***
– Мне очень нужен отгул двадцать пятого мая, – переборов нервное напряжение, Валька зашел в кабинет Гингемы со своей личной просьбой.
– Валентин, вы проработали у нас всего 2 недели и уже хотите диктовать свои условия? – Гингема не отрывалась от каких-то тестов, видимо, собиралась сдавать очередной экзамен на повышение.
– Но у нас же гибкий график!
– График гибкий, а план – нет! – Гингема подняла на Арбузова злые глаза и продолжала, всем своим тоном давая понять, что делает Вале одолжение, объясняя стажеру вещи, которыми он не должен интересоваться. – Двадцать пятое мая – это один из самых эффективных для выполнения плана продаж день. У нас некомплект по штату, поэтому в этот день будут работать все, независимо от смены. Мы все (на это слово Гингема особенно надавила) хотим, чтобы наш ресторан завоевал в этом месяце звание лучшего в сети этого района.
– Но Гин… Галина Михайловна! Это же и мой последний звонок тоже! Я должен выступать в концерте, мои родители придут!
– Что ж, Арбузов… – Гингема задумалась, заставив Вальку трепетать от появившейся надежды. – Ты сможешь выйти на полдня, а потом, вечером, пойдешь на свой концерт. Он же вечером, если память мне не изменяет, обычно бывает. Успеешь.
– А репетиции? – Валя цеплялся за соломинку.
– Отрепетируешь заранее! Все! Иди!
– Знаете что? Вы не имеете права! Вы – бездушная, злая женщина! – Валя и сам не ожидал от себя такой наглости.
– Оскорбления тебе не помогут. Я сказала – будешь работать. Иди!
– Никуда я не пойду, пока вы не дадите мне отгул! Вы – бессердечный человек и никчемный руководитель!
– Не испытывайте мое терпение, молодой человек! – Гингема перестала отвечать на вопросы теста.
– Вы делаете из коллектива – казарму! Мы не обязаны пахать, как проклятые, в какой-то забегаловке!
– Что??? – Гингема наконец-то вспыхнула. – Забегаловке??? Вон отсюда! Можешь не приходить – ни двадцать пятого, ни завтра! Ты уволен!
Валя молча развернулся и вышел. В голове крутилась только одна мысль: "Я проведу с Машей двадцать пятого целый день!".
***
– Корольков? Что ты тут делаешь? – Маша открыла дверь в домашнем костюме и с книжкой в руках.
– Маш, только не ругайся! Твой адрес я выпытал у Олеськи – раскололась за дисконтную карту в какой-то модный магазин, которую я у мамы выпросил.
– Да, Олеська – находка для шпиона! Но я же сказала тебе по телефону, что не пойду сегодня никуда. Учусь, – для наглядности Маша помахала перед Диминым носом книжкой.
– Ну, это ты по телефону сказала, – подмигнул Димка, – а я положил трубку и подумал: "Вдруг я плохо расслышал? У нас линия старая – в трубке все шипит! Ведь "не пойду" и "пойду" различаются только коротким "не". И это "не" могло оказаться простым шорохом на линии. Представляешь, если ты сказала "пойду", а мне послышалось "не пойду" – я не зашел за тобой, и ты обиделась…"
– Хватит заливать! Диалектик!
– Маша, кто там? – послышался из комнаты голос отца. Через минуту в коридоре оказался и сам обладатель голоса.
– Дмитрий, приветствую!
– Добрый день, Анатолий Борисыч, – Дима протянул руку и получил в ответ мега-сильное рукопожатие. – Вот, пытаюсь выудить вашу дочь из дома – на улице теплый солнечный денек, а она дома сидит. Так никакого иммунитета не будет, а впереди – экзамены, болеть нельзя!
– Маш, ну что же ты так пренебрегаешь своим здоровьем?
– Пап, ну тебя вот тут только не хватало! Я же сказала – буду учиться сегодня.
– Ты и так все время учишься! Скоро не девушка будешь, а стеллаж с книжками. Я тебе настоятельно рекомендую пойти с Дмитрием прогуляться. Хотя бы ненадолго.
– Да, мы не долго – пару часиков, – вставил Корольков свои "пять копеек".
– Сговорились, – процедила Машка и побрела в свою комнату – одеваться.
– Спасибо, Анатолий Борисыч! – искренне поблагодарил Димка.
– Ну, я же знаю, какой у нее характер тяжелый – умная да упрямая, – махнул в сторону дочкиной комнаты глава семьи Ивановых. – Боюсь, замуж она у нас с таким характером никогда не выйдет. Хотя поклонников, как ни странно… – Анатолий Борисыч кивнул на стенку возле звонка в их квартиру – вся она была испещрена маркерными признаниями Машкиных достоинств и обожжена любовным пылом спичечных фраз, не менявших свое содержание и тональность со времен Ромео и Джульетты.
– Да что Вы! Выйдет обязательно! Она же прекрасна! – не в силах оторвать взгляда от "стены мужского плача" пролепетал Корольков и болезненно закусил губу.
Папа хитро улыбнулся, а Маша вышла из комнаты, всем своим видом подтверждая последнюю фразу Димки.
– Ну, идем?
– Идем.
– Хорошо вам повеселиться! – помахал рукой Анатолий Борисович.
– Спасибо тебе, папочка, – сквозь зубы процедила Маша.
– Прикольный у тебя папа! – прокомментировал Дима, придерживая тяжелую дверь подъезда.
– Уж куда прикольней! Ему недавно аппендицит вырезали, так он теперь говорит, что чувствует, как все его внутренние органы борются за освободившееся место!
***
– Мам, что лучше – рубашка с жилеткой или майка с пиджаком? – чтобы посоветоваться с мамой по поводу того, что надеть на Последний звонок, Димке пришлось встать в пять утра – мама как раз в это время еще не спит.
– А рубашка с пиджаком не получается?
– Получается. У престарелых…
– Ну, тогда рубашка с жилеткой. Ты для этого на два часа раньше встал – со мной посоветоваться по поводу одежды и сделать по-своему?
– Да. Вообще-то не совсем. Я еще хотел посоветоваться по поводу Маши.
– Давай, постараюсь дать совет не как у престарелых.
– Понимаешь, Маша нравится не только мне. Еще Ване Богданову и Вале Арбузову.
– Ничего себе конкуренция, – позавидовала мама Машиной популярности.
– Мы с Богдановым договорились – ведем открытую борьбу, а там уж как получится.
– Молодцы! Настоящие мужчины!
– Но с Арбузовым-то мы не договорились! А он ей песни поет собственного сочинения, и вообще ходит с таким видом, что еще немножко – и Машка точно будет с ним!
– Тоже молодец, борется парень!
– Мам! – Дима напомнил, на чьей она стороне.
– Но ты же все равно самый лучший! – спохватилась мама.
– Мам, объективно: у меня нет шансов?
– А что делаете для Маши вы с Ваней?
– Ваня водил ее в кино. А я – в зоопарк.
– И?
– Не знаю… Сходили, посмотрели на зверей. Многие очень неприятно пахли.
– Сынок, меня интересует не как звери пахли, а как ты за девушкой ухаживал.
– Купил ей леденец на палочке, один раз подсадил, чтоб она повыше залезла – было много народа, а ей очень мишек белых посмотреть хотелось.
– Как подсадил?
– Ну как, приподнял, а она залезла на бордюр…
– Вот уж не думала, что это скажу! Сынок, надо же было на плечи себе сажать, а не на бордюр! Мальчик мой, прикосновение – первый шаг к успеху!
– А потом я поступил еще хуже! Я ее вообще потерял.
– Как?
– Она пошла к вольеру посмотреть птиц, а я отвлекся на детей, которые жирафа кормили. Там на клетке огромными буквами написано "Зверей не кормить", а они ему булку совали! Вот я и начал им объяснять, что этого делать нельзя, одного даже пришлось за ухо потаскать немножко, чтоб понял. В общем, пока туда-сюда, Маша ушла к птицам, а потом еще куда-то. В общем, я ее уже в зоопарке не встретил и домой не проводил… Что мне теперь делать? Я проиграл?
– Ни в коем случае! Мы сейчас разработаем план, который сегодня же исполним. Я тебе помогу. И ты сделаешь их всех – и Богданова, и Арбузова, и кого бы то ни было еще в ее, как я понимаю, не коротком списке поклонников!
– Угу… – грустно отозвался Димка, почему-то сразу вспомнив исписанную любовными признаниями стенку возле Машиной двери.
XIV
– Садись! – командует Люська так, что Никита громко сглатывает и тихо садится на дизайнерский стул возле большого стола в Люськиной гостиной. – Машка, выходи!
– Люсь, я тут. Ты только не нервничай, – Маша выплывает из-за угла кухни. Яркое красное платье напоминает Никите о его кровоточащем и нервно пульсирующем сердце.
– Как ты уже понял, я все знаю! – Люська мечет из глаз в Никиту снопы ярких жестоких искр.
– Люсь, ничего не было! Честно! – начинает Никита. – А жаль… – опрометчиво вздыхает он.
– Жаль? – Люськин голос больше похож на писк.
– Люсь, подожди, ты же знаешь – это ему сейчас жаль! А скоро будет все равно, – пытается Маша охладить пыл подруги.
– Что значит скоро? Что значит все равно? – Никита ерзает на стуле, почему-то вспоминая раскаленный мангал на даче Люськиных родителей.
– Но сначала немного самоанализа, – игнорирует Маша вопросы Никиты. – Скажи, Никита, что ты чувствовал к Люсе до того, как она познакомила тебя со мной? Какие у вас были отношения?
Никита поворачивается к Люсе всем своим видом требуя поддержки и разъяснения этой нелепой ситуации и странных вопросов. Но Люся сейчас не выглядит женщиной, готовой кому-либо помогать.
– Ну, нормальные были отношения, – начинает Никита.
– Стоп-стоп! – прерывает его Маша. – Слово "нормальный" запрещено. Вспоминай хорошо, полноценно, в красках. Нам нужна полная достоверная картина твоих чувств по отношению к Люсе.
– Хм… Когда мы познакомились, а точнее еще утром того дня, я почему-то почувствовал, что сегодня встречу необыкновенного человека, и эта встреча перевернет мою жизнь. Так и получилось.