Огромные залы "одноруких бандитов", тогда незнакомые нам. И я не знаю, как ими пользоваться. У нас ведь такого нет. Спрашиваю подвернувшуюся негритянку: как? Она объясняет без слов, "делай, как я". Опускаешь монетку, за ручку дергаешь, крутятся барабаны и если подобные фигуры на одной черте…Я дергаю ручку, и всё получается сразу, фигуры на черте. И что? Дергаю ручки. Ничего. Ищу негритянку. Оказывается, фигуры не на черте, а под ней. Бросаю ещё и ещё. И вот, наконец, на черте выстроились овощи. Ворочаю рычагом и 15-франковые монеты с грохотом высыпаются в лоток. Ура! Получается несколько раз. Рядом останавливается "толстый ребёнок", наш сопровождающий из Главкосмоса – паразитной организации, наш натуральный "кот-бегемот". Видит, как сыплется серебро, и говорит: "Вот вы и богатый человек". И пропадает с горизонта. Но мне не до него.
Однако время кончается. Нам отвели на всё про всё – двадцать минут. Спешу в вестибюль. По вестибюлю бродит переводчица. Узнаю от неё, что остальные двинулись в казино, но там нужен документ и плата за вход. Никто не хочет платить, и все вернулись сюда. Нам дополнительно даётся двадцать минут.
Возвращаюсь в зал. Место занято. Сажусь за другую стойку, но там мне не везёт. Но вот прежнее место освобождается. Однако деньги, выделенные мною на игру, закончились и я беру из выигрыша. Мне снова везёт. Под дождь новеньких монет звучит команда уезжать. Я в выигрыше.
Монеты не успеваю обменять. С карманами, полными монет, сажусь в автобус. Конечно, многие пробовали играть, и шеф громогласно спрашивает нас: "Кто-нибудь выиграл?" Мне бы промолчать, а я кричу, словно лягушка-путешественница: "Да, это – я".
Автобус весело бежит у самой кромки моря, где пальмы, виллы наборами красоты. Вот он сворачивает резко в сторону, к месту последней экскурсии. Нас привезли на парфюмерную фабрику – Parfumerie Fragonard.
Фрагонард – маленький приморский городок, как и мы, по сути своей, режимное предприятие со своими секретами. Но у нас они – ракетные, а здесь скрываются тайны духов. Вся гигантская индустрия с известными именами, магазины с хрустальными флаконами и громкие имена – всего лишь витрина нескольких заводиков с старинными медными кубами выпаривания и перегонки, производства известных духов. Здесь трудятся исключительные носы, композиторы ароматов. Внешне выглядит скромно: составы под номерами в металлических сосудах, из которых труднее улетучиваться запахам. А дальше реклама и всемирный звон, что так похоже на нас.
Ходим притихшие вокруг столов маленького магазинчика, где исходная продукция в изумительных исходных корзинках с торчащей соломой, будто случайной, от которой всё выглядит симбиозом чуда и красоты. Ненавязчивой, незаконченной и может ли быть законченной красота? Как в музее, все смотрят и мне не остаётся иного, как закупить это великолепие. Глаза Соньки искрятся, напряжены глаза Таисии. Им просто не терпится ждать, когда всё это им будут дарить? И я дарю, но не им, француженкам-переводчицам, а это для наших выглядит вызовом.
Потом мы едем к себе, кромкой берега, мимо Болье на мыс Ферра. На меня наши не глядят. Finita la comedia. По дороге я думаю, как не похожи мы. Окружающие… где они выросли? С комплексами, которые трудно удовлетворить. Ради них они пойдут на всё и переступят через всех на узкой дорожке. Пусть. А мои приятели и друзья? Разом переориентировались, как молекулы в насыщенном растворе при кристаллизации. Тошно смотреть. И удивительно. Как они успели разом повернуть, словно стремительная стая рыб? То плыла эта стая со мной в одном направлении, а теперь с шефом – в противоположном.
Русских всегда везут в конце концов в Carrefour – гигантский универсальный магазин на дорожном перекрёстке, где решаются все коммерческие проблемы. Везут нас и в этот раз. Запомнились два обстоятельства. Потерял голову майор Колоницкий из Звёздного городка. Он носился то с мультисистемой, то с видеокамерой, бормоча, не в силах выбрать и повторяя в уме возможные варианты. Не мог он представить, что на выданные командировочные (до этого он их и деньгами не считал: выдали и выдали) можно купить вещи, вчера недоступные, а теперь, очевидно же, ставшие необходимыми. И он бегал по магазину, складывал и вычитал, и пришлось его чуть ли не связывать и в автобус загонять, но и там он всё вздрагивал и бормотал. Все уселись, но нет Соньки и Таисии и, конечно, вместе с ними шефа и Грымова.
Все приучены, дисциплинированны и начинают вспоминать, как бродила Сонька сперва притихшая среди вещевого мироздания, брала в руки разные вещи, рассматривала, со вздохом возвращала. Все сидели и ждали и даже вымуштрованные шоферы-французы начали роптать и повторять, что так нельзя и нужно уважать остальных. Но нашим парам было наплевать. Они вели себя так, как вели себя после новые русские, с той только разницей, что у нуворишей карманы были полны, а здесь возможности были командировочные и приходилось мучаясь выбирать.
Конечно, женщинам нужно было не только себе выбирать, но и помогать попутчикам. Ведь только их расположение позволило им оказаться здесь и всем воспользоваться не за свой, за государственный счёт.
Наступил, наконец, заключительный здешний день, когда на прочее места уже не оставалось. Разбудили нас рано. Раннее утро, серое в неприглядности. Таисия с озабоченным лицом пересчитывает чемоданы. Люди второго плана, заметно отличающиеся от тех, кому играть следующий акт. Последний подъём к автобусу. Шеф, пыхтящий с огромным чемоданом. Я предлагаю помощь, и шеф небрежно соглашается. Теперь мне приходится попыхтеть. Чувствую себя униженным и полагаю объясниться в дороге. Мрачен сегодня наш шеф – клоун свободной деятельности, доктор околовсяческих наук, академик традиций Григория Распутина, как говорили в детстве – профессор кислых щей. Однако при всём при этом он – вершитель наших судеб. Увы, это так, от этого никуда не денешься. И что поделаешь, если мир жаждет отличий, регалий, внимания. А он творец собственной судьбы. Он сам себе всё организовал – заслуги, почести, звания. И если выпустить энциклопедию "Дал-взял" с ясными правилами "На брюхе к успеху", шефу по силам вписать в неё большую определяющую главу.
К чему разжигать в себе страсти? Их можно в зародыше погасить. Прийти вечером к шефу с бутылкой, с идеей и тщательно всё обговорить. Но нет уже времени для таких вечеров. Время закончилось. Разве что в дороге отыщется десять минут? Дорога у нас – длинная, и я повторяю про себя свою умную речь, пока шеф беседует с Хустовым. Он просто не видит моих стараний, да и меня самого. Я не попал пока в его поле зрения или вне его принципа "Ты меня уважаешь?" Я не учёл его слабости. И, может, не слабость это, а моё непонимание. Ведь есть серое пятно на паутине, невзрачное, что кажется оно свидетельством неумения или небрежности, а на деле оказывается сложной системой микроотражателей и является совершенным сигнальным устройством ловчей сети. С виду всего лишь пятно. Я повторял свою речь про себя и мучился, а за минуту до прибытия в Марсель шеф, наконец, сказал: "Давай".
Но что "давай?" Я всё-таки уважаю себя и как объяснить мои надежды за пару минут? И вот показалась уже золочённая фигура Мадонны-Спасительницы на высокой горе, и гидша-переводчица заверещала в микрофон. Мы покатили по узким марсельским улицам в сторону гавани, свернули на улицу Каннобьер и остановились у пакгауза, и по всему сделалось ясно, что время разговоров закончилось.
Я и сам понимал неуместность деловых разговоров. В какие годы мы окажемся в этих местах? Ведь рядом Арль с известной признанной красотой арлезианок, Камарг – прапрародина ковбоев, прославленный Тараскон. Всё это нам, конечно, не увидеть, хотя оно тут, под боком, рядом, в каком-нибудь часе езды. Как локоть, что рядом, а не укусишь.
Куприн писал о марсельской прибаутке: "Если бы в Париже было что-нибудь похожее на улицу Каннобьер, то это был бы маленький Марсель". Мы ехали вдоль порта к заливу, чтобы увидеть с берега замок Иф. Доехать до берега не удалось. Сопровождающие спохватились, что времени к самолёту – в обрез. Из припортового калейдоскопа мы долго видели парящую над домами Notre Dame de la Garde и сияющую над куполом фигуру Пресвятой Девы – покровительницы моряков.
Святая дева, помоги. Но в чём? Сделанное забыто. Интересует несделанное. Подводя итоги, мы копались во вчерашнем дне. А был и сегодняшний. Поезд новых проектов стартовал с местного перрона и пока ещё набирал ход. Он двигался в будущее, в котором мы не обязательны.
Борьба с начальством по смыслу близка к форме богохульства. Бесполезно в небо плевать: всё возвращается. В Марселе мы прощаемся. Счастливчики едут в Биарицц: шеф, кагебешник, Таисия… Я им завидую. О Биарицц – город мечты из литературы: Брет, Фиеста, Хемингуэй. Всё всколыхнулось во мне. Набоков, Стравинский, да мало ли. Попасть в этакое недоступное место мечтаешь всю жизнь… "Знаковое место". Для того, чтобы чувствовать его особенность, нужно носить его мир в себе. А они отправляются туда холодные и равнодушные, для них мёртв и мир окружающей красоты. А мне отправляться теперь домой отсюда, откуда всего "два шага" до мира волшебных снов.
Марсель окрашен для меня светом несправедливости. У портового пакгауза расходятся наши пути, причём, как выяснилось, бесповоротно.
Любопытно появление на свет стрекозы. Из гусеницы, призванной ползать, не поднимая головы, из шкурки её, оболочки, скафандра выбирается что-то уродливое: непохожее, влажное, липкое. Куда, зачем? Чему призвано оно служить? Но вот обтёрлась чуть-чуть, обсохла и вот полетела на хрупких крыльях чёрт знает куда. А куда? Куда приказал инстинкт.