5
Васька жил на окраине, практически за городом – в поселке Комсомольский; добираться до него и в прежние времена было морокой, а теперь, когда автобусы почти перестали ходить, – и подавно.
Людей на остановке собралось много, и, от нечего делать, они ругали власть, мафию и вообще жизнь. Александр Сергеевич держался в сторонке, рассеянно слушая эту обывательскую ворчбу, и ощущал рядом, совсем рядом, присутствие "Макарова" – Александр Сергеевич заткнул его за пояс брюк. Настроение было хорошее, Макаров соскучился по Ваське, человека добрее него он не знал и даже представить себе не мог, к тому же были у него две цели: одна – явная, другая – тайная.
Первая цель – одолжить у Васьки денег, десять тысяч, и отдать их Наташе – вместо тех, что нес он с памятной презентации домой и не донес, и за что все-таки грызла его совесть.
Вторая же цель заключалась в том, чтобы побольше узнать у Васьки про пистолет "Макаров", про его достоинства, а может быть, и недостатки. Васька воевал в Афганистане и в оружии конечно же разбирался.
Когда мимо автобусной остановки проехал роскошный длиннющий лимузин, народ замолк, провожая его удивленным взглядом.
– Фунтов, – сообщил кто-то, но все и так знали, что это машина Фунтова.
– А тут стой, – проворчала пожилая тетка и громко высморкалась.
Но лимузин вдруг остановился и стал сдавать назад, задняя дверца открылась, и спокойно и важно выбрался на белый свет Фунтов – большой, ухоженный, красивый. На нем была длинная расстегнутая шуба, под ней дорогой костюм-тройка, толстая золотая цепь на животе, в руке он держал трость с большим серебряным набалдашником. Народ заробел и подобрался.
– Мир вам, люди добрые! – пробасил Фунтов и поклонился в пояс.
– Здравствуйте, Савва Тимофеевич, – отозвались из толпы несколько человек – испуганно и подобострастно.
– Савелий Тимофеевич, – поправил Фунтов и, глянув на небо, поделился: – Жарко…
– Так вы бы сняли шубу-то, – весело и бесстрашно предложила какая-то женщина.
– Я бы снял, да боюсь, упрут, – пошутил Фунтов и рассмеялся первым, а вслед за ним рассмеялись и все. – Как, думаете, упрут? – смеясь, спросил Фунтов.
– Упрут, ох упрут! – смеясь, отвечал повеселевший остановочный народ.
– Что, не ходят автобусы? – спросил Фунтов, став вдруг серьезным, и народ в ответ мгновенно посерьезнел.
– Не ходят, проклятые!
– Ждем-ждем, ждем-ждем! – перебивая друг друга, стали жаловаться люди, но Фунтов поднял руку, и народ затих, приготовившись слушать.
– Поправим и это дело, – спокойно и уверенно сказал Фунтов. – Я закупил для нашего города во Франции партию автобусов, скоро вы их увидите…
– Спасибо, Савелий Тимофеевич, – обрадованно благодарил Фунтова народ, а Макаров в это время вздыхал, морщился и поглядывал по сторонам, надеясь сбежать, пока не поздно, хотя было конечно же поздно: Александр Сергеевич понимал, что Фунтов остановился из‑за него.
– Кого я вижу! – воскликнул в этот момент Фунтов и, разведя руки для объятия, пошел на Макарова. – Наш лучший поэт! Наша гордость! Наша надежда! – говорил Фунтов на ходу и, подойдя, крепко обнял Макарова и трижды – смачно и громко – расцеловал.
Народ смотрел на Макарова с интересом и некоторой завистью. Александр Сергеевич покраснел от смущения. Фунтов довел Макарова до машины, усадил на заднее сиденье и, прежде чем сесть рядом самому, обратился напоследок к народу:
– Простите, люди добрые, но всех взять не смогу. Машинка у меня, сами видите, маленькая.
Остановочные отозвались и на эту шутку смехом, правда не таким веселым и дружным, как прежде.
– А поэта надо подвезти. Поэт в России – больше, чем поэт! – Фунтов развел руками, мол, ничего с этим не поделаешь, и сел рядом с Макаровым.
– Какой все-таки у нас народ… доверчивый, – поделился своими мыслями задумавшийся Фунтов. – Семьдесят лет дурили ему голову, семьдесят лет обманывали, а он все равно верит. Верит!
Макаров покосился на своего мецената и осторожно спросил:
– Значит, вы не купили автобусы?
– Купил не купил, какая разница! – поморщился Фунтов. – Автобус – что? Железяка! Я дал им надежду. А надежда – вещь великая, вы, как поэт, должны меня понять! Далеко ли собрались?
– В поселок Комсомольский, – ответил Макаров, глядя вперед.
– К даме сердца? – допытывался Фунтов.
– К другу.
Фунтов засмеялся:
– А друга зовут Сальери?
– Его Васька зовут, – не согласился Макаров, но Фунтов не слушал, продолжая развивать свою мысль:
– Что ж, у каждого Моцарта должен быть свой Сальери…
Макаров с трудом сдерживался, чтобы не вспылить, но, к счастью, запищал мобильник, и Фунтов взял трубку.
– Я… Это вы ему сказали? А он что? Так и сказал? Убирайте. А что Джохар? Плевать я хотел на Джохара. Я сказал – убирайте! – прорычал Фунтов, отбросил телефон, поднял глаза вверх и размашисто, с чувством перекрестился.
Остаток пути они провели в молчании.
Александр Сергеевич чувствовал себя у Васьки как дома, а иногда, когда уставал от детей и Наташи и на несколько часов сбегал к другу, даже лучше, чем дома. Он сидел на старом, продавленном уютном диване и отдыхал, разглядывая знакомые стены, увешанные многолетней давности календарями, почетными грамотами, праздничными открытками, фотографиями родных и близких – всем, что можно прикнопить или приклеить к стене. Центральное место в этой трогательной экспозиции занимал большой типографский плакат, на котором можно было с трудом различить фотоизображение Макарова. Крупными буквами на плакате было объявлено о творческом вечере поэта А. С. Макарова в ДК им. Свердлова.
С улицы донеслось рычание трактора, хлопнула одна дверь, потом вторая, и в комнату вошел Васька.
Он глянул на Макарова, развел руками и проговорил расстроенно:
– Тракторист – пьяный, как уж! Он мне так траншею вырыл, что придется, наверное, трубы гнуть.
– Ты что, водопровод проводишь? – поинтересовался Макаров.
– Угу, – кивнул Васька.
– А зачем тебе водопровод?
– Ну как… – растерялся Васька.
– Ты, может, жениться собрался?
– Жениться? – удивился Васька. – На ком?
– Ты не дашь мне десять тысяч? – неожиданно спросил Макаров.
– Десять? – Васька задумался. – Десять у меня как раз и осталось. Конечно. Слушай, ну как там Оська, не заговорил?
– Готовится. – Макаров поднялся и посмотрел на Ваську, а Васька посмотрел на Макарова. Возникла пауза, знакомая всем или почти всем мужчинам, нарушаемая обычно одним и тем же предложением.
– А может, выпьем немножко? – храбро предложил Макаров.
Васька глянул на него испуганно:
– Я Наташе обещал, после той нашей с тобой встречи…
– Он Наташе обещал! – возмутился Макаров. – Она что, твоя жена?
– Нет, твоя.
– Ну вот. Что я, в конце концов, не могу выпить с другом? Но если не хочешь – не надо.
– Почему не хочу? – Васька испугался, что Макаров сейчас уйдет. – Почему не хочу, Сергеич… – Васька называл Макарова только так, уважительно-доверительно, хотя сам был на год старше. – Почему не хочу, Сергеич, – повторил он задумчиво и сообщил: – Только у меня спирт. Я его для тракториста приготовил, а тот уже готовый приехал.
– Спирт так спирт, – равнодушно пожал плечами Александр Сергеевич. – Мы же по чуть-чуть… Спирт, он даже, говорят, полезный… для желудка…
– А что у тебя с желудком? – встревоженно спросил Васька.
– С желудком? – удивился Макаров. – Ничего.
– Я смотрю, ты его трогаешь все…
Но Макаров трогал не желудок, а, сам того не замечая, пистолет, прикрытый свитером.
– Здесь не желудок, – сказал он и опустил руку.
– А что? – допытывался Васька, готовый сейчас же, здесь же лечить Макарова, пока у него не пройдет.
– Ничего. – Макаров нахмурился, понимая, что, как и Наташе, он никогда не признается Ваське в том, что купил пистолет.
В прошлом году в нашем городе все еще пили спирт, находя это не только выгодным, но даже и полезным, тренирующим мозги, так как в процессе его приема внутрь приходилось все время считать, потому что пятьдесят граммов спирта соответствовали ста двадцати граммам водки, это если не разбавлять, а если разбавлять, то подсчеты становились еще сложнее – и все это почему-то не обременяло, а увлекало и даже вызывало к себе уважение, потому что это было уже не пьяное застолье, а дело, почти работа, трудная, но любимая.
Чтобы не ошибиться в расчетах, Васька взял линейку и провел по бутылке фломастером красную черту, ниже которой опускаться не следовало, и лишь потом налил спирт в старые граненые рюмки. Друзья чокнулись, глянув друг другу в глаза радостно и преданно, выпили разом, задохнулись, крякнули, быстро закусили квашеной капусткой и расслабленно затихли.
– Слушай, – заговорил Макаров, заходя издалека. – Расскажи мне про Афган! – Он никогда не спрашивал об этом Ваську, считая случившееся с другом несусветной глупостью и по большому счету не интересуясь этой темой.
Васька удивился и улыбнулся растерянно:
– А что рассказывать, Сергеич, ты газеты читаешь?
– Нет.
– Зря. А то там все правильно пишут: грязная и позорная война.
Макарову ответ не понравился.
– А ты что же, этого не знал, когда по своей воле туда поперся и даже со мной не посоветовался?
– Знал, конечно, – кивнул Васька и опустил виновато голову.
– Ну?! – требовал ответа Макаров.
– Неудобно было, – пробормотал Васька, не поднимая головы.
– Перед кем? Перед кем неудобно было?!
– Перед теть Ниной. – Васька поднял голову.