* * *
Ольга Дорошина со своей ближайшей помощницей, тетей Машей, стояла посреди только что построенной теплицы. Внутри стеклянных стен был создан особенный мир. Все здесь было не таким, как снаружи: и свет, и влажность, и температура воздуха. В углу лежали мешки с грунтом. Предстояло наполнить ящики, аккуратно расставленные на невысоких столах из неоструганных досок. Натянув рабочие рукавицы, Ольга оглядывала свое царство. Она была по-настоящему счастлива. Ольга Дорошина любила свое дело. В Ленинграде она посещала Музей почвоведения. Чем для мечтательных девушек с филологического факультета были сонеты великих поэтов, тем для Ольги Валерьевны были пробирки с разными образцами почв. Ее восхищала способность земли давать урожай. Уехав с Макаром Степановичем в Сибирь, где земля, казалось, способна была рождать только нефть, Ольга не жаловалась: знала, на что шла. Она была верной подругой своему мужу, жила его жизнью. Но когда настало время и Ольге выпала возможность вернуться к любимому делу - только тогда она почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Тетя Маша воспринимала происходящее не так глубоко и эпохально, но тоже, в общем, была рада "покопаться в земличке".
С объекта уже ушли все добровольные помощники (в воскресенье кое-кто вышел продолжить субботник). Остался только водитель Вадим Макеев, которому предстояло увезти женщин домой, когда они закончат работу. Он, не скрываясь, широко зевал - рано встал, возился все утро…
- Ольга Валерьевна, я пока в машине посплю, - попросил он. - Или помощь моя еще требуется?
- Нет, справимся теперь сами, - улыбнулась Дорошина. - Иди отдохни, Вадим. Тебе еще баранку крутить.
Он забрался в кабину, не закрывая дверцы, и почти сразу закемарил. Минут через двадцать его разбудил громкий, уверенный голос:
- Слышь, мужик, а че у тебя колесо спустило?
Водитель вздрогнул, высунулся из кабины:
- Где?
В этот миг его обожгло, а потом, после нескольких секунд недоумения, боли и, наконец, страха, мир для Вадима погас.
Двое подручных Койва действовали молча, слаженно, как хорошо отрегулированный механизм. Один ударил водителя ножом, сразу в сердце - насмерть, другой помог вытащить его на землю. В кабине обнаружилась канистра с бензином. Это было кстати: бандиты подхватили канистру и тело убитого ими человека и подбежали к теплице.
Ольга Дорошина и тетя Маша увлеченно сыпали грунт в ящики и обсуждали новый сорт помидоров: плоды маленькие, но очень красные. "Чем красней, тем больше витаминов", - высказывала предположение тетя Маша. Ольга смеялась, но не возражала - у нее было слишком хорошее настроение.
Зазвенело стекло, что-то тяжелое влетело в теплицу и упало посреди "грядок". Затем, почти без перерыва, в разбитый проем бросили второй предмет, и мгновенно, взревев, поднялась стена огня.
Женщины закричали, бросились к двери, однако бандиты подперли дверь снаружи поленом. Лопались над головой стекла. Ольга пыталась выбить окно теплицы, но стекло было слишком толстым. А Ольга ослабела почти сразу, она глотнула дыма, и руки у нее тряслись. Тетя Маша без сознания лежала на полу. Пламя кружилось над темным предметом, в котором Ольга вдруг узнала водителя - Вадим был мертв, и огонь пожирал на нем ватник, плясал на его лице…
Ольга лишилась чувств.
Пламя, пробив себе путь сквозь потолок теплицы, вырвалось столбом к небу…
* * *
Двое на угнанной машине добрались до города Медынска - ближайшего, после Каменногорска, где имелся аэродром. Касатонов просчитал эту вероятность: на всех маленьких аэродромах поблизости от Междуреченска были устроены засады. Буров, в пятнах копоти, страшный, сидел у себя за столом в управлении и молча смотрел в стол.
Он вернулся с пожара пару часов назад и с тех пор удосужился только обтереть лицо носовым платком. Копоть не стер - только размазал грязь.
Пожар увидели издалека, и Дорошин первым сообразил, что именно горит. О том, что творилось с Макаром, Буров боялся даже вспоминать. Парторг, всегда сдержанный, осторожный в высказываниях, всегда сердечный и не терявший самообладания ни при каких обстоятельствах, вдруг изменился до неузнаваемости: его лицо исказилось, покрылось старческими морщинками, сделалось влажным от слез и пота и странно задергалось. Дрожащими губами он мог произносить только одно:
- Оля!.. Оля!..
Буров встряхнул его, чтобы привести в чувство. Зубы Макара Степановича лязгнули, в глазах мелькнуло осмысленное выражение, но тут же исчезло, сменившись прежним ужасом.
- Оля!.. - пробормотал он.
- Уже едут, - сказал Буров сквозь зубы. - Туда уже едут. Вытащат. Спасут. Слышишь меня? Макар! Ты слышишь меня?
- А что я девочкам… скажу… - прошептал Макар.
- Ты парторг или нет? Ты коммунист, Макар! - заорал Буров. - Что ты раскис, как баба! Если жива - спасут! Слышишь? И гадов этих… их найдут! Расстреляют! Ясно?
Макар Степанович безвольно кивнул. Буров оставил его на месте и уехал к пожару на мотоцикле.
Он мчался по бездорожью, веером поднимая жидкую грязь. В голове стучало: если они погибли… тетя Маша… Оля Дорошина… Война давно кончилась, а люди погибают…
Авдеев был на войне. Авдеев знал это как никто другой.
Но Авдеева здесь нет. Буров был наедине с собой. Долгих двадцать минут.
А потом он прибыл к теплице. Там уже работали пожарные. Среди осколков стекла - прекрасного стекла, административный шедевр Клевицкого! - черного, покрытого радужной пленкой, - валялись разломанные ящики. Земля рассыпалась - драгоценный грунт. И в этом грунте было тело. Скорченная рука в обгоревшем рукаве ватника.
У Бурова перехватило дыхание. Он глянул на пожарного, стоявшего поблизости. "Кто?" - беззвучно спросил Григорий Александрович.
- Вадим Макеев - водитель, - сказал пожарный, поняв вопрос. - Сейчас рано что-то говорить, милиция разберется, но его, по-моему, сперва ножом пырнули, а потом сюда бросили, в теплицу.
- Он уже мертвый горел? - спросил Буров. Голос у него появился, но какой-то сиплый, срывающийся.
- Да, - сказал пожарный. В глазах его вдруг появилась боль. - Скажите мне, Григорий Александрович, для чего такое делать?
- Не знаю, - сказал Буров. - Не знаю… А где?..
- Ольга Валерьевна - там, на носилках. Ищем тетю Машу.
Он обвел руками пепелище. Буров покачал головой. Он отказывался верить увиденному. Как будто тысячу лет назад был вчерашний день, когда светило такое веселое солнышко и люди радостно вышли на субботник - строить теплицы, чтобы были в Междуреченске свои овощи и фрукты круглый год.
Буров прошел за развалины. Там действительно были расстелены на земле носилки, и на них, укрытая чьим-то ватником, лежала Оля Дорошина. Строгая красота Ольги Валерьевны производила особое впечатление среди разрушений и смерти. Лицо ее не пострадало, его даже обтерли от грязи. Она была бела и прекрасна, как статуя.
Когда Буров наклонился над ней, Ольга прошептала:
- Макар…
- Макар переживает, - кивнул Буров. - Но я обязательно скажу ему, что вы молодец, Ольга Валерьевна.
- И девочкам…
- Конечно, Оля. Лежите спокойно. Скоро уже приедут за вами. Вам надо в больницу.
- Тетя Маша…
- Ищут.
- Тетя Маша… - По щеке Дорошиной скатилась слезинка.
- Ее найдут, Ольга Валерьевна. И я сразу же передам вам все-все о ее состоянии. Не беспокойтесь.
Ольга чуть качнула головой и закрыла глаза.
- Тетя Маша…
- Нашли! - раздался громкий крик со стороны теплицы.
Буров вздрогнул, приподнялся, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Ольга с земли внимательно следила за ним.
Пожарные вытащили тетю Машу из-под упавших деревянных конструкций. Тетя Маша сильно пострадала - вся левая рука в ожогах. Но хуже всего было то, что она надышалась угарного газа.
- Жива! - донесся голос.
Ольга заплакала сильнее.
Зашумел мотор - прибыла машина, чтобы везти обеих пострадавших женщин в больницу. Буров оседлал свой мотоцикл и вернулся в управление. Макар Степанович пил какие-то таблетки - от головной боли и от сердца. Дыша аптекой, он страдальчески уставился на Бурова.
- Оля в больнице, - быстро проговорил Буров. - Тетя Маша тоже. Убит водитель. Теплица сгорела к чертовой матери. Не знаю, что там можно спасти. Может, землю соскрести…
Макар сдавленно вскрикнул, как подстреленная птица, и побежал к выходу. Он бежал кособочась, приволакивая ногу. Касатонов проводил его взглядом.
- Надо же, как за жену переживает…
- Ольга моложе Макара. Очень красивая, умная, властная женщина. Мать двух детей, - объяснил Буров. - Макар в ней души не чает. И она заслуживает этого.
Он подумал о собственной семейной ситуации и поджал губы. Нет, о Галине сейчас лучше не вспоминать. Уехала - и уехала. Скатертью дорога. Ольга Дорошина - вот верная боевая подруга, настоящий товарищ. Такой должна быть советская женщина. Такой, а не… эгоисткой, которая вся погружена в собственные переживания.
И довольно о Гале. Довольно.
Он взял со стола таблетки "от сердца", которые бросил Дорошин, и проглотил сразу две штуки.
Касатонов покачал головой:
- Не привыкайте к таблеткам, товарищ Буров. Столько всего… от всего таблетку не найдешь.
- Не от всего, так хоть от чего-то, - сказал Буров. Он уселся за стол и посмотрел на Касатонова. - А от того, что я видел возле теплицы, только одна таблетка, товарищ Касатонов: возьмите этих гадов… и расстреляйте.
Касатонов безрадостно улыбнулся.