векавищев просто ответил: "Я не могу" - и весь вечер ухаживал за ней как за тяжелобольной. Приносил ей лимонад, поддерживал под руку. Прощаясь, она сказала:
- Я не буду делать вид, будто ничего не произошло или что это какое-то досадное недоразумение. Наверное, я напугала вас. Сказала что-то лишнее. Мой адрес у вас имеется, пишите, если надумаете. Только учтите, что я долго ждать не стану. Мне не хочется встречать старость в одиночестве, поэтому…
Векавищев неловко поцеловал ее - хотел в щеку, но попал в нос, - и на том они расстались.
Дорошин был в таком гневе после этой истории, что всю дорогу до Междуреченска с Векавищевым не разговаривал. Теперь же у него появился случай отыграться.
- Кстати, Андрей, можешь обижаться на меня, сколько влезет, но скоро мы решением партийной организации управления обяжем тебя жениться. Холостая жизнь - прямой путь к аморалке. Не знал? Дору Семеновну спроси, она тебя просветит. Мы с Буровым даже к ордену тебя по этой причине представить не можем.
- Я согласный на медаль, - сообщил Векавищев. - И вообще… - Поддавшись искушению, он посмотрел на певицу более пристально. - С чего вы взяли, что она не замужем? Я к ней сунусь с этим… ну, с этим… - Он окончательно смутился. - Дураком меня выставить затеяли? Затейники нашлись…
- Мы разведку вышлем, - невозмутимо заявил Авдеев. И подозвал Ваню Листова: - Вань, слышь, сходи разузнай там сторонкой, аккуратненько, - певица замужем или как?
Ваня весело кивнул:
- Сделаем.
Авдеев проводил его взглядом и проговорил едва ли не с завистью:
- Вот ведь простая душа. Попросили - сделает.
Векавищев сунул руки в карманы, отошел, всем своим видом демонстрируя безразличие. Ему хотелось побыть одному. Послушать, в самом деле, пение. Душевно так получается. И хоть на пять минут избавиться от всех этих назойливых забот, которые долбят голову, точно сумасшедшие дятлы.
- Говорят, дятлы дохнут от сотрясения мозга, - сказал Векавищев в пустоту.
Проходивший мимо Васька Болото глянул на мастера дико, но в разговор вступать не стал. Здесь все с придурью, если не сказать хуже… А которые нормальными кажутся - те вообще сволочи, взять того же Кобенко. Маша-библиотекарша и года с ним не прожила. И не сказать, чтоб счастлива за таким мужем-то была. А теперь Кобенко уезжает, скатертью дорожка. Вот Кобенко - абсолютно нормальный. Ищет, где зарплата лучше и условия проживания человеческие. Ну и жену заодно бросил. За несходство характеров. Пьяный он ей, наверное, не нравится, вот и все несходство характеров. Приспособленец и сволочь, одно слово.
Болото плюнул и выбросил Кобенко из головы.
- Ты мне скажи, Саныч, - обратился Дорошин к Бурову и покивал вослед Андрею Ивановичу, - чего он в бороде ходит, как Лев Толстой?
- Так он и пашет, как Лев Толстой, - рассеянно ответил Григорий Александрович. - Говорит - сбреет, когда первая нефть пойдет.
Друзья обменялись быстрыми взглядами и дальше развивать тему не стали. Хватит на сегодня. И в самом деле - праздник ведь. Хочется и концерт послушать.
* * *
В личной жизни Векавищева все обстояло чуть-чуть сложнее, чем у его друзей. Хотя, в общем, просто ни у кого не складывалось. У того же Авдеева в "багаже" серьезная драма: после посадки жена мгновенно подала на развод. Илья Ильич не осуждал ее. Наоборот, считал, что поступила предусмотрительно. И хоть сидел Авдеев по самой обычной уголовной статье, никаким врагом народа не числился, но бывшая гражданка Авдеева тщательно оберегала свою биографию от любых нежелательных связей.
Ну и что? В Сибири Авдеев встретил Марту. Марта была, как легко понять из ее имени, природной волжской немкой, а в Сибири очутилась… тоже нетрудно догадаться, когда и при каких обстоятельствах. И никого лучше и вернее Марты у Авдеева не было и нет.
Сейчас она ожидала третьего ребенка. Двое старших были мальчики. Авдееву, конечно, хотелось теперь девочку. Впрочем, в этом он открыто не признавался - скорее, намекал, кивая на дочек Дорошина:
- А неплохо, говорят, иметь дополнительных хозяек в доме? Одна у печки, две на подхвате…
Дорошин неопределенно отвечал, что "невесты растут", но в тему не углублялся. Жена парторга, Ольга, была женщиной властной, внешне - красивой, представительной; она заведовала в поселке детскими учреждениями и, если дело касалось детей, бесстрашно шла напролом. Векавищев подозревал, что Макар Степанович слегка опасается супруги. Слегка. Самую малость у нее под каблучком. Впрочем, эта тема вообще никогда не затрагивалась. Строжайший запрет! Строжайший!
Женат и Буров. Вот кого Векавищев, прямо скажем, побаивался, так это Галину Бурову. Избегал любых встреч с ней и разговоров, разве что за общим столом, во время каких-нибудь праздников, рядом окажутся. И то - отвернется и помалкивает. Так - "да", "нет"…
Дорошин это обстоятельство, конечно, заметил. Не парторг, а индеец Соколиный Глаз, про которого Маша всучила как-то раз Векавищеву книжку.
- Ты чего Галины шарахаешься? - строго вопросил Дорошин.
- А тебе какое дело? - ответил Векавищев, сильно смущенный и потому грубый.
- Я слежу за моральным климатом в коллективе, - сказал Дорошин.
- Тебе как - правду сказать или что-нибудь сознательное?
- Говори как есть, - велел Дорошин.
- Галина - слишком интеллигентная, - ответил Векавищев. - Сложная она натура. Как будто в ней дремлют сразу несколько кошек. Вот ты, Макар Степаныч, к кошкам - как?
- Никак… - Казалось, парторг был ошеломлен таким поворотом разговора. - Кошка - она животное. Живет себе, размножается, мышей там ловит…
- Кошка, Макар, тварь непостижимая. Вот она муркает, а вот через минуту уже вцепилась тебе в руку когтями! Вероломно, без объявления войны!
- Ну ты, Андрей, с выражениями осторожнее… Эдак договоришься… - предупредил парторг.
Векавищев только рукой махнул.
- Я к тому, что Галина - существо непостижимое. Плаксивое к тому же сильно жизнью разочарованное.
- Это потому, что детей у нее нет, - предположил Дорошин.
- А ты все знаешь, да? - вопросил Векавищев. - Ты как доктор, любую болезнь сразу определяешь?
- Ага, - сказал Дорошин. - И чуть что - сразу порошки и клизму! Я человек женатый и с детьми, я такие вещи в женщинах сразу распознаю. Гале нужно родить ребенка. Сразу все ее сложности исчезнут.
- Тебе видней, - хмыкнул Векавищев. - Ты свою гипотезу лучше Бурову изложи, а я-то здесь при чем…
- Я тебе, дубина, объясняю, почему у Галины характер портится…
- Да мне все равно, почему у нее что-то там портится, - сказал Векавищев. - По мне так лучше, если Галина будет где-нибудь там, - он махнул рукой, - а я останусь где-нибудь тут.
- Ты неисправимый женоненавистник, - объявил приговор Дорошин и оставил на этот раз Векавищева в покое.
На самом деле - вовремя. Потому что Андрей Иванович чуть было не проговорился. Имелась еще одна, единственная и самая главная причина, по которой Векавищев избегал близкого общения с Галиной Буровой.
Галина слишком уж напоминала его жену.
…Развода они не оформляли. Просто разошлись по разным концам необъятной Родины. Она осталась в Москве, на хорошей должности секретаря при одном из министерств. Вот так. А были студентами - мечтали, что поедут на стройки пятилетки, что будут работать там, где труднее всего…
Когда жена объявила о своем решении остаться, Андрей не поверил собственным ушам.
- Мы же собирались?.. - выговорил он наконец. - Как же так? Ведь ты… я…
- Папа и тебя устроит, - спокойно ответила она. - Ты даже не сомневайся. Я с ним говорила, он положительно обещал. Для него мое счастье - самое главное.
- Счастье? Но какое же тут может быть счастье? - Беспомощным жестом он обвел комнату, где проходил этот последний, мучительный для обоих разговор. Она, впрочем, еще не знала, что разговор этот последний, а Андрей с каждым мгновением видел это все отчетливее. - Не может быть никакого счастья среди этого мещанского быта… Ковры, вазочки… семь слоников на буфете… Я едва могу узнать тебя! Ты…
- Ну хватит, Андрей, - оборвала жена. - Ты как маленький ребенок. Началась взрослая жизнь. И тебе пора понять…
- Я понял, - медленно произнес он, поднимая на нее глаза.
Она даже отшатнулась, таким страшным, незнакомым показался ей этот взгляд. И человека, который глядел на нее так, она едва могла узнать…
- Ты - предательница, - сказал он. - Ты предала все, во что мы верили, что мы любили. Вместе. Ты и я.
- Андрей… - начала было она, но он резко вырвал у нее свою руку.
- Отпусти меня. Я ухожу. Уезжаю завтра. И… прощай.
- Куда ты поедешь? - Она широко раскрыла глаза, все еще не веря, что это происходит на самом деле.
- В Башкирию, как и собирался.
- Возьми хотя бы вещи…
- Обойдусь.
- Ты с ума сошел?