Она рванулась в сторону, но волосы натянулись, схваченные цепкой рукой.
- Чего, киданул ебарёк? Посидели, поплясали, а теперь ночевать ищешь?
Как пегая луна проплыло и встало перед глазами широкое лицо.
- Пусти, - злым шепотом сказала она, - пусти, а то я…
- А то, что?
- Пустили б девку, - вступил из другой машины невидимый шофер, - крутитесь тута, ментов на вас нет. Охо-хо… - и скрипя, окошко закрылось.
- Пусти! - Инга рванулась, подвертывая ногу и повисая на заломленной руке.
- Пу-усти-и-и, - проблеял обидчик, кривляясь.
- Стой, Пахота, - раздалось из-за спины. И с угрозой еще раз, - я сказал, ну?
Широкий неохотно отпустил руку. Второй подошел, загораживая Инге путь к отступлению.
- Ты с Лесного, что ли? Чего молчишь? Ты же Горчика баба, да?
- Я? - она непонимающе смотрела в темное, неразличимое лицо над широкими, обтянутыми футболкой плечами.
- Не я же, - ждал, разглядывая. И руки в карманах длинных светлых шортов.
- Нет, - ответила Инга, свирепо казнясь, ну вот же, могла бы просто кивнуть, да мол, баба, да Горчика. Так даже кивнуть соврамши и то не может.
- Нет? Ты ж Михайлова, да?
- Да, - крикнула с облегчением, - да, Михайлова, с Лесного.
Парень кивнул.
- А чего Серега в субботу не приехал? Были тут пара спортсменчиков, он их на раз сделал бы. Пролетел мимо бабок.
- Сюда?
- Ну да. Все лето мотался, а тут нету, я звонить уже хотел.
- Я скажу. Скажу ему. Я тут…
От ресторана раздался грозный крик. Петр мчался, размахивая ее сумкой, скалил зубы в темной бородке.
- А ну отошли от нее, мудилы!
- Чего? - сильно удивился парень в шортах, не вынимая рук из карманов, повернулся к подбегающему Петру, - тебе чего, дедушка? Давно за паклю не таскали?
Петр зарычал, кидая сумку и вздымая над головой сжатые кулаки.
- А-а-а, - радостно заревел сбоку толстый Пахота, - давай, я давай, Ром, щас я его!
- Нет! - Инга кинулась наперерез, выставляя руки в сторону тяжело прыгнувшего врага, - не надо!
- Пахота, остынь! - рявкнул тот, кого назвали Ромом. И толстяк неохотно остановился в метре от Инги, уже обхватившей Петра, что отталкивал ее, все еще замахиваясь кулаком.
Наступила короткая тишина, полная тяжелого дыхания.
- Нам пора, - сказала девочка сердитым и звонким голосом, - давно уже пора, я все жду-жду тут.
- Пора, так поехали, - угрюмо отозвался Петр и поднял сумку, настороженно глядя на парней. Пошел, крепко держа Ингину руку, к машине. Там сразу быстро заскрипело оконце, опускаясь.
- Не надо к этому! И к тому не надо тоже, - она дернула подбородком в сторону первого отказавшего ей водителя.
- Да? А к тем вот? - Петр потащил ее дальше, вдоль ряда автомобилей.
- Слышь, Михайлова, - окликнул ее Ром, - передай Сереге, пусть приезжает. Как обычно.
- Да. Да! - она почти упала в полутемный салон, дрожащими руками бросая рядом сумку. Нащупала руку Петра и, сжав, уложила к себе на колени.
- Черт, Инга, я тебя потерял. Как раз прощался с ребятами, тащили нас с тобой в Оленевку, ночевать, а я уперся, говорю, Инге нужно домой. Пришел, а там пусто. Я еще ждал, под туалетом, думал, ну, может ты там. Ирку отправил. Проверять.
- Ты меня искал? - она привалилась к вздрагивающему плечу, - испугался? Правда? Не верю.
- Не веришь, что искал? - обиделся Петр, и над ее головой провел рукой по курчавой бородке, пощипывая.
- Не-ет, что испугался. Не верю. Ты меня спас.
- Куда там. Сама справилась, чудодева. А что, знакомые твои?
- В первый раз вижу их.
Она закрыла глаза, прижимая его руку к груди. Господи, как хорошо, что едут, наконец, что не случилось драки, что бросили Вадю с Иркой, и Петр не пьяный, оказывается. Ну, совсем чуть-чуть. И она тоже от испуга совершенно протрезвела. Только очень хочется спать.
Она заснула, мягко валясь на его колени. И Петр, задремывая сам, время от времени смотрел, как фонари плывут, проводя светом по пухлым губам и смеженным векам, поправлял темные прядки на ее шее. С досадой пощипывал ухоженную бородку. Пакля… как сказал этот сопляк в шортах, давно за паклю не таскали, дедушка… тьфу ты.
Когда Инга проснулась, машина все еще ехала, ровно шипя колесами по тихому асфальту, и мерно вполголоса говорил свою песню мотор. А над серой водой медленно светлело небо, золотилось пышное облако, ловя сонные лучи не вставшего еще солнца.
Инга выпуталась из рук крепко спящего Петра, села, с мольбой глядя на светлую линию горизонта и сглатывая пересохшим ртом. Утро. Какой кошмар, уже утро, и Вива там, в доме, конечно, не спит, сидит, положив руки на колени, и слушает, когда же стукнет калитка. Отмотать бы время на час, всего на час обратно, чтоб еще было темно, а она уже подбегала к дому, тихонько вошла бы, и сказала, мы задержались, пожалуйста, ба, прости меня.
Ей казалось, пока ночь, даже опоздать на несколько часов не так ужасно, как возвращаться ранним утром.
А вдруг Вива спит? Вот было бы счастье.
Но покачиваясь и придерживая плечом спящего Петра, подумала мрачно, да где там, спит. Дай Бог, чтоб не пошла в милицию, звонить и искать.
У начала улицы Петр прижал ее к себе, но Инга вывернулась, испуганно глядя по сторонам.
- Выспись, - сказал тот, - а я потом зайду и все объясню твоей бабушке, - если буду прощен, на закате выйдем к скале, сделаю пару этюдов.
Поцеловал ее в макушку, улыбнулся и ушел, скрылся за деревьями.
В доме Инга остановилась у открытой двери в комнату Вивы. Сказала в напряженную спину, опущенную над столом голову:
- Ба? Ну… прости меня, ба. Я… так получилось вот…
- Иди спать, детка, - Вива встала, проходя мимо, вышла в коридор, не дотрагиваясь до внучки. Та, потянувшись, чтоб обнять, опустила руки. Но Вива, сделав пару шагов, вернулась и сама обняла Ингу, прижала к глухо стукающему сердцу.
- Господи. Я думала, может, авария какая. Или убежала ты. Как Зойка вот.
- Ба, куда я от тебя. Мы в Оленевке были.
- Занесло вас. Туда же три часа ехать?
- Четыре почти.
Вива кивнула, отпуская девочку.
- Понятно, почему задержались, считай, полдня в дороге. Ну, зато платье выгуляла. Иди спать, потом расскажешь, что было хорошего.
- Я тебя люблю, ба, - сказала Инга в прямую спину. И побрела в комнату, села, бережно стаскивая измятое платье с подсохшим пятном на лиственном узоре. И повалилась ничком на прохладную простыню, вздыхая от счастья. Заснула.
9
Горчик сидел на склоне, устроившись так, чтоб между густой зелени, в разрыве далеких хвойных веток видеть выбежавшую в море скалу, круглую, как обгрызанный с одного бока хлебный каравай. К скале вела пунктирная дорожка из разновеликих валунов. Он знал, идти по ним нелегко, надо знать, куда ступить или прыгнуть. Проще проплыть рядом, выбираясь у старого железного трапа с проломленными временем перильцами. Но художник припер с собой бебехи - сложенный мольберт или как там оно называется, да еще пузатую сумку. Потому маленькая фигурка Инги медленно шла впереди, перепрыгивала с камня на камень, рука, отсюда, с горы, тонкая, как спичка, поднималась, указывая правильные для шага места. Художник жуком, сгибаясь и выпрямляясь, лез следом, однажды (тут Горчик привстал заинтересованно) поскользнулся, взмахивая рукой, а другой держа свою складуху, но девочка, крутанувшись, изогнулась, подхватывая сумку, и он устоял. Горчик разочарованно сел снова.
- Да? - Валька Сапог округлил толстый рот с мокрыми губами, выдыхая, хапнул воздуха и заглотил комок светлого дыма, прищуриваясь. Замолчал, слушая себя.
- Что? - Горчик протянул руку, беря измусоленный остаток самокрутки. Осторожно затянулся. Не глядя, передал окурок Мишке и помотал головой, мол, мне больше не надо.
- Я говорю, Танька уезжает скоро, снова звала нас.
Сапог открыл темные глаза, хихикнул, покачиваясь, как буддийский монах и потирая ладонями широкие коленки.
- Тока просила, чтоб ты тоже пришел. Как тогда. Ну?
- Что?
- Еб, что что? Что да что? Забыл, что ли? Серый ну ты чо, она ж, если ты придешь, снова нам цирк покажет. Сказала, завтра. А?
Горчик хотел еще раз сказать "что", потому что Валькино настойчивое бормотание ему уже надоело. И на скале, он сузил глаза, стараясь разглядеть, что они там копошатся… целоваться, что ли, к ней лезет?
- Так что?
- Сапог, ты достал. Чтокаешь, как магнитофон.
- Я? - возмутился Валька, перестав качаться и хлопнув себя по коленям, - я? А что я? Что?
И поняв, что в эту секунду подтвердил слова Горчика, зашелся смехом, тыкая локтем Мишку и пытаясь ему пересказать:
- Слышь? Он что, а я сказал, и вроде теперь я, и я тут а, что? Ы-ы-ы…
На полукруглый пляж наползала тень, в воде насыпаны были цветными зернышками головы купальщиков. Но на скале и тут, на склоне, все было залито мягким бронзовым светом. И в нем (Горчик с облегчением расслабил плечи, садясь удобнее) было видно - художник, посуетившись около темной фигурки, полез в сторону, раскладывая там свой прикид и становясь рядом.
Куда там, усмехнулся про себя Горчик, прям гений чистой красоты. Левитан с Шишкиным.