* * *
Аня нарушила молчание, когда мы уже шли по чердаку к крыше. Пробираясь через темное и тесное помещение, я пару раз споткнулся и один раз чуть было не растянулся во весь рост. Аня посоветовала мне включить подсветку на мобильнике, используя его в качестве фонарика. Сама она легко ориентировалась в окружающем пространстве, без труда обходя препятствия, возникающие на пути.
Солнечный свет показался неожиданно - я даже прикрыл глаза с непривычки. Аня уже стояла с той стороны и махала мне рукой. Я переставил ногу на стропила, чуть подтянулся и оказался рядом с ней. На крыше.
Картина была впечатляющей. Крыши домов, словно кусочки мозаики, вместе составляли огромное ржаво-железное полотно с буграми и впадинами, усеянное отростками - трубами и антеннами. Город раскинулся вдаль и вширь. Слева был заметен шпиль Адмиралтейства, справа - крест Казанского собора, сзади виднелся купол Исаакия. Я сразу же вспомнил Анину фотографию.
- Ты фотографировалась где-то здесь?
Аня кивнула.
- Да. В паре крыш отсюда, - сказала она.
Я с минуту стоял, вглядываясь в окружающие меня виды.
- Красиво. Очень красиво, - сказал я. - А почему надо было идти молча? Нас могли услышать?
- Да нет. Считай это данью традиции. - Аня оглядела меня. - Ты в порядке?
- Да.
- Тогда идем. Постарайся держаться рядом.
Аня пошла вперед, по направлению к Невскому, я за ней. Железо под ногами вдавливалось с характерным звуком. Я поравнялся с Аней.
- И часто ты так гуляешь? - спросил я.
- Пару раз в месяц выбираюсь. Когда теплая погода. Летом - чаще.
- Одна?
- Нет. Обычно - с сокурсниками.
- А я последний раз был на крыше, когда еще в школе учился. Но у нас особо не разгуляешься. Дома расположены далеко друг от друга.
- А у нас весь центр можно обойти поверху. Разве это не здорово?
- Здорово, - согласился я.
Солнце сбавило жар, наступал вечер. Я вспомнил, как ждал Аню на площади. Кажется, что это было совсем недавно. Или очень давно. Как быстро летит время - или не летит.
Мы обошли пару труб и антенну. Поверхность крыш стала еще более пологой. Но Аню это нисколько не смущало. Она шла, не сбавляя шаг.
- Вот здесь настоящая тишина, которую я люблю, - сказала она. - На улицах толпы, а тут - почти никого.
- Мы здесь одни?
- Если присмотреться, можно разглядеть отдельных людей. Кто-то загорает, кто-то вино пьет. Много парочек. Но никто друг другу не мешает. Даже наоборот - есть ощущение единения. Как будто мы все являемся хранителями большой тайны.
Мы оказались у стыка двух крыш, одна из которых была на метр ниже другой. Зазор был небольшим, но заметным. Я повернулся к Ане, чтобы предложить помощь: но Аня сама легко и изящно спрыгнула с одной крыши на другую.
- Ты никаким спортом не занимаешься? - спросил я у Ани, когда мы преодолели очередной стык.
- Нет. Если не считать за спорт танцы дома перед зеркалом. Хотя в школе мне прочили блестящее спортивное будущее: я хорошо бегала.
- Спринтер?
- Стайер. Я из тех, кто долго запрягает. Типичная провинциалка.
В ее словах была обаятельная самоирония. О своих слабостях Аня говорила непринужденно, так, что сомневаться не приходилось: ее недостатки - продолжение достоинств.
Мы шли, спускаясь и поднимаясь, огибая трубы, антенны, выступы - и мне ни разу в голову не пришло спросить Аню, а куда мы собственно идем. Здесь, наверху, ощущение времени и пространства было совсем другим. На высоте цель растворялась, а бесцельность, наоборот, обретала важный смысл.
Перед нами возник сложный участок. Чтобы перейти на другую сторону, требовалось сделать несколько десятков шагов по узкой полоске железа. Аня пробежала по ней - и в два счета оказалась там, где нужно. Я же преодолевал это препятствие с заметным трудом.
Аня терпеливо дожидалась меня. Когда я до нее добрался, мы двинулись дальше.
- Знаешь, кем я мечтала стать, когда была маленькой? - спросила она позже.
- Кем?
- Парашютисткой.
- Неудивительно.
- Помнишь передачу "Клуб путешественников"? Однажды там показали "летающих акробатов". Это когда в воздухе без парашюта парят. Вот я также хотела. Я же говорила - обожаю высоту.
- И как, полетала?
- Нет. Как выяснилось, у меня слабый вестибулярный аппарат. Представляешь? Было очень обидно.
- Представляю. А вот я в детстве…
Я не успел закончить - Аня взяла меня за руку. Естественный жест - словно сделала вдох.
- Будь здесь осторожней. Мы пришли, - сказала она.
Я взглянул вперед и только тут заметил, что мы стоим у края крыши - и за ней уже не было других крыш. А была удивительно красивая панорама: Дворцовая площадь, Зимний дворец, Александровская колонна, величавая Нева… Далекие люди, далекие машины. Наступал вечер - и город оживал по-настоящему.
- Под нами - Невский проспект. А впереди… Ты и сам все видишь, - тихо сказала Аня. - Правда, красиво?
- Очень…
Мы стояли молча. Я видел бесподобный, чудный, необычный Питер, но мысли мои были совсем о другом.
Какая у нее мягкая и теплая рука…
* * *
Возвращались мы, шагая по Невскому проспекту в сторону Площади Восстания. Мы шли по большей части молча. Может, наговорились за день, а, может, просто успели привыкнуть друг к другу. Нам уже не нужно было занимать друг друга болтовней, как это часто бывает между малознакомыми людьми. Молчание сближало, а не отдаляло.
Невский проспект был сочен, загадочен и ярок. Вечером он выглядел совершенно иначе, чем утром. Сбросив пижаму, проспект надел смокинг. И воздух был будто другой - пах по-другому.
- Мне в воздухе Питера чуется запах сирени, - сказал я Ане.
Рядом показался Гостиный двор. Здесь город наконец-таки был похож на пеструю и многолюдную Москву. Похож, конечно, отчасти.
- Сирень?.. Странно. В нашем воздухе парят рыбьи запахи и болотные газы. А сирень - это что-то новенькое.
Посмотрев на другую сторону проспекта, я увидел знаменитый питерский универмаг "Пассаж". И только тут вспомнил, что обещал Сергею и его девушке Кате привезти какой-нибудь сувенир. Я предложил Ане зайти в универмаг.
- В "Пассаже" ты ничего стоящего не найдешь, - сказала Аня после того, как я объяснил, что мне нужно. - А кому конкретно нужен сувенир: парню или девушке?
- Обоим. Хотя, скорей всего, сувенир больше нужен девушке.
Аня раздумывала.
- А чем она увлекается? Где учится? - спросила она.
Катю я знал неплохо.
- Учится в МГУ на филологическом. Любит песни Джо Дассена и французские комедии 70-х годов. Играет на фортепьяно, увлекается танцами. Обожает импрессионизм.
- Импрессионизм? Кажется, я знаю, что нам нужно. Идем. Здесь недалеко.
Мы направились дальше по Невскому проспекту.
- А ты хорошо изучил ее интересы, - сказала Аня.
- Она - девушка моего друга из института. Он учится на последнем курсе. Мы вместе отдыхали в пансионате в Костроме.
- Ясно. Стой. Мы на месте.
Я огляделся и понял, какой сувенир подразумевала Аня. Мы оказались среди рядов небольшой выставки художественных картин, расположившейся прямо на пешеходной части Невского проспекта. Отчасти все это напоминало Арбат - уголок уличного искусства.
- Никто не рисует Питер лучше, чем питерские художники. - Аня смотрела на картины. - Иди за мной.
Аня последовала вглубь рядов. Видимо, здесь она была не в первый раз. Вскоре Аня остановилась.
- Вот. Выбирай. По-моему, то, что нужно, - сказала она.
Вокруг были развешаны небольшие картины городского пейзажа. Художник, толстый бородатый дядька добродушной наружности, поднялся со своего стульчика.
- Смотрите, смотрите. Если надо что, подскажу, - сказал он.
Я не ответил. Я глядел. Картины и впрямь были красивы. В каждой из них ощущалась тайна и размытость, одиночество и грусть. Что в куполах церкви Спаса на крови, что в опавших листьях Михайловского сада, что в ночном небе над Петропавловской крепостью. Настоящий импрессионизм. Легкий и чувственный.
- Умела бы я так рисовать… - шепнула мне Аня.
Я вспомнил детство, свое увлечение живописью. Больше всего мне понравилась та картина, где был запечатлен дождливый вечер на Невском проспекте. Художник снял ее и завернул в бумагу. Я заплатил, и мы с Аней пошли дальше, к метро.
Немного позже Аня попросила меня развернуть картину. Она долго смотрела на нее, потом сказала:
- Хороший выбор. Я тоже люблю дождь.