Разболтанной походкой прошел дальше, не вынимая рук из карманов, заговорил о чем-то негромко, спросил, выслушал ответ. Кивнул, и, отвечая на невнятный вопрос, смешанный с гыгыканьем, отрицательно покачал головой, засмеялся тоже. Инга стояла за шершавым стволом, смотрела на краешек плеча и отставленный острый локоть. За ним переминались фигуры парней, так далеко и ветки загораживают, не поймешь кто. Но скорее всего Мишка Перечник, и Валька Сапог. Они всегда с Горчиком ходят. Черт, да что она делает тут!
Пока оглядывалась, соображая, не убежать ли, Горчик вернулся.
- Пошли?
Дорога впереди была пуста. Высовывались на нее тонкие ветки кустарника, поблескивали в асфальте слюдяные крошки.
- Чего молчишь? - он шел рядом, шаркая по блесткам старыми сандалетами.
- Я думала. Думала, специально ждут. Когда я…
- Дура ты, Михайлова, - задушевно сказал Горчик.
И она согласилась, кивая:
- Угу. Я знаю.
- Ладно. Пришли уже.
Он свернул в гущу черной зелени и полез куда-то вверх, треща ветками. Инга подумала секунду и полезла следом, наклоняя голову, чтоб не цепляться за путаницу ветвей и листьев. Сердце застучало сильнее. Во рту снова пересохло.
- Тихо, - вполголоса сказал Горчик и, нащупав ее руку, подтащил к себе, - забор сейчас, не ломись, как медведь.
Крадучись, они прошли вдоль штакетника, увитого непременной ипомеей. Инга трогала на ходу спящие цветки, просила их, пусть все не так и страшно, сидят, пьют чай. Но сердце мрачно стучало, укоряя - зачем пошла, ведь знаешь, что он тебе сейчас покажет, не маленькая, каждое лето видишь всякое, на то он и южный поселок, куда едут, как этот сегодняшний на полянке, чтоб - приключение.
И, отпуская равнодушно исчезающие в темноте цветки, знала, все равно дойдет. И посмотрит.
- Вот, - хрипло сказал Горчик и, толкнув ее к белой неровной стенке, поставил перед окном, завешенным складками кружевного прозрачного тюля. В небольшой комнате мерцала свеча, одна створка была открыта, занавеска висела криво, наискось открывая теплое красноватое нутро, и оттуда, вместе с резким дымком травяной китайской спирали, исходил тихий шепот и смех, тени вскидывались, перекрывая свечу, и упадали, блестя мокрой от пота кожей на обнаженной спине. И кладя розовые блики на белые волосы женской головки, еле видной за мужскими плечами.
Инга стояла, не замечая, что Горчик держит ее за локоть. Занавесь, открывая плечи и головы, прятала в тонких прозрачных складках, одновременно показывая - продолжение голой мужской спины и напряженные стройные ноги, скрещенные над загорелой поясницей.
Пламя свечи запрыгало, замелькало, будто подстегнутое тихими стонами, что все убыстрялись, повторяясь и повторяясь.
- Ах-ах-ах, - говорил маленький огонек, и сердце Инги дергалось, в такт ударяясь в ребра, больно-больно-больно…
И вдруг замерло все, закаменело. И, застыв сама, она вязко припомнила, вот только что был крик, тихий, сдавленный, но крик, и поверх него - мужской стон, со смехом. А нет уже, и осталась только цепкая рука на ее запястье, дергала, шепот тыкался в пылающее ухо:
- Пошли. Быстро!
Быстро никак не получалось, и будто плывя в киселе, она сделала шаг назад, вяло повинуясь цепкой руке. А глаза все были в комнате и, на острие взгляда, он отлепился, потягиваясь и вставая в полный рост, пошел прямо на нее, сверкая зубами и яркими губами в темной бородке, блестя свежим потом на широкой груди, и еще было там, ниже, что она, оказывается, и не видела никогда живое, а только на картинках… Протягивал руку, говоря вполголоса. Что-то про комаров, поняла, отступая за Горчиком и мягко валясь в кусты, когда дернул сильнее, другой рукой пригибая ее голову.
Длинно прозвенели кольца на карнизе, снова колыхнулся за кружевами теплый свет, смешиваясь с тихим довольным смехом.
И когда прошла целая вечность, свет заслонило хмурое лицо, еле видное, окруженное по ушам красноватой каемкой.
- Пошли? - сказало лицо, и она послушно кивнула, вставая и отступая дальше, за деревья.
Дорога снова ложилась под ноги, вдали изгибалась первым своим обратным поворотом. Еще два и забелеет под кривой сосной спящий киоск, а от него тропинка вверх. Вива спит. Или не спит, слушает, когда придет ее глупая Инга. А если влезть на крышу сарайчика, пробраться к самому краю и отвести лохматую ветку дуба, что навалился на их забор со стороны соседней улицы, то можно увидеть край белого дома. И не увидеть колонку рядом, потому что темно. Но она там, и тетя Тоня там, нажарила рыбки, чтоб схарчил на ужин. Только его там нет. У него - приключение.
- Она у Мишкиной тетки снимает комнату, - сказал Горчик над ухом, - уезжала вот на юбэка, каталась по дворцам всяким. Он за ней еще неделю назад бегал. Да уехала. Сегодня вернулась.
- Да, - пусто сказала Инга. Свернула на тропку, пошла вверх, не оглядываясь.
- Слышь, Михайлова. Подожди.
Не оборачиваясь, она встала, и Горчик шепотом ругнулся, натолкнувшись на ее спину. Обошел, заваливаясь в густые кусты. Помолчал, ожидая вопроса или хоть как-то проявленного интереса. Не дождавшись, сердито сказал:
- Вопрос есть. А ты чего на дороге испугалась, когда пацаны подошли?
- Думала, ты меня обманул, - вяло ответила Инга. Ей очень сильно хотелось домой, чтоб совсем одна. Но все же Горчик хлопотал, отвел и вот провожает. Надо быть вежливой…
- Думала, сейчас отведете куда…
- Обманул? Тебя? - он усмехнулся. Она не видела в темноте, но услышала, сердитую в голосе усмешку, беспомощную какую-то.
- Тебя, Михайлова, обманывать, все равно, что с калекой драться. Ты же у нас только правду говоришь, так?
- Да…
- А вот скажи мне…
- Сереж, дай я домой пойду, а?
Она терпеливо ждала, когда отступит, пропуская.
- Сейчас пойдешь. Провожу до калитки. Скажи, как это - никогда не врать?
- Хреново это. Сам знаешь.
- Откуда ж?
Она будто проснувшись, вгляделась в черный силуэт, смазанный листьями и тенями. Сказала, вдруг разозлившись:
- А ты попробуй! Слабо, да?
- Нет, - медленным голосом сказал Горчик, - спроси.
- Что?
- Что хочешь…
Оба замолчали. Он ждал. Инге стало неуютно. Ждет, будто понукает ее. И ответит - правду. Кажется, и дышать перестал, ждет.
- Он… он ее любит?
Горчик ссутулился и выдохнул с досадой.
- Нет! И она его - нет! У нее муж, нормальный такой, бизнесмен.
Внутри Инги будто сорвались, развязываясь, жесткие ремни, разрешая легким дышать, сердцу стукать. И глазам смотреть, не боясь, что совсем больно. Она нерешительно улыбнулась. Он такой взрослый. Мужчина. А она - девчонка с клятвой. Это ведь не навсегда, пройдет год, и она тоже станет взрослой. Главное, чтобы он вернулся! Вот! Это сейчас самое главное!
- Ладно, - угрюмо сказал Горчик, - пошли, провожу.
- Подожди! Сереж, еще…
- Пошли, сказал!
Она толкнула его в плечо, наступая и сверкая глазами.
- Что? Все, спекся? Попробовал, да? Не понравилось? Зато знаешь, как я живу. Слабак ты!
- Ну. Раз тебе надо, спроси еще! - он отступил, ингина рука провалилась в темную пустоту. Торопясь, она быстро проговорила:
- Она когда уезжает? Когда?
- Завтра, - неохотно ответил тот.
Завтра… завтра она уедет! А Петр еще целую неделю будет тут. Значит, все может получиться?
- Завтра… - подступила, поймав руку Горчика, притянула его к себе. И поцеловала, настойчиво найдя губы, чмокнула от души. Он вывернулся, ругаясь, и Инга засмеялась, встряхивая головой. Обошла, цепляясь за его рубашку и ойкая, когда нога соскальзывала с неровных камней. Потащила за собой, вверх по тропе.
- Обещал проводить, иди теперь. Осторожно, тут камень. Не влезь в шиповник. Ты, Горчик, совсем дурак, ну, чего ты с этими босяками, тебе поступать надо через год, ну, не в институт, куда тебе в вуз, ты ж весь учебный прогулял, но в техникум пошел бы, а? Жалко, если пропадешь, Сережа, сейчас еще время такое - бандиты кругом, стреляют. А ты бы получил диплом, механик там, к примеру, или вот лаборант на биостанции, а еще можно в туристический, фирму свою откроешь, будешь по горам всяких девочек таскать, на яйлу, на Карадаг. Прикинь, даже ты можешь стать человеком, и всем нос утрешь.
- Угу. Даже я…
- Не обижайся. Ты ж знаешь, я просто вслух говорю, что другие думают. А еще хуже думают, разве не так? Слу-ушай, я вот что придумала! А давай мы с тобой с этого дня друг другу только правду будем говорить? Ну не обязательно постоянно трепать языком, как я сейчас, но если я спрошу, ты мне правду. И ты если спросишь, я, конечно, тоже. Чтоб будто обмен. Хочешь так?
- Та не знаю.
- Пришли. Тихо. Вдруг Вива не спит.
Она отпустила его руку и повернулась, глядя в хмурое лицо разгоревшимися глазами. Из кухонного окна падал мягкий свет - Вива не гасила его, чтоб Инге было удобнее совать ключ в замок.
- Мне это важно. Очень-очень. А то я получаюсь все время одна, совсем. Понимаешь?
Он пожал плечами. Подумал и отрицательно качнул головой.
- Не. Не понимаю. Но если хочешь, давай. Попробуем.
- Детка? - послышался из окна встревоженный голос Вивы, - ты там? Это ты?
- Ба, все хорошо.