- Я просто проклята судьбой. Невезучая я. И никому я не нужна, - продолжала она. - Перестань на меня так смотреть!
- Вовсе я на тебя не смотрю. Да ты и лица моего не видишь.
Она лгала. Лица моего она видеть не могла. Было слишком темно.
- Не пойти ли нам внутрь? - спросил я. - Рокки хотел тебя видеть.
- Этот мудак? Знаю я, чего он хочет, но больше не получит. Ни он, ни кто другой.
- О чем ты?
- Ты что, не знаешь?
- Чего я не знаю?
- Что Рокки нужно?
- А… ну ясно… Теперь до меня дошло.
- Никому из вас ничего другого не надо, - сказала она, - но это дело обычное. Ох, да мне все равно, что я давала Рокки; он мне оказывал ту же любезность, что и я ему, - но что если бы я залетела?
- Ну, теперь-то ты так не думаешь, надеюсь? - спросил я.
- Вот именно что думаю. Раньше я всегда была начеку. Но что если бы вдруг обзавелась ребенком? Что тогда? Ты же видишь, что бы его ждало, когда он вырастет, а? То же, что и нас.
"Она права, - сказал я себе, - она совершенно права. Ребенок вырастет, и ждать его будет то же, что и нас…"
- А я этого не хочу, - продолжала она. - Co мной все кончено. Весь мир для меня - гадюшник, и со мной - всё. Мне будет лучше, когда я умру, и всем остальным тоже. Я только порчу все, за что ни возьмусь. Ты сам это сказал.
- Когда это я такое говорил?
- Только что. Сказал, что, пока не знал меня, тебе и в голову не приходило, что ты можешь потерпеть крах… Но это не моя вина. Я ничего не могу поделать. Однажды я хотела покончить с собой, но не сумела, и уже никогда не наберусь смелости попробовать еще раз… Хочешь оказать миру услугу? - внезапно спросила она.
Я ничего не ответил; слушал, как океан с шумом бьется о сваи, чувствовал, как мол содрогается от ударов, и думал, что все ее слова - чистая правда.
Глория копалась в сумочке. Когда она вытащила руку, в ней был маленький револьвер. Никогда раньше револьвера этого я не видел, но не удивился, нисколько не удивился.
- Вот… - Она подала его мне.
- Я не хочу. Убери, - сказал я. - Пойдем, вернемся внутрь. Мне холодно.
- Возьми его и подсоби Господу Богу. - Она втиснула револьвер мне в руку. - Застрели меня. Только так ты мне можешь помочь, чтоб я больше не мучилась.
"Она права, - сказал я себе. - Только так ей и можно помочь, чтобы больше не мучилась".
Маленьким мальчиком я проводил все лето у деда на ферме в Арканзасе. Однажды я стоял там у амбара и смотрел, как бабушка варит в большом тазу травяное мыло, и тут во двор пришел дед, ужасно расстроенный.
- Нелли сломала ногу, - сказал он.
Мы с бабушкой по ступенькам перебрались через плетень в поле, где дед перед этим пахал. Старая Нелли, все еще запряженная в плуг, лежала на земле и ржала от боли. Мы стояли там и смотрели на нее, только смотрели, и все. Дед вернулся с ружьем, с которым воевал в Гражданскую войну у Чикануга Ридж.
- Ступила в нору, - сказал он и потрепал Нелли по голове.
Бабушка отвернула мою голову и сама тоже стала глядеть в другую сторону. Я заплакал. Потом я услышал выстрел. Тот выстрел гремит у меня в ушах до сих пор. Я кинулся туда, упал на землю и обнял Нелли за шею. Я ее очень любил. Деда я возненавидел. Встал, подошел к нему и ударил кулаком по ноге…
Дед мне тогда объяснил, что он тоже любил Нелли, но вынужден был ее застрелить.
- Ничего лучшего для нее я сделать не мог, - сказал он.- Она уже была ни на что не годна. Только так ей можно было помочь, чтобы больше не мучилась…
Револьвер я держал в руке.
- Ну ладно, - сказал я Глории. - Скажешь когда.
- Прямо сейчас.
- Куда?
- Сюда. В висок.
Мол содрогнулся от удара огромной волны.
- Уже?
- Уже.
И я выстрелил.
Мол содрогнулся снова, и вода захлюпала, стекая обратно в море.
Револьвер я бросил через парапет.
Один полицейский сидел со мной сзади, другой вел машину. Ехали мы очень быстро, с включенной сиреной. Точно такой же сиреной, как та, которой нас будили на танцевальном марафоне.
- Почему ты ее убил? - спросил полицейский, сидевший на заднем сиденье.
- Она меня попросила, - ответил я.
- Эй, Бен, ты слышишь?
- Какой услужливый мерзавец, а? - бросил тот через плечо.
- И никаких других причин не было? - снова спросил полицейский.
- Но ведь загнанных лошадей пристреливают не правда ли? - сказал я.
И ДА УПОКОИТ ГОСПОДЬ ВАШУ ДУШУ…