Галина заметила Векавищева и набросилась на него с криком:
- Где он?!
Векавищев показал кивком на палатку.
- Он жив? - люто сверкая глазами, спросила Галина.
Векавищев не знал, что и ответить на такое. Слишком уж силен был напор. Да и Галину Бурову он всегда побаивался. Поэтому бедный Андрей Иванович не придумал ничего лучше, как пожать плечами. Мол, сходи и сама погляди.
Галина оттолкнула его от себя и побежала к палатке.
- Гриша! - закричала она ломающимся голосом. - Гриша!
Буров повернул к ней забинтованную голову. Окровавленный и испачканный сажей, он выглядел ужасно. Но он улыбался.
- Галя! - проговорил он удивленно. - Как ты здесь оказалась?
- На вертолете, - она махнула рукой. - Ты… как?
- Володька где? - продолжал он расспрашивать.
- С Дорой…
- Не плачь, - сказал он, привлекая ее к себе и обнимая. - Ну, не плачь. Все же в порядке.
И тут она заплакала.
* * *
Первый куст на буровой Елисеева был запущен. Георгий знал, что так будет; он видел расчеты и не сомневался в их правильности. Мир цифр, схем, графиков оживал для него. Там, где для других усматривалась лишь возможность, лишь гипотеза, для Елисеева сразу же была уверенность. Он не был идеалистом, свято верящим в схему. Если в расчеты закрадывалась ошибка - это Елисеев тоже видел заранее и всегда умел устранить ее.
Оставался еще неизбежный фактор риска, фактор, не зависящий ни от людей, ни от цифр: особенности природы. Нефть могла повести себя непредсказуемо.
Недавний пожар на бывшей буровой Казанца - тому подтверждение.
Казанец был признан виновным по множеству пунктов: нарушение техники безопасности, приписки, преступная халатность… Он получил три года условно и в тот же день, не прощаясь ни с кем, уехал.
Бурильщики шумно обсуждали это происшествие. Одни считали, что Казанец легко отделался, другие, напротив, утверждали, что хорошего мастера "из-за ерунды" сняли с производства. В бригаде Елисеева всех интересовало мнение мастера, который упорно отмалчивался. Наконец командировали к нему Василия Болото.
Василий вошел и без обиняков спросил:
- Мужики спрашивают: а вы, Георгий Алексеевич, какого мнения насчет… ну, этого… Насчет Казанца. Вы же с ним вроде как… ну… общались.
Елисеев поднял на Болото воспаленные от бессонных ночей глаза.
- Вам что, Василий, заняться нечем? Достоевский вас уже не устраивает - решили устроить "Достоевского" прямо на скважине? Может, нам еще собрание устроить?.. Ну, помните, как в школе: "Суд над Онегиным"…
- У нас не устраивали, - пробурчал Василий, который в школу ходил через пень-колоду, а уроки литературы иг-но-рировал. За что, очевидно, теперь и расплачивается.
- Вот что я вам скажу. - Елисеев понял, что избежать разговоров не удастся. - С Виталием Казанцом я поддерживал ровные отношения. Я не считал правильным собачиться с товарищем по работе. Независимо от того, какое мнение сложилось у меня касательно его морального облика и способа организации труда на своем участке.
- А насчет того, что срок условно?.. - спросил Василий.
- Тьфу ты, я ведь только что ясно вам сказал: я не вмешиваюсь… У меня до черта собственной работы, Василий. Знаете, - доверительным тоном прибавил Елисеев, - я так вымотался за последнее время, что у меня души не хватает даже на собственную жизнь, не то что на чужую. Условно так условно. Черт с ним, с Казанцом. Уехал, говорите? Глаза больше мозолить не будет? Вот и хорошо. И довольно об этом. Такие люди сами себя рано или поздно наказывают…
Он широко зевнул и вдруг заснул, упав прямо на бумаги.
- Понял, - сказал Болото и тихонько вышел.
На следующий день Елисеев как ни в чем не бывало находился уже на вышке. Все шло по плану, и в этом Елисеев усматривал высшую поэзию бытия. Несколько раз ему казалось, что он начал хуже видеть. На пару секунд зрение затуманивалось. Странно. Потому что, в принципе, зрение у Георгия было отличное. Потом он вдруг услышал, как кто-то кричит ему прямо в ухо:
- Георгий Алексеевич, спускайтесь! Спускайтесь с вышки!
- Что-то случилось? - не то спросил, не то подумал Елисеев.
Однако его подтолкнули, и он увидел перед собой лестницу, а далеко впереди - вагончик.
- Идите!.. - кричал голос. - Идите отдыхайте! Все, заработало! Идите выспитесь!
Елисеев ступил на лестницу. Одна ступенька, другая… Впереди все плыло и прыгало. Он стиснул зубы так сильно, что заболели челюсти. "Не упаду же я с вышки, - подумалось ему. - Это, в конце концов, смешно - буровой мастер упал с вышки…"
…Он упал. Но только когда спустился с последней ступеньки. Земля накренилась, и Елисеев потерял сознание.
* * *
Василию Болото пришлось отложить свой отъезд из Междуреченска: Елисеев попал в больницу со странным для рабочего человека диагнозом - "нервное перенапряжение".
"С одной стороны, - рассуждал Болото, - какие у нас могут быть нервы? Нервы - это у тургеневских барышень… С другой - медицина все-таки наука. А Елисеев только по наружности выглядит таким ровным, а в груди у него, может быть, кипят вулканы".
У кого точно кипели вулканы, так это у самого Василия, однако насчет себя он был уверен: перенапряжение нервов ему не грозит. Сейчас буровой мастер из больницы выпишется - и можно будет складывать чемодан. Вещей у Болото было немного, так что уехать он мог в любой момент без долгих сборов. Чем больше километров отделяет его от Маши - тем спокойней на душе.
Елисеев тоже протестовал против своего диагноза, но врач, молодой специалист Марина Вдовина, приказывала ему соблюдать постельный режим. "Я еще поговорю с вашим начальством", - грозилась она.
В первые дни Елисеев просто спал и покорно сносил все уколы и больничную кормежку (усиленное питание). Потом начал протестовать. Его деятельной натуре претило валяться на кровати и пить какао три раза в день.
А тут еще посетители…
Буров, Векавищев и примкнувший к ним Авдеев проникли в больницу во время тихого часа. Вахтер, очевидно, решил, что и для него наступил тихий час - задремал на посту.
- Когда мы ходили на разведку, - шепотом сказал Авдеев своим товарищам, - мы прокрадывались вот так…
Он прошел мимо вахтера на цыпочках… и выронил сверток с апельсинами. Буров прикусил губу, чтобы не расхохотаться. Бывалый фронтовик нимало не смутился. Подобрал апельсины и уставился на вахтера. Тот, словно загипнотизированный взглядом Авдеева, послушно захрапел. Авдеев торжествующе обернулся на своих спутников. Векавищев показал ему большой палец в знак полного одобрения.
Им выпал редкий случай, ни о чем не беспокоясь, подурачиться, словно они были мальчишками…
Елисеев находился в палате один. На тумбочке возле его кровати лежало несколько книг - детектив "По остывшему следу" и еще что-то… Елисеев читал газету и отчаянно зевал.
При виде посетителей он бросил ее на пол и улыбнулся.
- Ну что, больной, - бодро заговорил Буров, подходя к кровати, - как мы сегодня себя чувствуем?
За его спиной Векавищев и Авдеев давились от смеха. Буров положил на одеяло апельсины.
- Витамины, - провозгласил он. - Витамины - путь к выздоровлению. Читал в одной брошюре, пока сидел в приемной родильного дома.
- Григорий Александрович! - взмолился Елисеев. - Заберите меня отсюда. Меня скоро залечат до смерти. Эта молодая докторша, она же на мне эксперименты ставит.
Авдеев засмеялся громче.
Буров вздохнул с мечтательным видом:
- Эх, мне бы вот так на недельку в больницу… Райское житье, Георгий! Лежишь себе, газетки почитываешь, а красивые девушки в белых халатах приносят тебе прямо в постель завтрак, обед и ужин!..
- Ага, и ставят уколы, - жалобно прибавил Елисеев. - И еще кровь берут на анализ.
- А ты что же, боишься анализов крови? - изобразил удивление Авдеев.
- Не боюсь, а терпеть не могу, - ответил Елисеев.
- Саныч, тут койка свободная, - сказал Авдеев. - Можно, я тоже полежу полечусь?
- Дурдом, - сказал Векавищев. - Один на работу рвется, а его лежать заставляют. Другой в больницу просится, а ты его на работу гонишь. Кто ты после этого, Гриша? Тиран и деспот.
- Надо будет сходить к главврачу и попросить для Георгия усиленного питания, - сказал Буров, сам не зная, что задел больное место. - А то они и вправду нашего больного здесь окончательно уморят. Посмотрите только, товарищи, какой он худой.
При словах "усиленное питание" лицо Елисеева изобразило страдание.
- Я же говорил, надо было сало брать, а вы: "Апельсины, витамины!" - вставил Авдеев.
- Как на буровой? - спросил Елисеев.
- Работает. Тебя ждут. Приветы передают, - ответил Векавищев.
- Болото справляется?
- Вполне.
- Все, не могу больше лежать! - Елисеев забился на кровати, как рыба, выброшенная на берег.
Привлеченная звуком голосов, в палату зашла врач - Марина Вдовина. Та самая, молодой специалист. Буров сразу же отметил некое внутреннее сходство между нею и Елисеевым: оба фанатично были преданы своему делу, оба верили в науку и новейшие методы и технологии. И еще оба они были молоды и красивы. Впрочем, сейчас привлекательное лицо докторши портила сердитая вертикальная морщинка между бровей.
- Что здесь происходит? - вопросила она, гневно взирая на нарушителей больничного распорядка. - А ну, марш из палаты!
Авдеев широко, развязно улыбнулся:
- Такая красавица - и ругается. Нельзя, милая. Замуж не выйдете.
- Плохое настроение - путь к раннему старению, - подхватил Буров.
- Товарищи, выйдите, пожалуйста, и подождите меня в коридоре, - с нажимом повторила Вдовина.