Роман-разоблачение вышел, упал, так сказать, на плодородную почву. И что же нива народного возмущения? Пережив нокаут, независимые от себя журналисты, знаменитые в узких кругах блогеры, смелая в отдельных передачах радиостанция – все как один углядели в книге привычное: таинственный предвыборный ход, смысл которого предстоит расшифровать. Редакции занялись активной расшифровкой, благо профессиональные шифровальщики составляли основной штат сотрудников.
Как и предполагал похожий на Бога, народные волнения не состоялись. Биологический бульон, он же мыслящий океан в популярном фильме Лема-Тарковского, ничуть не удивился откровениям романа. Причина? Мыслящий бульон-океан никогда не сомневался: лестница, ведущая наверх, принадлежит ворам и жуликам, вся – от первой до последней ступени. Так было, так есть, так будет. Везде и во все времена. Одним президентом больше, одним императором меньше – какая разница? Все мандарины и богдыханы одинаково жадно хлебают большой ложкой из тарелки мыслящего бульона. Привычка жить на вечной мерзлоте создала невиданную мировую устойчивость сознания. Практически непобедимую логическим путем.
Глава 47
Тут как раз подоспел роман-альтернатива "Человек-змея". Пропрезидентский роман в увлекательной форме рассказывал историю неудавшегося покушения на Президента.
Семь жадных банкиров решили заменить нашего честного и неподкупного Президента ненашим, нечестным и продажным. Заради досрочных выборов приказали ученым изготовить человека-змею и извести любимого отца-руководителя. Нашелся подлец-ученый, который за большие деньги отказался от любви к Президенту, пересадил неизвестному бомжу, клиенту городского морга, змеиное сердце, воткнул в челюсти два имплантата с ядовитыми железами и оживил покойника.
Семь жадных банкиров обрядили человека-змею в концертный фрак, дали ему в руки скрипку Страдивари, отправили на дачу к Президенту в день рождения любимой жены – как бы для музыкального поздравления.
Хитрая задумка состояла в том, чтобы человек-змея, целуя жену Президента, смазал ее ядом, а она затем сгубила Президента в любовных объятиях.
Но один из семи жадных банкиров нечаянно влюбился в дочку Президента. Обретя взаимность, в ночь восхитительной любви, он осознал гнусную подлость банкирских замыслов, отказался от неправедных миллиардов, рассказал все любимой. Так получилось, что ночь любви совпала с днем рождения матери, у дочери Президента не оказалось времени для обращения в специальные службы. Верная дочь спасла отца-Президента, пожертвовав собой: набросилась на человека-змею во время концерта и испила весь яд из него одним геройским поцелуем.
Глубоко несчастный Президент благородно оплакал дочь, жестоко наказал банкиров, в память о чудесном спасении объявил стране дачную амнистию.
Читатель рыдал, сострадая Президенту, и улыбался сквозь слезы, читая последний абзац романа, где парламент принимал новый закон о запрещении в Кремле неродственных поцелуев.
Стремительный сюжет, легкая эротика, мистический туман, живительный юмор – сделали свое дело. Альтернативный роман раскупали как горячие пирожки, чего нельзя сказать о детективе Катерины Измайловой.
Хорошо поработав, золотые фазаны возвратились в свои резервации, где на них обрушился живительный дождь президентской любви. Заметим для справедливости: альтернативный роман упаковали не в дешевую обложку, а в дорогой переплет, да еще со стразами. Выпукло-вогнутая головка змеи украшала книгу, две полудрагоценные стекляшки изображали глаза змеи, они ярко сияли в лучах рекламного солнца.
Победа была оглушительной. Плановую литературную дискуссию похожий на Бога отменил за ненадобностью.
Глава 48
Чудо-юдо, он же Горыныч, он же Толстой-Достоевский-Чехов в одном флаконе, ждал результата, и результат оказался безрадостным. Катя вышла в город на разведку, вернулась веселая, основательно пригубившая пива, обкуренная журналистами. Новостей не принесла. Спросила разрешение отлучиться для работы на телевидении.
– Тихо в городе? – спросил припадочный Достоевский.
– Почему тихо? – ответила Катя. – Шумит Москва! Веселится до поросячьего визга! Машины скребут асфальт, дискотеки грохочут барабанами, кабаки поют лучше фабрики звезд! Лепота!
– А народ? – хмуро спросил борода Толстой.
– Народ гуляет! Кто тусуется, кто отдыхает, кто просто нервы мотает! Жизнь бурлит и пенится! Голодный кот на сытой кошке женится!
– Книгу читают? – осведомился очкарик Чехов.
– Читают, да не нашу!
– Почему не нашу?
– По кочану! Таланту, значит, не хватило!
– Нам таланту не хватило?
– Не мне же! Вы что думали, легко писать дамские романы? Притворными соплями никого не разжалобишь!
– Книжечками народ не поднимешь. Тактическая ошибка, – сказал очкарик Чехов.
– Стратегическая ошибка, – подправил его припадочный Достоевский. – Зря бороду послушали. Про народ пишет, а народа не знает.
Припадочный Достоевский тяжело вздохнул, покачал головой. Чудо-юдо подняло руки и принялось что-то делать с лицом припадочного Достоевского – словно лепило его заново из живого человеческого мяса. А когда руки неторопливо отпали от лица – изменилось оно неузнаваемо.
Голова рябого усатого Сталина сидела на плечах и хитро щурилась на свет божий.
Глава 49
– Вот так. Хватит хэрней заниматься, – объявил рябой Сталин с известным акцентом. – Давайте, братья и сестры, родину любить. К вам обращаюсь я.
Он повернулся к бороде Толстому, дунул ему в ухо – борода Толстой прямо на глазах у Кати затейливо облысел, закартавил и легендарным голосом Владимира Ильича Ленина объявил:
– Садитесь, Катенька, берите бумагу. Будем писать тезисы!
Рябой Сталин повернулся к очкарику Чехову, тот на магическое дуновение в ухо никак не отреагировал. Печально сложил бровки домиком и отчего-то не пожелал измениться вместе с товарищами. Голова его предалась унылым размышлениям.
– Ты чего? – строго спросил рябой Сталин.
– Если бы наши плечи принадлежали мне одному, я бы сейчас пожал плечами, – пробормотал очкарик Чехов. – Мне кажется, не надо торопиться… Глупый человек тоже бывает красивым…
– А при чем тут красота? – нахмурился рябой Сталин.
– Красота спасет мир. Сам раньше говорил… – вежливо напомнил очкарик Чехов.
– Мало ли что я говорил раньше. Не надо вырывать слова из контекста. Это начётничество!
– Хорошо, – покорно согласился очкарик Чехов и, словно под воздействием художника-манипулятора, вдруг неуловимо начал меняться, но как-то неуверенно, словно бы искал свое новое лицо. Это продолжалось не одну минуту. Владимир Ильич и Иосиф Виссарионович внимательно наблюдали за трансформациями коллеги.
Наконец, что-то прояснилось, бородка и усы зафиксировались, стеклышки пенсне исчезли, оформился профиль и фас гражданина, известного истории как Романов Николай Александрович, он же бывший император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский. Николай Второй, он же Николашка Кровавый, он же мученик и новый русский святой, смотрел на своих исторических врагов.
Глава 50
Картавый Ленин глазам своим не поверил, сузил глазки мордовские от возмущения:
– Что ж вы, батенька, творите на ночь глядя? Пристрелим же, ясное дело! И в болоте утопим. Мучиться будете, нас измучите! Родину спасать пришли, а вы, прости господи, какой спасатель?! С бабой своей, немецкой шпионкой, справиться не могли!
– Кто бы говорил! – деликатно намекнул на известные обстоятельства кровавый мученик Николай. И продолжил: – Пристрелить меня вы не можете. У Горыныча должно быть три головы, а не две. С двумя головами вас не признают. А то и вовсе уважать перестанут.
– Меня перестанут уважать? – усмехнулся рябой Сталин. – Болтун ты, а не император! Что за страна? Даже тут, на своих собственных плечах, должен обязательно вырасти какой-нибудь иностранный шпион и дыссидент!
– Учиться, учиться и еще раз учиться! – подхватил картавый Ленин. – Непременно учиться, как простым трехгранным штыком выводить эту нечисть под корень! А еще лучше: сначала повесить, потом утопить в кислоте, а полученные удобрения – в шахты, в шахты, и удобрять!
– Зачем нам шахты удобрять? – удивился рябой Сталин.
– А в них, батенька, прекрасно растут шампиньоны! Вот и сгодятся удобрения!
– При мне неплохо жили, между прочим, – как-то жалобно прошептал кровавый мученик Николай. – Сады вишневые цвели, чайки над озером летали, военные оркестры играли…
– Врешь ты все. Сады вырубили, чайки сдохли, военные оркестры под Мукденом полегли. А вот у меня сады будут цвесть даже в Сибири! Стальные чайки до самой Америки долетят! А уж военные оркестры как заиграют – весь мир будет слушать, я тебе обещаю! – твердо сказал рябой Сталин.
– Ладно-ладно, я сейчас… – согласился кровавый мученик Николай. Не торопясь и как бы нехотя снова нацепил очки, поменял цвет волос, сузил скулы, втянул щеки и обратился в другого очкарика, крикливого жидёнка Троцкого. Крикливый жидёнок Троцкий откашлялся, сверкнул стальным командирским глазом и крикнул невидимой толпе: – Товарищи солдаты! Мы хвосты собачьи или революционный народ? Железной рукой загоним человечество к счастью! Кто не с нами, блядь, тот против нас!