- Может, помочь? - спросил, но она отрицательно помотала головой, качнулась над шеей густая грива волос. И он снова замолчал, кивнув. Подумал спокойно, хорошо бы она вечность жарилась, эта картошка. И было б все правильно. Всегда.
Поставив горячую сковородку на деревянную плашку, Инга накидала в большую тарелку жареной картошки, положила сбоку веточки петрушки и кусок хлеба, прихватила вилку и унесла Виве. Горчик расслабился и тихо выдохнул, радуясь, что не придется вести вежливых бесед.
А потом они быстро и жадно ели, запуская вилки в сковороду, заедали серым хлебом и Инга подсовывала ему то горчицу, то блюдце с петрушкой и укропом, нащипанным с грядки у крылечка. Он мычал набитым ртом и, смеясь, отрицательно качал головой.
- Фу, - сказала, наконец, откидываясь и держа обеими руками кружку с компотом, - ну, ты меня хоть остановил бы, наелась, как удав.
- Занят был, - коротко ответил Горчик.
И оба внезапно расхохотались, держа компот на вытянутых руках, чтоб не плескать.
Когда снова вышли на освещенную фонарями дорогу, Инга снова пожаловалась:
- Теперь не беги, я обожрамшись.
- Сам такой. Вкусно. Ты молодец. И Вива твоя классная тетка.
- Она лучшая. Куда ведешь-то?
- Увидишь, - загадочно сказал Горчик.
10
Дом Горчика, белый, в два окна, с пристроенной сбоку стеклянной верандой, стоял на крайней улице, вернее, в переулке из трех домов, что выходил на склон, заросший кривыми низкими соснами. У забора, увитого диким виноградом, Горчик помялся.
- Ты подожди тут. В кустах. Не маячь на виду, а то мать вдруг. Вернется.
Инга кивнула, послушно отступая в густой гибискус. Через переплетение веток смотрела на худую фигура мальчика. Пройдя за железными прутьями, обошел толстый ствол платана. Чуть слышно загремел ключ. И загорелся свет в одном из окон.
Ей захотелось писать и она, быстро оглядываясь, полезла глубже в кусты, досадуя, что не подумала об этом дома, а вдруг он уже вернется и что - окликать, со спущенными шортами?
Но успела и, застегивая пуговицу, снова встала меж двух толстых кустов, усыпанных крупными белыми цветками.
- Ты тут? - мальчик, возникнув внезапно, вдруг втолкнул ее дальше, закрывая собой, - тихо!
По дорожке, смеясь, прошла женщина в коротком платье, шлепнула себя по ноге, сгоняя комара и опираясь другой рукой на подставленный мужской локоть.
- Никого. Не бойтесь, Витя, - проговорила, прижимаясь и смеясь, - я одна, да. Вот, с вами.
Заскрипела калитка, Витя хохотнул, проходя следом. Горчик, дождавшись, когда окно снова загорится, уже другое, сказал:
- Пошли, что ли?
Они молча прошли мимо горящего окна, откуда доносился женский смех, и так же молча полезли в гору, по узкой тропинке между корявых ветвей. Горчик светил фонариком, и свет прыгал по белым в луче камням.
Инга открыла рот, спросить - это твоя мама да? А с кем… И благоразумно промолчала, понимая, не у всех дома так, как у нее с Вивой.
Комары прилетали, радостно зудя, и обиженно исчезали в темноте, не садясь на Ингины щедро намазанные лосьоном ноги. Самые умные возвращались к Горчику и он шлепал себя по шее и щекам ладонью.
- Чего не сказал, - упрекнула Инга, - я б тебе дала намазаться.
- Переживу.
Они шли по старому лесу, который танцевал вокруг, кривя стволы и раскидывая в темноте ветки, с метелками игл на концах. Пятно света прыгало, выхватывая то одно дерево, то другое. И наконец, впереди забелел забор с темными старыми воротцами. К ним вела заросшая колея дороги, спускаясь откуда-то с верхнего склона.
- О! - удивилась Инга, - это же трансформаторная, да? С той стороны вышки. С изоляторами.
- Угу. А тут старый корпус, пустой. Щас.
Гремя висячим замком, открыл узкую дверцу в воротах. Выключил фонарик и, взяв девочку за руку, повел через темноту вдоль каменного забора. В дальнем его углу, за стволами деревьев, белела встроенная в забор коробка сторожки.
- Не свались, тут ступеньки.
Она послушно поднимала ноги, натыкаясь на узкую спину в тонкой рубашке. И зажмурилась, когда щелкнул выключатель, заливая все вокруг ярким светом. Открыла глаза.
В узкой и длинной комнате с занавешенным окном стояла плотная духота. У окна - старый стол, окруженный стульями. На полу облезлый ковер и на нем сбоку рядок пухлых кожаных подушек, Инга видела такие - продавались в сувенирных рядах. У длинной стены стоял большой диван, почти антикварный, с горбатой спинкой и круглыми подлокотниками, накрытый парчовой шторой. Она подошла ближе, разглядывая - даже петельки сохранились с одной стороны.
- Ничего себе! Это твое?
- Не. Это когда практика была на биостанции, приезжали студенты, помнишь, с Новгорода? Ну, позатем летом еще?
Горчик подошел к окну, проверил, хорошо ли закрыто шторой, вернулся к дивану и кинулся на него, заскрипев пружинами. Инга, пройдя вдоль стен и разглядывая прикнопленные картинки из журналов, какие-то карикатуры и репродукции, порадовалась - ну без голых женщин, вытащила стул и села, складывая руки на коленках.
- Вот… я тогда на посадках работал. И Евгений Палыч уезжал и мне отдал ключи. Сказал, чтоб я тут присматривал. В прошлом году он был. А в этом не приехал. Позвонил, сказал, ну пусть все будет. Только чтоб я не водил никого.
Инга внимательно посмотрела в узкое лицо.
- И ты не водил?
- А зачем? Мест, что ли, мало? Женька отличный мужик.
- Меня же привел?
Горчик кашлянул и пнул ногой подушку.
- Тебе ж надо было. Место. Вот и место. Сюда даже сторож не ходит. Я только не хочу, чтоб свет видели. А то влезут, подумают, может что своровать.
- Сереж, а давай свет выключим тогда. И окно чуть-чуть откроем. А то духотища.
Горчик поднялся и ушел к выключателю.
- Садись на диван, темно будет совсем. Тут нет фонарей нигде.
Она села, трогая неожиданно прохладную штору у бедра. Затарахтели колечки на карнизе. Из темного леса послышались тихие мерные ночные звуки - шелест, писки, ририканье сверчков.
- Вот, - сказал Горчик шепотом, аккуратно садясь, чтоб не скрипеть громко, - только говори в ухо, чтоб под окном никто не услышал, ну мало ли.
Он застыл, слушая ухом, плечо, локтем и напряженной ногой, как она в темноте, совсем рядом, вздохнула и, скрипнув, придвинулась ближе. К запаху лосьона примешивался теперь запах ее кожи - легкий пот, морская вода, солнце на волосах. Вздрогнул, к его локтю, рядом с завернутым рукавом старой рубашки прикоснулось - горячее, легкое.
- Ты тут? - шепот растаял в темном жарком воздухе.
Горчик кивнул. Спохватившись, ответил хрипло:
- Ага. Да.
Пока она собиралась с мыслями, думал, рвано, неровно. У нее губы такие, в уголках складочки, как… как у цветка. Фу, какие мысли, а что? Ну да. Да. Разок всего и видел близко, когда у пятака схватил и прижал, а она не поняла кто. А так раньше далеко все. И еще вот волосы, над шеей густо и прямо сострижены. Да черт, почему ее локоть это вовсе не так, как все Танькино, и сразу оно само внутри. Но совсем не так. Не для того…
- Они меня схватить хотели. Ну, этот, большой, он уже схватил, за волосы. Больно. А другой…
- Подожди. Кто хотел?
- Не слушал, что ли?
- Плохо слышно, - Горчик напряженно наклонился, думая, сейчас ее губы у самого уха, дышит.
- В Оленевке, - с дыханием пришло прикосновение, и он положил руки на колени, взялся крепко. Чтоб слушать.
- Мы там… в общем мы были в ресторане, ужинали.
- Называется как?
- Я… я не посмотрела. Там еще всякие кафе и вниз можно спуститься, и везде ставники, растянуты в скалах.
- А. понял, да. Это "Джанга" кабак. Рафик его держит.
- А я вышла. Хотела домой. И тут они меня. Пахота. Ему так сказал другой, темный такой. Ты чего?
Горчик сглотнул, собирая кулаками старые штаны на коленках. Голос его был глухим и спокойным. Таким спокойным, что Инга вдруг испугалась.
- Нормально. Они не сделали с тобой ничего?
- Не-ет. Да нет же. Пахота хотел. А другой спросил, ты говорит Горчика, наверное, баба? А он откуда так подумал, а?
- Ты расскажи сперва.
Инга, клонясь и стараясь не наваливаться на худое неподвижное плечо, рассказала, как темный парень спросил. И что передал.
- Я только не смогла сказать, что я твоя баба, ты извини.
- Ладно. А художник твой что? Он где был-то? Совсем дурак да? Ночью, у кабака на стоянке бегала! А ты знаешь, что тебя увезти могли?
- Куда? - не поверила Инга.
Мальчик толкнул ее плечом.
- Куда-куда! Тот, что с тобой говорил, это Ром, Ромалэ кликуха. А Пахота… Он специально шарится там, ищет телок. Ну, девок. Тьфу. Короче, когда совсем пьяные, он их уводит. Тачка там уже ждет. И до утра. Бегает в шестерках у крутых.
- Петр меня спас. Он выбежал и…
- Как же. Да если б не Ром, он тебя и не нашел бы. Блин. Ты чего вообще в кабак пошла? У тебя бабка классная такая, ты хочешь, как все да? Как все тут?
- Не кричи. Услышат.
Она отодвинулась и села прямо, кусая губы и моргая через подступающие слезы. Передала, называется, привет Сереге.
Молчали, сидя рядом и по отдельности. Смотрели перед собой. Инга обиженно, а Горчик, маясь тем, что почти произошло. И еще, как-то сразу придавленный сильным испугом. Эти пьяненькие девки, да он сам был там два раза, нет, блин, три! Правда, делать не стал ничего. Ну… два раза не стал. А один раз - было.